– Ну и фиг с ними, – жизнерадостно заявила девочка. – Я их все равно терпеть не могу. А можно мне бутерброд?
– Угощайся.
У Насти и Ланы вдруг проснулся зверский аппетит, потом они просто отвалились на плед и блаженно щурились, глядя то на лужок, то в голубое небо.
Марк отошел за деревья в поисках укромного местечка, а на обратном пути решил нарвать букет для своих девочек. Он повернул на луг и через десять минут вернулся чуть ли не с охапкой цветов.
К его удивлению, больше Ланы цветам обрадовалась Настя.
– Вау, – сказала она. – Какие разные… я думала, тут только ромашки бывают.
– Где тут?
– Ну, в необжитых местах.
– Эх ты, дитя города! Ромашки само собой. Но на лугах и в лесу много других цветов.
– А вот это что? – Тонкие пальчики девочки потянули из кучи пестрых соцветий двуцветное растение. На одном стебле сидели желтые и фиолетовые цветочки.
– Это называется иван-да-марья, – сказал Марк. – Ну, то есть у него есть и научное название, но я его не знаю. Смотри, сейчас здесь два цвета. А потом в низочке может появиться еще розоватый или голубоватый цвет. Тогда говорят, что у Ивана и Марьи народились детки.
– Прикольно как! А это?
– Это ятрышник.
– Почему?
– Что почему?
– Ну вот про иван-да-марью я поняла. А этот почему ятрышник?
– Не знаю, – покачал головой Марк, разглядывая прямой стебель, на верхушке которого собрали в наконечник пики розовые соцветия.
– А ты что-нибудь знаешь? – ревниво спросила Настя у матери.
– Ну, немножко… Это луговая герань. Из нее можно сделать маникюр…
Следующие несколько минут были посвящены обклеиванию ногтей сиреневыми лепесточками.
Марк задремал на солнышке, но Настя была неугомонна.
– Эй, что вот это, пахнет так сладко?
– Таволга.
– А смешные желтые монетки?
– Пижма, – быстро сказала Лана.
– Ой, а вот это колокольчик! – Настя, как родному, обрадовалась цветочку, который смогла узнать.
Марк вспомнил еще льнянку и с досадой признался, что довольно много названий забыл.
Настя привела букет в порядок, потом потребовала емкость с водой. Марк притащил из багажника ведерко, они налили в него воды из канистры. После чего удовлетворенная девочка раскрыла папку и принялась рисовать цветы.
Марк и Лана, взявшись за руки, побрели по краю леса. Далеко от ребенка уйти они не могли, но между сосен было прохладно и тихо, и они просто медленно шли, болтая ни о чем.
– Вот странно, – говорила Лана. – Ведь и правда, столько цветов, а я не знаю, как они называются. Наверное, это потому, что мы живем в городе и не видим всей красоты.
– Да. Я однажды был в лагере – подростком уже… Вот как Настя, нет, постарше. Тогда-то и увидел все эти цветочки и прочее. У нас был вожатый – большой энтузиаст, любитель природы. Такой высокий тощий парень, но очень серьезный, все его звали уважительно – Васильич. Он говорил: «Стыдно не знать, что растет рядом с дорогой, по которой ты едешь, и кто поет под твоим окном». Брал нас в лес и учил, как называются растения, травы. Гербарий собирали – один на весь отряд, чтобы лишнего не рвать. Еще у Васильича был бинокль, и самой большой наградой было разрешение пойти с ним на заре к озеру и наблюдать за птицами.
Лана замерла и прислушалась:
– Слышишь? Кто это так поет? Раз ты такой специалист, скажи.
Марк покачал головой. Он, честно сказать, уже не слушал птиц и насекомых. Лана выглядела чертовски соблазнительно, и он думал, что если прижать ее вон к той березке…
– Марк, с ума сошел, там Настя одна…
– До Насти три дерева и сто метров. Никуда не денется.
– Ай, кто-то ползет!
– Где?
– За шиворот! С дерева переполз.
– Это муравей, трусиха. Давай я сяду, смотри, какой пенек… иди сюда.
– Ты больной.
– Да? Ну, тогда ты будешь моим доктором. Ну же, доктор, вы собираетесь облегчить мои страдания?
– М-да, это у вас опухоль?
– Нет, нарыв! Иди сюда быстро!
Они вернулись к Насте минут через пятнадцать, хихикая и пряча глаза. Но девочка, поглощенная рисованием, даже не заметила их отсутствия. Они уже собирали вещи, когда на дороге, которая шла от виднеющейся за полем деревеньки, показалась бабка. Она остановилась у машины и цепким взглядом окинула семейство.
– Дочка, – позвала Лану. – Вы в Москву?
– Нет, мы в Дмитров собираемся.
– А, ну ладно. А то, может, подвезли бы меня?
– Бабуль, нам не в Москву…
– А и мне не в Москву. Мне к источнику. Хотела помолиться…
– К какому источнику?
– А вы и не знаете? И-и, есть тут в лесочке, неподалеку, святое место. Так-то не вдруг пройдешь, воды там много. А сейчас лето сухое, так я и хотела… я прошлый год обезножела, на руках меня туда зимой несли. А обратно, вот вам крест, своими ногами шла. Там камень такой лежит, а из-под него вода бежит и журчит так хорошо…
– А далеко это? – спросила Лана.
– Да нет, минут пять по шоссе, на машине-то. Я покажу. Ты бы тоже сходила, дочка, – доверительно улыбнулась она Лане. – Девчонку вон умой святой водичкой, а то бледненькая какая.
– Садитесь, мы вас подвезем, – сказала Лана.
Бабка шустро забралась в машину и всю дорогу вещала о чудесах и о том, каким почтением пользуются у местных камень и источник.
Марк послушно порулил в обратную сторону. Он сам все подобные исцеления считал результатом веры человеческой, но если вера лечит – чего же дурного?
Они бросили машину у шоссе, пошли за старушкой. Та бодро семенила вперед. Настя плелась в хвосте и ныла. Ей было жарко, жалко новые кроссовки, мучили комары… Они нырнули в лес. Земля очень быстро стала влажной, послышался звон воды. Вот и гать, перекинутая то ли через болото, то ли через речушку. Бабка ловко перебралась на ту сторону, ступая мимо гати прямо в воду, благо была она в резиновых сапогах чуть не по колено. Лана заколебалась, глядя на воду, перехлестывавшую через нетолстые деревца, настеленные вкривь и вкось. Марк уже понял, что она все равно туда полезет, раз вбила себе в голову. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего ее понесло в святое место – это ведь тоже своего рода Стена Плача. Черт их поймет, этих женщин. Вот сейчас полезет в воду и пойдет просить о ребеночке. А что ноги застудит и ничего хорошего не получится, это ей в голову не приходит. Он шагнул в воду и сжал зубы, сдерживая рвущиеся с губ резкие слова: водичка оказалась ледяной. Подхватил Лану, перенес на другую сторону потока. Потом так же – Настю. Девочка держалась крепко, чуть не задушила, и негромко, но отчетливо бормотала что-то о маразматиках и ненормальных взрослых, которых носит черт знает куда, потому что у них кризис среднего возраста, а дети страдают.
– Сейчас уроню задницей в ручей, и твои страдания будут оправданы, – прошипел Марк. – Не дави на горло, удавишь!
