Адмиралу Шнивинду передали: «Ждите возвращения вашего самолета».
Тем не менее пятнадцатью минутами позже, в 18.00, командующий немецкой эскадрой приказал «Тирпицу» и сопровождающим его кораблям сняться с якоря, и они теперь выходили из Вест-фьорда в море.
Успешная воздушная разведка якорной стоянки «Тирпица» в Тронхейме вызвала большое оживление в работе телетайпных постов в штабах немецкого флота. Немецкое командование понимало: поскольку союзники знали, что «Тирпиц» вышел в море, это, очевидно, окажет большое влияние на их планы использования сил прикрытия конвоя.
Приблизительно в то же время, когда «Тирпиц» выходил из Вест-фьорда, генерал-адмирал Карле направил подробную информацию Шмундту,[9] Кюммецу, штабу руководства войной на море, командующему 5-й воздушной армией и адмиралу Шнивинду:
«Оценка обстановки на 18.00.
1. В последний раз силы дальнего прикрытия видели в 16.30. Предположительно только один авианосец, однако присутствие двух полностью не исключается. Соединение с авианосцем предположительно следует на восток. Группы линейных кораблей должны будут соединиться в Альтен-фьорде; дальнейшие указания последуют. Подводные лодки обнаружили конвой PQ.17 в точке АВ.3740 <к западу от острова Медвежий> в 15.25. Разведывательный полет „спитфайера“ над Аас-фьордом <Тронхейм> в 14.20, возможно, повлияет на движение сил противника.
2. „Лютцов“, „Райдел“, „Галстер“, „Лоди“ в операции не участвуют. Командующий ВМС группы „Север“. Совершенно секретно».
Двумя часами позднее Карле направил командующему немецкой эскадрой линейных сил следующее указание: «Переходите в Альтен-фьорд. Маршрут перехода — внутренний или внешний фарватер — на ваше усмотрение. Донесите намерения».[10]
Однако «Тирпиц» не стоял на якоре в терпеливом ожидании приказов из Киля. В момент получения первой радиограммы Карлса линейный корабль уже шел в направлении к конвою PQ.17. Вторая радиограмма передавалась тогда, когда самолет с «Тирпица» возвратился в Нарвик. Шмундт с ужасом узнал от летчика, что группа кораблей во главе с «Тирпицем» по собственной инициативе Шнивинда вышла в море в 18.00. По получении приказа генерал-адмирала Карлса группа изменила курс и шла теперь в направлении мыса Нордкап.[11] К 10.00 следующего дня — субботы 4 июля — весь немецкий линейный флот послушно расположился в Альтен-фьорде, ожидая из Киля приказа выйти в море и атаковать противника. Поздно вечером 3 июля Гамильтон снова нашел весьма важным для успеха общего плана адмиралтейства, чтобы немцы еще раз увидели его эскадру крейсеров. В 21.00 он соответственно изменил курс кораблей на юго-восток с целью приблизиться к конвою на расстояние двадцати миль. В 22.15 он увидел на горизонте аэростаты воздушного заграждения и почти в тот же момент его корабли были обнаружены двумя немецкими разведывательными самолетами «блом и фосс». Конвой в это время проходил всего на расстоянии около тридцати миль севернее острова Медвежий.
Тревога и гнев Гамильтона, вызванные тем, что Брум не выполнил его указаний провести конвой в семидесяти милях севернее острова, были смягчены полученным им несколькими минутами позднее сообщением Уайтхолла о том, что немцы наконец донесли об обнаружении эскадры крейсеров, «чему я немало обрадовался», доложил он потом командующему Флотом метрополии.
Достигнув цели. Гамильтон повернул эскадру крейсеров еще раз на курс, параллельный курсу конвоя, и повел свои корабли в тридцати милях севернее.
Теперь Гамильтон впервые мог нарушить радиомолчание, и, воспользовавшись этим, он информировал адмиралтейство и своего командующего, что эскадра крейсеров обнаружено, добавив, что намерен провести и конвой и свои крейсера в семидесяти милях севернее острова Медвежий.
