Глаза Педро блестели так, что нельзя было не увидеть их в полумраке, — так блестят робкие росинки в первых лучах солнца. Будь проклят Педро с его взглядом! Будь проклят плотник, который отстраивал душевую и не удосужился законопатить щели между досками! Когда Педро приблизился к ней с плохо скрываемым вожделением во взгляде, она выскочила из короба, едва успев что-то на себя накинуть. В два счета добежала она до спальни и закрылась на ключ.
Тита едва успела привести себя в порядок, как постучалась Ченча и сообщила, что Джон только что приехал и ожидает ее в гостиной. Она не могла спуститься к нему сразу же — нужно было еще накрыть на стол.
Под скатерть нужно подложить подстилку, чтобы бокалы и тарелки, ударяясь о столешницу, не звенели. Подойдет белая, в тон скатерти, фланель. Тита осторожно расправила ее на огромном столе на двадцать персон, который использовался в их доме лишь в особых случаях. Она старалась не шуметь, даже затаила дыхание, чтобы услышать разговор Росауры, Педро и Джона. Не дожидаясь, пока дело дойдет до конфликта, Тита быстро расставила тарелки, бокалы, солонки и подставки для ножей, разложила столовое серебро. Потом она вставила свечи в нагреватели для блюд первой, второй и третьей смены, а сами нагреватели закрепила на серванте. Сбегала на кухню и принесла несколько бутылок бордо, которые загодя поставила в водяную баню. Вино достают из подвала за несколько часов до подачи на стол и помещают в теплое место, чтобы, слегка нагревшись, оно раскрыло свой вкусовой букет. А так как Тита запамятовала и не позаботилась об этом заблаговременно, пришлось искусственно ускорить процесс. Оставалось установить посреди стола бронзовую позолоченную вазу для цветов, но сами цветы, чтобы они дольше сохраняли свежесть, лучше вносить за мгновение до того, как гости рассядутся за столом. Так что Тита поручила это Ченче, а сама, шелестя накрахмаленным платьем, помчалась в гостиную.
Открыв дверь, она застала Джона и Педро ожесточенно спорящими о политической ситуации в стране. Оба, казалось, забыли об элементарных правилах приличия, гласящих, что во время приемов не стоит затрагивать конкретных персон, трагедии и неприятности, а также религию и политику. Появление Титы заставило обоих понизить тон и перевести беседу в чуть более спокойное русло.
В такой не самой располагающей обстановке Джон решился попросить руки Титы, и Педро на правах главного мужчины в доме, насупившись, дал согласие, после чего принялись обсуждать детали. Когда перешли к выбору даты, Джон попросил немного повременить. Он хотел отправиться на север США и привезти свою тетушку, последнюю оставшуюся в живых, чтобы та могла присутствовать на свадьбе. Титу такая перспектива мало обрадовала: ей хотелось как можно скорее уехать с ранчо, избежав тем самым опасной близости Педро.
В знак серьезности намерений Джон надел на палец Тите великолепное кольцо с бриллиантом. Тита долго любовалась игрой света на его гранях. Блеск бриллианта тут же напомнил ей, как сверкали глаза Педро, когда он увидел ее обнаженной. Тут же пришло на ум стихотворение индейцев-отоми, которому в детстве обучила ее Нача:
В капле росы светит солнце.
Капля росы высыхает,
В моих глазах сияешь ты,
И я живу, и я живу.
Росауру тронули слезы в глазах Титы — она приняла их за слезы счастья. Впервые со дня свадьбы ее не грызла совесть за то, что она, сама того не желая, отняла возлюбленного у сестры. Обрадовавшись, она раздала всем бокалы с шампанским и предложила выпить за здоровье жениха и невесты. Педро с такой силой ударил бокалом о бокал Джона, что он разлетелся на тысячи осколков, залив всех, кто стоял рядом.
