— Значит, ты просто дразнила меня. Так я и думал. — Мэтью заставил себя прямо посмотреть в ее полные боли, сверкающие слезами глаза.
— Я тебе совсем безразлична.
— Ничего подобного, детка. Что я должен сделать, чтобы затащить тебя в койку? Хочешь поэзии? Я что-нибудь припомню. Стесняешься трахаться на пляже? У меня есть гостиничный номер, за который платит твой старик.
— Тебе на всех нас наплевать.
— Эй! Я честно выполнял свою долю работы.
— Я любила тебя. Мы все тебя любили.
«Уже прошедшее время, — горько подумал он. — Не так уж трудно убить любовь».
— Подумаешь! Партнерство распалось. Вы возвращаетесь к своей обычной жизни, я — к своей. А сейчас решай побыстрее: хочешь покувыркаться на матрасе или я должен найти кого-то еще?
Он разрывал на куски ее сердце. Сколько еще она сможет выдержать? Сколько еще будет стоять перед ним?
— Я не желаю тебя видеть! Никогда. Держись подальше от меня и моих родителей. Я не хочу, чтобы они узнали, какой ты ублюдок.
— Никаких проблем. Беги домой, детка.
Тейт надеялась уйти, высоко подняв голову, и ей удалось пройти несколько шагов, но потом она бросилась бежать.
Когда она исчезла из виду, Мэтью опустился на песок и уткнулся лицом в колени. Кажется, он только что совершил свой первый героический поступок — он спас ее.
И, содрогаясь от душевной боли, он понял, что не создан быть героем.
ГЛАВА 10
— Не представляю, куда запропастился Мэтью? — тихо сказала Мариан, меряя шагами больничный коридор. — Он не навестил Бака.
Тейт пожала плечами… и обнаружила, что даже такое незначительное движение болезненно. Она провела бессонную ночь, оплакивая свою осмеянную любовь, но к утру собрала остатки гордости.
— Вероятно, он нашел более интересный способ провести день.
— Ну, это на него не похоже, — не согласилась Мариан, оглянувшись на вышедшего из палаты мужа.
— Баку получше. — Бодрая улыбка не замаскировала озабоченности в глазах Рэя. — Он немного устал и не хочет никого видеть. Мэтью еще не пришел?
— Нет. — Мариан взглянула на двери лифта, словно заставляя их открыться и выпустить Мэта. — Рэй, ты сказал Баку о Ван Дайке?
— Духу не хватило. — Рэй устало опустился на диванчик. Последние десять минут пребывания с Баком совсем его извели. — Я думаю, Бак только-только начинает осознавать свое увечье. Он разгневан, ожесточен. Как я мог сказать ему, что все пропало?
— Это можно сделать и позже. — Мариан присела рядом с мужем. — Только не вини себя, Рэй.
— Я все время мысленно прокручиваю случившееся, — прошептал он. — В одну секунду мы — короли, мидасы, превращающие все в золото, а в следующую — ничего, кроме страха и ужаса. Мог ли я что-то изменить? Не знаю. Все случилось так стремительно. — Рэй беспомощно взмахнул руками. — Бак все время твердит о проклятии Анжелики.
— Это был несчастный случай. Рэй, ты же понимаешь, что это не имеет никакого отношения ни к проклятиям, ни к легендам.
— Я знаю, что Бак потерял ногу, мечта превратилась в кошмар, а мы беспомощны, совершенно беспомощны.
— Тебе необходим отдых. — Мариан решительно поднялась. — Мы вернемся в отель, а все проблемы решим утром.
— Может быть, ты права.
— Вы идите, а я прогуляюсь, посижу на пляже.
— Неплохая мысль, дочка. — Мариан взяла мужа за руку, другой обняла дочь за плечи и повела их к лифту. — Посиди на солнышке, передохни.
Тейт знала, что ей ничто не поможет еще очень-очень долго, но выдавила улыбку.
В это время Мэтью, уже успевший претворить в жизнь пару из принятых ночью решений, сидел в кабинете доктора Фарджа.
— Я хотел бы связаться со специалистом, о котором вы мне говорили. Надо узнать, возьмется ли он за Бака.
— Я могу сделать это сам, мистер Лэситер.
— Был бы вам очень признателен. Кроме того, я хотел бы знать, сколько стоит перевозка в Чикаго и сколько я должен вам.
— У вашего дяди нет медицинской страховки?
— Нет. — Новое унижение. Он наверняка должен больше, чем может заплатить, а ни один банк не даст ему кредита. — Я заплачу, сколько смогу. Завтра у меня будут деньги. — От продажи «Морского дьявола» и большей части оборудования и экипировки. — И я хотел бы получить рассрочку. Я уже сделал несколько звонков, разузнал о возможной работе.
Фардж откинулся на спинку стула, потер пальцами переносицу.
