Следует подчеркнуть, что документы не подтверждают существование принципиальных, «программных» противоречий между сталинскими соратниками. Они боролись за влияние на Сталина, за его благосклонность и старались скорее очернить друг друга в глазах Сталина, чем отстоять определенные решение или инициативы. В этой борьбе существовали определенные правила. Конкуренты имели право поставлять Сталину компрометирующие материалы друг на друга, но решения об использовании этих материалов, о прощении или наказании, о степени наказания, мог принимать только сам Сталин. Это касалось и содержания компромата. Соратники могли обвинять друг друга в служебных ошибках, превышении полномочий, халатности, недосмотре за подчиненными и т. п. Однако политические оценки, обвинения во «вредительстве», «шпионаже» и т. д. могли исходить только от Сталина. Все эти правила в полной мере проявились в 1949 году, в ходе так называемого «ленинградского дела». Однако хронологически первой акцией, которая свидетельствовала о сталинской решимости подвергнуть систему высшей власти новой реорганизации, был новый раунд атак против Молотова, а также снятие Молотова и Микояна с министерских постов.
Смещение Молотова и Микояна
Регулярные нападки на соратников, как уже говорилось, были обычным методом, при помощи которого Сталин контролировал членов Политбюро. В. М. Молотов в силу причин, о которых уже говорилось в первой главе, был одной из главных мишеней сталинских атак. Поводом для очередного демарша в послевоенные годы стали поправки Молотова к проекту конституции Германии. Получив этот документ в отпуске на юге, Сталин 21 октября 1948 года направил шифротелеграмму на имя Г. М. Маленкова, в которой говорилось, что замечания Молотова «неправильны политически и ухудшают конституцию. Нужно сообщить немцам, что поправки не отражают позицию ЦК ВКП(б), и ЦК ВКП(б) не имеет намерения вносить в конституцию какие-либо изменения, считая немецкий проект конституции правильным»[239]. Эта телеграмма, как указал. Сталин, предназначалась «для друзей» и поэтому была направлена, помимо Маленкова, Молотову, Вознесенскому, Кагановичу и Косыгину (Берия и Микоян, вероятнее всего, находились в отпуске). Несмотря на ограниченность рассылки, фактически сталинские требования означали политическую компрометацию Молотова, как минимум, еще и в глазах немецких лидеров. Эта очередная атака против Молотова в какой-то мере могла быть связана с недовольством Сталина ситуаций в Германии. Однако главной причиной сталинских нападок было, скорее всего, нараставшее напряжение между Сталиным и Молотовым в связи с фабрикацией дела против жены Молотова П. С. Жемчужиной.
В 1920-е — начале 1930-х годов Жемчужина, как и сам Молотов, была близка к семье Сталина, дружила с его женой Н. С. Аллилуевой. Самоубийство Аллилуевой в конце 1932 года ожесточило Сталина и, вполне возможно, зародило в нем неприязнь к Жемчужиной. Несмотря на то, что в 1930-е годы Жемчужина делала успешную карьеру и достигла должности наркома рыбной промышленности, в 1939 году она была обвинена в политической неразборчивости и невольном покровительстве «вредителям» и «шпионам» в ее окружении. До ареста тогда дело не дошло. Жемчужину лишь понизили в должности[240]. В 1948–1949 годах Жемчужина, еврейка по национальности, стала одной из жертв нараставшей антисемитской кампании. Дело против Жемчужиной фабриковалось в тесной связи с делом Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Из арестованных по делу ЕАК в МГБ выбивали показания против Жемчужиной, которые докладывались Сталину. Предрешив арест Жемчужиной, Сталин потребовал, чтобы Молотов развелся с ней. Несколько десятилетий спустя Молотов рассказывал: «Сталин подошел ко мне в ЦК: “Тебе надо разойтись с женой!” А она мне сказала: “Если это нужно для партии, значит, мы разойдемся”. В конце 1948-го мы разошлись»[241].
