Бабакули приготовил чай. Глубоко задумавшись, вы-пил с жадностью пиалу, налил вторую.
Мысли Бабакули безрадостны. В глубине души он начал сомневаться в успехе их предприятия. Зря он пошел на поиски золота, да еще с этим разбойником Ходжанепесом.
Налив третью пиалу, Бабакули погладил камень, лежащий на полу пещеры, и негромко позвал.
— Непес...
— Что тебе?
— Хочу тебе покаяться, как родному. Одно дело сотворил необдуманно.
Ходжанепес рывком повернулся к нему, расплескав из пиалы чай:
— Что натворил?
— Когда мы уезжали, я предупредил братьев, что если не вернусь, через определенный срок, то в этом будет виноват только Ходжанепес. Честное слово, я так теперь жалею об этом, что просто не могу найти себе места. Ведь наша с тобою жизнь зависит от аллаха, вернемся мы с тобой, скажем, через шесть месяцев, или не вернемся. А мои бездельники подождут-подождут, да и подумают, что это дело рук Ходжанепеса. И тогда... — Бабакули запнулся.
— Договаривай.
Тогда начнут мстить твоей семье, — докончил Ба-бакули. — Ах, зачем я эту глупость сотворил? — закричал, запричитал вдруг он. — Возьми лучше кумган и разбей мою дурную голову!..
Лицо Ходжанепеса залилось краской.
— Нет, нет, ты, ради аллаха, ничего не подумай, — торопливо заговорил Бабакули. « У меня нет и никогда не было никаких дурных мыслей или подозрений по отношению к тебе. Ну разве я тебя когда-нибудь хоть чем-нибудь обидел? Моя мама говорила, что когда мы были маленькими, нас кормили одной грудью. Ведь мы как родные братья.
— Потому-то я и решил ничего не скрывать, рассказать тебе все, как родному брату. Не нужно мне было дома говорить такие глупости, — проговорил Бабакули, Выражая сожаление, он кусал губы и покачивал головой.
Напившись чаю, они начали подремывать около догоревшего костра.
Ходжанепес, сбросив с плеч чекмень, укутал им Бабакули и произнес:
— Так тебе будет теплее.
Прежде Ходжанепес не отличался бессонницей: засыпал сразу и спал как убитый. Однако в эту ночь он потерял сон — вскакивал и садился от малейшего движения Бабакули. Бабакули же, чувствуя, что Ходжанепес начал беречь его, спокойно уснул и столь же спокойно проснулся.
Теперь Ходжанепес не давал ему палец о палец ударить: сам беспокоился о конях, сам кипятил чай. А Бабакули, когда оставался один, весело посмеивался своей ловкой выдумке.
Летнее утро предвещало пыльный, жаркий день. Ходжанепес и Бабакули решили раскапывать отмеченную вчера могилу, которую украшал бунчук.
На двоицу них была одна лопата.
Когда пришли на место, Ходжанепес взял лопату, поплевал на ладони и проговорил:
— Ты, Бабакули, стой рядом и вдохновляй меня!
С этими словами он глубоко вонзил лопату в самую верхушку могильного холма.
Разгоряченный Ходжанепес в течение нескольких минут разрыл холм.
Однако дальше дело пошло хуже: под холмом ока-валась очень твердая почва.
— Тут не то что лопатой — топором не пробьешься, — проворчал Ходжанепес, вытирая потный лоб.
— Погляди-ка, — указал Бабакули Ходжанепесу. — Здесь, возле бунчука, почва вроде немного разрыта а взрыхлена.
Действительно, почва в этом месте оказалась помягче, и потерявший было надежду Ходжанепес снова принялся за работу, воспрянув духом.
Через какое-то время, когда Ходжанепес выбросил очередную лопату с землей, в глубине ямы показалась небольшая дыра, величиной с кулак.
Ходжанепес от неожиданности оступился, и почва хлынула в отверстие.
— Ты неуклюжий! Золото перемешаешь с землей. Давай сюда лопату, — сказал Бабакули.
Он спрыгнул в яму и принялся с большой осторожностью расширять отверстие.
Ходжанепес стоял рядом.
Бабакули неожиданно замер, вглядываясь в отверстие.
— Непес, я что-то плохо вижу, в глазах туман... Глянь-ка в отверстие.
— А что?
— Мне кажется, там что-то лежит.
Оба, нагнувшись, некоторое время пристально вглядывались в темное отверстие, из которого тянуло сыростью.
— Да, там явно что-то есть, — подтвердил Ходжанепес дрожащим голосом. — Какой-то предмет округлой формы.
— Значит, не зря люди говорили, что бай зашил все свое золото в верблюжью шкуру, — радостно произнес Бабакули. — Видимо, это оно и есть.
— Дай бог.
— Ну-ка, попробуй осторожно достать его, — посоветовал Бабакули.
Ходжанепес, подчиняясь его словам, стал на колени, засунул руку в отверстие, ухватился за неизвестный предмет и радостно закричал:
— Ты прав, Бабакули! Это не что иное, как золото, зашитое в верблюжью шкуру.
— Тащи его.
— Ой, какая тяжелая, руки отрываются! Давай помоги мне, — сказал Ходжанепес.
Бабакули, опустившись рядом на колени, тоже просунул в отверстие руку, но в этот самый момент Ходжаиепес выронил предмет, упавший на дно с глухим звуком.
— Упала, — с досадой сказал Бабакули.
— А ты почему не помог сразу? — рассвирепел Ходжаиепес. — Ждешь особого приглашения, что ли?
Бабакули предложил:
— Давай сначала расширим отверстие.
Оба, позабыв обо всем на свете, волнуясь и мешая друг другу, принялись за дело.
Внезапно в двух шагах от них послышалось громкое шипение. Ходжанепес и Бабакули вскочили.
Из малозаметной норы, прорытой среди камней, высунул половину туловища огромный зверь желтовато-песочного цвета. Это был гигантский зем-зем — разновидность ящерицы.
Время от времени зем-зем открывал пасть и высовывал устрашающий язык, раздвоенный на конце, при этом продолжая раздуваться.
Ходжанепес вытащил наган:
Бабакули удержал его руку:
— Тогда мы погибнем. Это аллах являет нам чудо! Нужно бежать отсюда.
И оба поспешно покинули разрытую могилу.
* * *
Пока басмачи во главе с Менджаком сидели вокруг костров и обгладывали жирные бараньи ребрышки, чабаны по приказу Джомарт-бая перегоняли баранов в низину. Стадо медленно двигалось, поднимая тучи пыли и громко блея.
После еды Джомарт-бай произнес молитву. Затем поднялся и обратился к басмачам. Говорил он негромко, но каждое его слово слышали все:
— Джигиты! Спасибо за то, что вы перешли под мое начало. Аллах благословит вас! А пока, как и обещал, дарю каждому из вас по двадцать баранов. Если вы уже отдохнули после долгой в трудной дороги, то подойдите к отаре, выберите себе каждый по два десятка баранов и поставьте каждый свое клеймо. И знайте, джигиты: слово Джомарт-бая святее материнского молока!..
Едва бай произнес последнее слово, как басмачи, вытаскивая на ходу клинки из ножен, бросились к отаре.
В низине поднялся ужасный шум. Крики басмачей смешивались с блеянием баранов.