— Я уверен, что мы найдем компромиссный вариант. В вашей стране существуют программы…
— Я сам позабочусь о Баке, — оборвал его Мэтью. — Пока я могу работать, Бак не будет жить на милостыню от государства. Я справлюсь.
— Как пожелаете, мистер Лэситер. К счастью, ваш дядя — сильный человек. Не сомневаюсь, что он скоро оправится физически и даже сможет снова нырять, если захочет, но для эмоционального и душевного выздоровления ему потребуется гораздо больше времени. Ему понадобится ваша поддержка…
— Я справлюсь, — повторил Мэтью, вставая. Сейчас он не только говорить, но и думать не мог о психиатрах и социальных работниках. — Я понимаю, что вы спасли ему жизнь, и я в долгу перед вами, но с этого момента я все беру на себя.
— Это тяжелая ноша, мистер Лэситер.
— Такова жизнь, — холодно сказал Мэтью. — В счастье и в несчастье, в основном в несчастье, не так ли? Кроме меня, у него никого нет.
Да, думал Мэтью, направляясь к палате Бака, кроме меня, у него никого нет, а Лэситеры — при всех своих недостатках — всегда платили по счетам.
Ну, может, в тяжелые времена они иногда ускользали из бара, не заплатив по счету… и надували туристов, красочными рассказами взвинчивая цену курительной трубки или битого кувшина. В конце концов, грех не надуть какого-то идиота, если он готов выложить деньги за щербатый кувшин только потому, что кто-то заявляет, будто из него пил сам великий флибустьер Жан Лафит.
Но есть законы чести, которые нельзя нарушать. Какую бы цену ни пришлось заплатить, он не бросит Бака.
Сокровища потеряны, думал Мэт, собираясь с духом перед палатой Бака. «Морской дьявол» тоже принадлежит прошлому. Все, что у него осталось, — одежда, гидрокостюм, ласты, маска и акваланг.
Мэт неплохо продал «Дьявола». Уж что-что, а взвинчивать цены Лэситеры умеют. Вырученных денег хватит, чтобы добраться до Чикаго.
А потом… Ну, поживем — увидим.
Мэтью распахнул дверь палаты и вздохнул с облегчением. Бак был один.
— Удивляюсь, что ты вообще явился, — проворчал Бак, борясь с обжигающими глаза слезами. — Мог хотя бы поболтаться рядом, пока они меня щупали, кололи и таскали по всей этой чертовой больнице.
Мэтью перевел взгляд на занавеску, отделяющую Бака от второго пациента.
— Не понимаю, что тебе здесь не нравится.
— Все. Я здесь не останусь.
— Потерпи немного. Мы скоро летим в Чикаго.
— Какого черта я забыл в Чикаго?
— Там тебе сделают новую ногу.
— Новая нога, черт побери! — От собственной ноги остались лишь ноющая боль и воспоминания. — Кусок пластмассы на петлях?
— Если не нравится, можем пристегнуть тебе деревяшку. — Мэтью подтянул к кровати стул и сел. Он даже не мог припомнить, когда по-настоящему спал в последний раз. Ну, ничего, если он продержится еще пару часов, то обязательно вырубится на все восемь. — Я думал, с тобой Бомонты.
Бак нахмурился, затеребил простыню.
— Рэй заходил, но я его отослал. Не хочу смотреть на его вытянутую физиономию. Где эта чертова медсестра? — Бак нащупал кнопку вызова персонала. — Когда они не нужны, так всегда тут как тут. Тыкают своими чертовыми иголками. Где мои таблетки? — рявкнул он, как только медсестра отдернула занавеску. — Я подыхаю от боли.
— После еды, мистер Лэситер, — терпеливо ответила медсестра. — Обед принесут через несколько минут.
— Не хочу я глотать эту проклятую размазню!
Чем больше его уговаривали, тем больше он распалялся и орал, пока раздраженная медсестра не удалилась.
— Ты отлично умеешь заводить друзей, Бак, — устало прокомментировал Мэтью. — Знаешь, на твоем месте я был бы поосторожнее с женщиной, которая может вернуться с шестидюймовой иглой.
— Но ты — не я. У тебя две ноги, не так ли?
— Да. — Чувство вины вновь пронзило Мэта. — У меня две ноги.
— Много добра принесло мне богатство, — пробормотал Бак. — Наконец-то я получил все эти деньги, но они не сделают меня полноценным мужчиной. На что я их потрачу? Куплю большую яхту и буду кататься по ней в инвалидном кресле? «Проклятие Анжелики» — вот это что. Чертова колдунья одной рукой дает, а другой отнимает.
— Мы не нашли амулет.
— Он там, внизу. Он точно там. — Глаза Бака засверкали горечью и ненавистью. — Он даже не снизошел до того, чтобы убить меня. Лучше бы убил. А кто я теперь? Калека. Богатый калека.
