Вот мусор, который я выбпасывал, — показал я на яичную скорлупу и обёртки от конфет.
— Посмотрим, оставайтесь здесь, — бросил мне на ходу старший и споро нырнул внутрь.
Второй гэбэшник, которого вроде бы назвали Мишей, остался рядом со мной и даже предложил мне сигарету из пачки «Стюардессы». Я сказал, что не курю, довольно благожелательным голосом. Ждали мы недолго, через пять минут Трушечкин вынырнул из глубин вагона, тяжело спрыгнул на песок и произнёс следующее:
— Вот это что такое, Антон Палыч? — и он показал лежащий у него на ладони кубик, очень похожий на то, что через несколько лет придумает венгерский инженер Эрне Рубик.
— Понятия не имею, товарищ (сделал я упор на такой приставке) Трушечкин. Кроме меня, в этом вагоне кто угодно мог побывать, так что даже не пытайтесь пристегнуть эту игрушку ко мне.
— То есть вы в курсе, что это игрушка? — попытался подловить меня он
— Да я просто так её назвал, — пошёл в отказ я, — на вид очень похоже на игрушку, а так-то кто его знает.
— А вот мы сейчас её проверим, что это за игрушка, — неожиданно вступил в разговор второй, который Миша. — Дайте её сюда, Анатолий Абрамыч.
Опа, подумал я, а интересные люди у нас в спецслужбах работают… я-то думал их всех вычистили во времена Хрущёва. А Трушечкин, внезапно оказавшийся Абрамычем, протянул кубик Мише.
— Смотри-ка, у него грани вращаются, — тут же сообщил Миша, покрутив в руках эту штучку.
А я задумался — неужели же просмотрел четвёртый артефакт Жмени? Да не может быть, он их три штуки доставал, я ровно эти три штуки и засунул в сумку, когда на Сортировку собирался.
— И наверно все грани можно собрать, чтоб они одного цвета стали, — продолжил свои научные изыскания Миша, но тут в лесу что-то серьёзно громыхнуло.
— А это ещё что такое? — обернулся старший. — Антон Палыч, вы в курсе?
— Не очень, — честно признался я, — давайте вместе посмотрим.
И мы все втроём перепрыгнули глубокую канаву, которая тянулась вдоль железнодорожных путей, и углубились в лесок примерно в сторону шума, который только что раздался. Углубляться пришлось не слишком далеко, буквально через полсотни метров, которые мы одолели, с трудом пробравшись через густой подлесок, обнаружилась вывороченная наружу земля, песок пополам с глиной, и приличных размеров воронка.
— Снаряд что ли какой старый взорвался? — принялся размышлять вслух старший.
— Откуда здесь старые снаряды? — логично возразил ему второй, — тут военных действий с гражданской войны не было.
— Ну может у вояк склад какой был, да они забыли чего-нибудь, когда переезжали… — продолжил свою умственную деятельность Абрамыч, а Миша подозрительно прищурился в мою сторону и спросил:
— Ничего такого не случалось, когда ты здесь прятался? — исподволь перешёл он на более вольную форму общения.
Я решил ничего не скрывать на этот счёт (всё равно ведь найдут) и ответил честно:
— Случалось… ещё один такой же взрыв был, только с другой стороны путей, — и я рукой показал, где.
— Пойдём, покажешь, — скомандовал старший, и мы перепрыгнули через железку на другую сторону.
Землянка, кою разворотило три дня назад, когда я задел палочкой железную окантовку столика, была на месте. Ничего с ней не сделалось.
— Ого, — высказался Абрамыч, — а здесь взрывчик-то посерьёзнее был… а что это там за брёвна?
Тут уже я не выдержал и прокомментировал его высказывание:
— Скорее всего это схрон старообрядцев, их много в наших краях раньше жило. А потом они на север области откочевали.
— Надо посмотреть, что там в этом схроне, — решительно высказался Миша, снял плащ, отдал его старшему, а сам спрыгнул в яму.
— Ты это… — напутствовал я его, — поосторожнее там, мало ли что.
— Не волнуйся, Палыч, — бросил он мне через плечо, — мы и не в таких переделках бывали.
И он скрылся в темноте… вернулся на свет через минуту примерно, костюм его был испачкан в двух местах, а в руках у него был мешок с чем-то тяжёлым.
— Держи, Абрамыч, — протянул он мешок напарнику, — там ещё иконы есть, но я их уж не стал трогать.
Абрамыч помог ему выбраться из ямы, после чего мы все втроём заглянули внутрь мешка — там были старинные книги в тяжёлых переплётах, некоторые даже и железными застёжками.
— Стоит это дело, наверно, немалых денег, — предположил я.
— Да уж это как пить дать, — согласился Абрамыч, — но мы что-то отвлеклись. Поехали назад.
Мы загрузились обратно в Волгу, но Миша, который тут за водителя был, трогаться почему-то не поспешил, а вместо этого они оба обернулись на заднее сиденье, немного посверлили меня своими строгими взглядами, а затем Абрамыч выдал следующее:
— Вот что, дорогой Палыч, — сказал он проникновенным тоном, — мы ведь знаем, что игрушки эти у тебя где-то спрятаны. И даже их количество и примерное описание у нас есть?
— Ну и что же там описано в вашем описании? — угрюмо спросил я, — чисто из любопытства спрашиваю.
— Удовлетворю твоё любопытство, так уж и быть, — и Абрамыч достал из кармана чёрного-пречёрного пиджака ещё одну бумажку, сложенную так же вчетверо. — Шарик там у тебя должен быть, предположительно зелёный, а еще пирамидка и полосатая палочка. И у тебя сейчас ровно два выхода — или ты всё это дело добровольно нам выдаёшь, тогда можешь быть свободен, как птица… — и он показал на пролетающую над нами ворону, — как эта вот…
— А второй вариант какой? — хмуро осведомился я.
— По второму варианту ждёт тебя, касатик, длинная дорога в казённый дом, где ты будешь питаться казёнными харчами.
— А вот интересно, с какой формулировкой вы меня закрыть собираетесь? — решил уточнить я.
— Раз интересно, поясню — по обвинению в государственной измене. Статья 64 пункт А УК РСФСР.
— Ну ни хрена ж себе, — с трудом сумел восхититься я, — и как же я смог совершить измену в нашем закрытом от иностранцев городе и в полутора тысяч километрах от ближайшей границы?
— Органы разберутся, — флегматично заметил Абрамыч, — ну так как, Палыч, по какому пути пойдёшь? По первому или по второму?
Я закрыл глаза, вдохнул и выдохнул раз пять подряд, потом открыл глаза и заявил:
— По первому, конечно. Только вот этот кубик к моим игрушкам никакого отношения не имеет.
— А откуда ж он взялся в этом вагоне? — тут же уцепился за мои слова Миша.
— Честное пионерское — понятия не имею. Могу перекреститься, если надо.
— Ладно, поверим… — сменил Абрамыч выражение лица с волчьего на добродушное, — так где, говоришь, ты там их сховал? — употребил он почему-то такой украинизм.
— Обратно к моему дому подъезжайте, — хмуро
