— Господин капитан. Вы понимаете, что, отказавшись сотрудничать, тем самым подписали себе смертный приговор, и я буду вынужден Вас расстрелять?
— Да! И я готов умереть за Великую Германию!
— Ну, что же, Вы сами выбрали свою судьбу! Раздевайтесь.
— Зачем?
— Ваш мундир Вам больше не понадобится, а нам он еще пригодится.
Солдаты вызванного Котовым отделения, отвели раздетого Штокмана к изгороди и расстреляли.
Не знаю, то ли он действительно был такой фанатик, то ли надеялся, что мы его так пугаем, но до последнего момента он стоял, гордо выпрямившись, сохраняя на лице пренебрежительную усмешку. Такое мужество врага достойно уважения.
На лейтенанта, расстрел его командира, произвел убойное впечатление. От страха у него отказали ноги, и конвоирам пришлось тащить его к столу под мышки. Но язык у него работал нормально, так, что Телегин и Миронов не успевали переводить.
Оказывается, он, лейтенант Фриц Хазе, в мастерской отвечал за изготовление новых деталей и станки с электростанцией находились в его ведении. И вообще, послушав его, так получалось, что его, бедного инженера, чуть ли не насильно забрали в армию.
Он же, весь белый и пушистый, ни разу не выстрелил в русских солдат, сочувствует коммунистам и чуть ли не лучший друг Тельмана. В общем "Дружба — Фройндшафт"
Слушая его быструю, сбивчивую речь, я не удержался от замечания.
— Ну что тут сказать, хазе, он и есть хазе!
— Это ты о чем? — спросил Котов.
— "Хазе" — по-немецки — заяц! А заяц он и в Германии — заяц. Кстати, вот Вам и специалист по металлообработке. Я думаю, он будет очень стараться, если ему пообещают сохранить жизнь.
На вопрос, куда двигалась мастерская и какое у них было задание, Хазе рассказал, что вчера на огневые позиции роты артиллерии одного из пехотных полков их дивизии, напали русские танки. Все шесть 75 мм пушек LeIG-18 были уничтожены.
Две оставшиеся 150 мм пушки SIG-33 успевшие сделать только по паре выстрелов и подбившие один из танков, тоже были уничтожены огнем из танковых пушек.
Мастерская должна была попытаться отремонтировать хотя бы часть разбитых орудий, т. к. целый полк остался без артиллерии.
На карте он указал район, между селами Печихвосты и Княже, где это произошло.
У меня появилась одна мысль, которой я поделился с Котовым.
— Товарищ капитан. Я где то читал, что в районе Броды находился наш 15-й механизированный корпус. Не оттуда ли эти танки? Если оттуда, то на немецкие огневые позиции они нападали уже на последних каплях горючего. Вот бы туда организовать экспедицию с топливом. Несколько танков нам бы не помешали.
— Доложим Абросимову, что он решит.
Больше ничего интересного Хазе нам не сообщил. По требованию Котова он написал расписку о добровольном сотрудничестве с командованием РККА. Позвав конвоиров, Котов приказал им отдать лейтенанту ремень и пуговицы, но глаз с него не спускать.
Стемнело и бойцы, позвякивая котелками, потянулись к кухням. Котов пригласил меня поужинать с ним и я, естественно, не стал отказываться.
Не успели мы съесть и по паре ложек, как прибежал Крюков.
— Товарищ капитан! Разрешите обратиться?
— Обращайтесь!
— Вам и лейтенанту Гелевере, приказано прибыть к 23–00 в штаб дивизиона, который находится сейчас на одном из хуторов в пяти километрах восточнее села Шельвов.
Наскоро поужинав, Котов разложил карту и, подсвечивая фонариком, стал прокладывать маршрут, а я побежал готовить свой броник к выезду.
Мои солдаты успели поужинать и теперь грузили в БТР оружие и боеприпасы.
Через пять минут погрузка была закончена, и я доложил подошедшему Котову, что мы готовы к движению.
— Разворачивайте БТР, поедем через Дорогиничи. Там мы должны встретится с капитаном Короткевичем, который подъедет на БТРе Горбатко.
Как говорится, в тесноте да не в обиде, поэтому все разместились внутри. Водитель включил прибор ночного вождения и, зарычав двигателями, БТР двинулся в ночь.
Развернувшись на командирском сиденье, Котов сказал:
— Всем, кроме башенного пулеметчика, разрешаю отдыхать.
Вот это правильно! Хоть пару часиков подремать! Вымотавшиеся за день солдаты, получив такую команду, заснули почти мгновенно, как будто их выключили тумблером. Я еще немного поерзал, устраиваясь по — удобнее на жестком сидении и тоже уснул.