29 декабря 1948 года на рассмотрение Политбюро была вынесена справка за подписью председателя КПК М. Ф. Шкирятова и министра госбезопасности В. С. Абакумова. Жемчужиной ставились в вину связи с «еврейскими националистами» и участие в похоронах их «руководителя» С. Михоэлса; «распространение провокационных слухов о смерти Михоэлса»; участие 14 марта 1945 года в религиозном обряде в московской синагоге[242]. Как вспоминал позднее Молотов, «когда на заседании Политбюро он [Сталин] прочитал материал, который ему чекисты принесли на Полину Семеновну, у меня коленки задрожали. Но дело было сделано на нее — не подкопаешься. Чекисты постарались»[243]. Политбюро вынесло решение об исключении Жемчужиной из партии. Молотов нашел в себе силы воздержаться при голосовании[244]. Возник конфликт. О степени его напряженности может свидетельствовать то, что три недели спустя, 19 января 1949 года, Сталин распорядился размножить и разослать Берии, Булганину, Косыгину, Маленкову, Микояну, Вознесенскому и самому Молотову (т. е. членам руководящей группы) переписку ноября-декабря 1945 года об ошибках Молотова в связи с зарубежными корреспондентами[245]. В новом контексте эти материалы представляли действия Молотова не как случайную ошибку, а как злонамеренную и последовательную позицию. Молотов не устоял перед этим ударом и на следующий день, 20 января, написал заявление на имя Сталина:
«При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П. С. Жемчужины я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что во время не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами, вроде Михоэлса»[246].
Это заявление по поручению Сталина было разослано всем кандидатам и членам Политбюро. На следующий день, 21 января, Жемчужину арестовали[247].
4 марта 1949 года В. М. Молотов был освобожден от поста министра иностранных дел (его преемником стал А. Я. Вышинский). Одновременно А. И. Микоян был заменен на посту министра внешней торговли М. А. Меньшиковым. Оформление этих постановлений в подлинном протоколе Политбюро показывает, что они были приняты на встрече Сталина, Маленкова, Берии и Булганина (сами постановления написаны рукой Маленкова). Поскольку за 3 и 4 марта 1949 года в журнале записи посетителей кабинета Сталина пропуск, можно предполагать, что встреча состоялась на сталинской даче. О принятом решении Сталин сообщил Поскребышеву, который дополнительно опросил Микояна, Молотова, Вознесенского, Косыгина, Шверника и Ворошилова. Все они проголосовали за резолюции о снятии Молотова и Микояна, однако Ворошилов высказал свое мнение в такой форме, которую можно было принять за сомнения: «Если народ за, то я тоже»[248]. Утверждение этих решений опросом, без участия Молотова и Микояна свидетельствовало об определенной осторожности Сталина. Возможно, он опасался неприятных объяснений на заседании Политбюро в полном составе.
В последующие недели смещение Молотова и Микояна с постов министров сопровождалось серией решений, которые конструировали новую систему согласования внешнеполитических и внешнеэкономических решений. 12 марта 1949 года Политбюро создало постоянную комиссию по вопросам внешней политики и связям с иностранными компартиями. Она получила название Внешнеполитическая комиссия ЦК ВКП(б) (ВПК). Функции ВПК, утвержденные специальным постановлением Политбюро от 18 апреля 1949 года, в значительной мере повторяли функции отдела внешних сношений ЦК, на базе которого и создавалась Внешнеполитическая комиссия: осуществление по поручению ЦК связей с компартиями зарубежных стран; изучение руководящих кадров компартий; подготовка мероприятий, связанных с участием ВКП(б) в Коминформе; контроль за международными контактами советских общественных организаций (ВЦСПС, ВОКС, Союза писателей и т. п.); направление политической работы среди советских граждан за рубежом, не занятых в советских учреждениях; наблюдение за политической работой среди находящихся в СССР политэмигрантов[249]. Молотову поручалось курировать Внешнеполитическую комиссию. По существу, это означало ограничение сферы его деятельности второстепенными, пропагандистско-информационными аспектами внешней политики.
От наблюдения за более существенными решениями, проходившими через Министерство иностранных дел, Молотов формально был отстранен. Для этого 9 апреля 1949 года Политбюро утвердило специальное постановление о порядке рассмотрения вопросов, связанных с внешними сношениями. Вопросы министерств иностранных дел и внешней торговли представлялись теперь непосредственно в Политбюро новыми министрами Вышинским и Меньшиковым[250]. Показательно, что из проекта этого постановления Сталин вычеркнул следующий пункт: «Поступающие в Совет министров СССР вопросы, касающиеся внешнеполитических сношений, вносятся непосредственно в Политбюро ЦК ВКП(б) т. Молотовым, а вопросы, касающиеся внешних экономических отношений, — т. Микояном»[251].