В этот момент в дверях возникла Ченча и провозгласила: «Пожалуйте за стол». Эти слова волшебным образом успокоили собравшихся и вернули вечеру, казалось бы, утраченную торжественность. Когда речь заходит о еде, важность которой очевидна всякому благоразумному человеку, лишь хворые и глупцы могут думать о чем-то другом. А поскольку ни тех, ни других среди присутствующих не наблюдалось, вскоре все в добром расположении духа расселись по местам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ужин прошел как по маслу, чему немало поспособствовала Ченча, которая продемонстрировала в этот вечер верх услужливости и предупредительности.
Чампандонго удалось Тите не так, как другие блюда, возможно, оттого, что она готовила его в дурном настроении, но нельзя сказать, что оно вовсе не получилось. Испортить изысканный вкус чампандонго никакому дурному настроению не под силу. Под конец вечера Тита проводила Джона к двери, и он подарил ей долгий поцелуй. К утру он собирался отправиться в путь, чтобы как можно скорей вернуться.
Вернувшись на кухню, Тита поблагодарила Ченчу за помощь и отправила ее приводить в порядок комнату, которую отвели ей и Хесусу. Прежде чем заселяться, нужно было вывести клопов из матраса. Служанка, жившая в этой комнате до них, буквально наводнила кровать этими маленькими прожорливыми чудовищами, а у Титы, у которой с рождением Эсперансы прибавилось хлопот, все никак не доходили руки их вытравить.
Лучшее средство от клопов — пол-унции скипидарной эссенции и столько же камфарного порошка на стакан винного спирта. Смешать и разбрызгать в местах скопления клопов. Они полностью исчезнут.
Тита, вымыв пол на кухне, принялась расставлять по местам горшки и посуду. Спать ей не хотелось, а ворочаться в постели от бессонницы — тем более. Ее обуревали противоречивые чувства, и не было для нее лучше способа упорядочить их, чем навести порядок. Взяв большой глиняный горшок, она понесла его в темную каморку, служившую матушке Елене ванной комнатой. После ее смерти все по-прежнему предпочитали мыться во дворе, а комнатушку переоборудовали в кладовую.
Тита осторожно переступала через сгруженный на полу хлам, пробираясь к полке, где хранилась утварь, которой пользовались лишь время от времени. В одной руке она сжимала горшок, а другой держала перед собой керосиновую лампу. Вдруг чья-то тень скользнула в каморку и осторожно прикрыла дверь. Почувствовав движение за спиной, Тита обернулась, и лампа выхватила из темноты лицо Педро.
— Педро, что вы здесь делаете?
Не говоря ни слова, он подошел к ней, погасил лампу, привлек ее к себе и потянул туда, где стояла железная кровать, некогда принадлежавшая Гертрудис. На этой-то кровати Педро и лишил Титу девственности, заставив познать настоящую любовь.
Росаура бродила по спальне, пытаясь убаюкать дочь, которая рыдала не переставая. Проходя мимо окна, она заметила странное сияние, исходящее из темной комнатушки. Фосфоресцирующие завитки взлетали в небо, подобно искрам бенгальских огней. Напрасно звала она то Титу, то Педро, чтобы кто-нибудь разобрался, что происходит. На ее крик заглянула лишь Ченча, которая как раз собралась поменять белье. Увидев такое невиданное диво, Ченча впервые в жизни не нашлась что сказать — просто стояла и хватала губами воздух, как рыба. Даже малютка Эсперанса притихла и с любопытством взглянула на нее. Между тем Ченча, выйдя из оцепенения, рухнула на колени и принялась молиться, то и дело осеняя себя крестом.
— Пресвятая Дева, забери к себе на небо душу матушки Елены, чтоб не блуждала она в мрачной юдоли чистилища.
— Ченча, что ты такое говоришь?
— Да неужто сами не видите? Это ж призрак матушки вашей, покойницы. Должно быть, расплачивается теперь, бедняжка. Вы уж как хотите, а я в то гиблое место ни ногой!
— Я тоже!
Знала бы бедная матушка Елена, какую бесценную услугу она оказала той ночью Тите и Педро, отпугнув от них Росауру и дав обоим возможность безнаказанно предаваться любовным утехам на кровати Гертрудис! Она бы воскресла и умерла снова!
Продолжение следует…
Рецепт девятый:
шоколад и «Крендель волхвов»
Глава IX