Вечером 3 июля волчья стая подводных лодок пробовала приблизиться к конвою: лодки неоднократно пытались подойти на дистанцию для атаки, однако полосы тумана и гладкая поверхность моря неизменно расстраивали их планы. «Условия для действий подводных лодок отвратительные», — жаловался в тот вечер адмирал Шмундт. Командиры его подводных лодок ясно видели огромные торговые суда с готовыми к подъему аэростатами заграждения. Один за другим — Рич, Тейчерт, Байлфелд, Бохман и Саймон- снова и слова обнаруживали конвой, но ни один из них не смог атаковать его. «К нам пытается приблизиться множество подводных лодок, — записал в своем дневнике в этот вечер помощник капитана американского грузового судна „Беллингэм“. — Взрывы глубинных бомб сотрясали корабли весь день». По просьбе капитана 3 ранга Брума за полчаса до полуночи с флагманского корабля Гамильтона катапультировали самолет «волрэс» для противолодочного патрулирования позади конвоя. Одновременно летчики этого самолета передали Бруму повторное указание Гамильтона вести конвой вне пределов четырехсотмильного радиуса действия авиации противника с аэродрома Банак.
Неуклюжий, неповоротливый и тихоходный «волрэс» пилотировали три летчика военно-морской авиации; его максимальная скорость была меньше скорости немецкого поплавкового гидросамолета «блом и фосс». Над конвоем вне досягаемости зенитной артиллерии в это время постоянно барражировали от двух до четырех таких самолетов противника. Взлетевший с крейсера «Лондон» «волрэс» беспрепятственно приблизился к конвою и доставил много неприятностей немецким подводным лодкам, дерзко следовавшим за конвоем в надводном положении на расстоянии нескольких миль. Однако когда запас бензина на «волрэсе» стал подходить к концу, летчики убедились, что не смогут оторваться от конвоя и возвратиться на свой крейсер, так как при попытке сделать это тот или иной немецкий самолет устремлялся за «волрэсом» и обстреливал его. После нескольких неудачных попыток летчик «волрэса» решил посадить самолет внутри походного порядка конвоя, чтобы его взял на буксир один из кораблей охранения.
Однако на «волрэсе» все еще оставались две неиспользованные глубинные бомбы. Не освободившись от них, садиться на воду было опасно. Поэтому, приблизившись к конвою для посадки, летчик сбросил бомбы на свободный участок моря. К сожалению, он забыл перед этим поставить взрыватели на предохранитель, и, ударившись об воду, бомбы взорвались. Ошеломленные артиллеристы на кораблях сразу же решили, что это самолет противника. Сторожевой корабль «Лотос» и траулер «Лорд Мидлтон» открыли по самолету огонь из автоматических многоствольных установок. Тем не менее «волрэс» благополучно приводнился и был взят на буксир тем же траулером, который вел по нему огонь. Чтобы возвратиться к эскадре крейсеров, летчикам предстояло теперь дождаться существенного ухудшения погоды.
Подводные лодки продолжали настойчивые попытки сблизиться с конвоем. Вскоре после полуночи Уайтхолл сообщил командиру сил охранения, что немецкий самолет передает в эфир радиосигналы для наведения на конвой подводных лодок и что адмиралтейством получено несколько радиопеленгов, указывающих на то, что за конвоем следят и доносят его место несколько подводных лодок. Но большего подводным лодкам сделать не удавалось; несмотря на то, что видимость даже в ночное время оставалась хорошей, занять позицию для атаки подводные лодки не могли. Немецкий штаб руководства войной на море отметил без каких-либо комментариев, что пока ни одной из подводных лодок не удалось добиться успеха.
Когда адмирал Шмундт попытался еще раз возразить против приказа двум его подводным лодкам действовать против линейных сил противника, несмотря на то, что запас топлива на этих лодках подходил к концу, а противник был далеко на западе от Лофотенских островов, генерал-адмирал Карле ядовито ответил ему относительно остающихся восьми подводных лодок так: «…отсутствие каких-либо результатов их действий до настоящего времени позволяет предположить, что кроме слежения за конвоем их репертуар исчерпан, а для этих целей восьми лодок вполне достаточно». Чтобы успокоить нервы после такого «фитиля», Шмундт отправился спать.
В ночь на 4 июля один радист из командного состава на американском транспорте «Беллингэм» настроился на радиовещательную волну Германии, когда немецкая радиостанция транслировала комментарии небезызвестного лорда Хау-Хау. На судовой доске объявлений после этого появилась заметка, в которой сообщалось, что Уильям Джойс обещал американским морякам устроить в день их праздника 4 июля «настоящее представление с фейерверком». На другом американском транспорте — «Карлтон» одному моряку припомнились минувшие золотые времена на родине. «Я вспомнил, — писал он позднее своей жене из лагеря для военнопленных в Германии, — что этот день был кануном Дня независимости, и я унесся в своих мечтах в воспоминания о фейерверках и праздничном возбуждении, которое всегда охватывало нас в Балтиморе 4 июля. Как мне хотелось тогда оказаться дома, чтобы снова увидеть все это! Боже, как пренебрежительно мы относимся к будущему!»