А БТР, гудя и мягко покачиваясь, уносил нас в ночь, навстречу неизвестности.
Часть 7
24 июня. Ст. лейтенант Лучик.
Немецкий самолет разведчик кружил над лесом, а под густыми кронами деревьев кипела жизнь.
Расчеты САУшек и ЗСУшек банили орудийные стволы, тщательно очищая их от порохового нагара. Конечным результатом этого действа было то, что ствол внутри блестел, по выражению старшины, "как котовы яйца", а на чистой белой тряпке, которой был обернут деревянный пыж, пробиваемый через ствол, не должно было оставаться и следа нагара. Тяжелую и обычно не любимую работу, расчеты сейчас делали если не с радостью, то с каким то подъемом. Воспоминания недавнего боя, первого настоящего боя в их жизни, были очень свежи, выброшенный в кровь адреналин еще поддерживал возбужденность.
Тяжелая физическая работа способствовала скорейшему израсходованию этого самого адреналина, так что, по окончанию гигиенических процедур у гаубиц, все уже более или менее успокоились.
По распоряжению Кравцова, шесть человек из моего взвода я направил в боевое охранение, разделив их на три парных поста с радиостанциями и разместив на указанных грунтовых дорогах, в километре от места стоянки дивизиона. Остальные занимались чисткой оружия, обсуждая события прошедшего боя. В общем, классическая картина — "Отдых после боя".
Почистив оружие, солдаты уселись ужинать, пригласив и меня. Я отказался и отправился поближе к КШМке, надеясь узнать последние новости.
У штабной машины я увидел прибитый к дереву небольшой щит, на котором был закреплен свежий "Боевой листок", возле которого уже стояло несколько солдат и офицеров. На этот раз замполит не пожалел половину листа ватмана. Больше всего мне понравился рисунок, изображавший ведущую огонь самоходку и горящие в дали немецкие танки. Что же касается текста, то он, как всегда, был щедро пересыпан призывами и цитатами из материалов прошедшего весной 26 съезда КПСС. Саня Денисенко, что-то выписывал в свой блокнот, значит, будут очередные головоломные вопросы нашему замполиту.
Денисенко замполитов не любил. Вообще то их мало кто любит. По-моему, так они все немного сдвинутые. Из всех политработников полка, единственным человеком, с которым можно нормально разговаривать, был недавно присланный секретарь парторганизации. И то, я думаю, потому, что до этого служил у «летунов», а там взаимоотношения другие. Во всяком случае, так мне рассказывал офицер-авиатор, любовник моей квартирной хозяйки. Наш же замполит, капитан Домнич, имел «позывные» — «Брёвнич» или «Шпала». Иногда еще его называли "Начальник паники".
Нелюбовь Денисенко к политработникам, имела странную, я бы даже сказал, несколько извращенную форму. Он тщательно изучал и конспектировал все материалы съездов и пленумов, готовя по ним каверзные вопросы. Этими вопросами, как тяжелыми снарядами, он сбивал наших политработников с гладких и накатанных рельсов их докладов. Получив "в лоб" такой вопрос, любой политработник, на какое то время терял дар речи, и в наступившей тишине слышно было как скрипят шестеренки у него в голове. Но придраться было не к чему. Как нерушимым щитом, Шурик прикрывался цитатами из первоисточников, тут же демонстрируя, где это написано в книгах. Это очень нервировало наших политработников, превращая любое их выступление в ходьбу по минному полю.
Говорят, что «Бревнич» даже ходил жаловаться к Абросимову, и тот ему ответил, что как к офицеру, у него к Денисенко претензий нет. Что же касается политчасти, то у него самые полные конспекты и если уж командир взвода, у которого других дел невпроворот, может так тщательно готовиться, то политработникам это сам Бог велел и докладчикам нужно самим лучше изучать такие важные материалы.
Поболтав еще немного, я решил все-таки поужинать и вернулся к своему БТРу.
Круживший над лесом самолет разведчик, израсходовав горючее, ушел на Запад, унося с собой звук нудного завывания двигателей. Сразу все почувствовали себя свободнее.
Я успел поужинать и чистил свой ППД, когда прибежавший посыльный передал, что Абросимов приказал всем офицерам собраться у его машины.
Подходя к КШМке, я увидел, что почти все уже собрались. Начштаба Васильев, построив прибывших офицеров на небольшой полянке, доложился Абросимову.
Не смотря на покрасневшие от недосыпания глаза, наш командир выглядел бодрым и довольным.
