Как бы то ни было, мы с мужем долго беседовали с парнем. Но он рвал и метал. Не хотел снова возвращаться в это «пустынное одиночество», как он говорил. Но он в то же время не хотел занять денег и проголосовать. Сидел и говорил сам с собой часами. Немного спустя сюда завернул перекусить фермер, откуда-то из Уотертауна, ехавший почти до самой границы Миннесоты. Он возвращался на своём пикапе домой из Вайоминга и предложил захватить с собой парня вместе с велосипедом. Ладно, я согласился, а этот мальчишка хмыкнул и что-то долго бормотал про себя, но всё же принял приглашение и уехал. Месяц спустя мы получили от него письмо. Он уже был дома в Бостоне или где там. Писал, что, добравшись до Уотертауна, весь остаток пути до Восточного побережья проделал на велосипеде. После Южной Дакоты не голосовал ни разу. Помнится, говорится там что-то и о нашем штате, вроде как «здесь самый замечательный народ».
— Да, я думаю,— проворчал Ларри, уставясь в окно.
В тот вечер мы с Ларри поставили палатку за магазинчиком, на единственном лоскуте зелёной травы, встреченном за семьдесят пять миль от Ньюэлла до Фейта и на сорок миль далее по дороге. Комаров было так много, что мы обедали в палатке. Мы обессилели от борьбы со встречным ветром, продолжавшейся весь день, и уснули рано.
В два часа ночи начали раздаваться странные звуки. Я проснулась первой и прислушалась. Рип-чомп, чомп, чомп, чомп-рип-чомп, чомп, чомп, чомп, рип, рип-чомп, чомп — раздалось некоторое время, пока земля не задрожала от тяжёлой поступи и не послышалось фырканье. Я выглянула в окно.
Нас окружили шесть бычков, у каждого была пара двухфутовых рогов. Животные щипали траву вокруг палатки. Пока я за ними наблюдала, один из бычков потянулся за чем-то и едва не проткнул палатку рогами.
В этот момент чавканье разбудило Ларри, и мы решили, что лучше отогнать бычков, пока они случайно не влезли в палатку. Мы их шуганули ярдов на пятьдесят, а потом забрались обратно, перебили полдюжины залетевших комаров и уснули.
Десять минут спустя чавканье возобновилось. И снова мы отогнали бычков, и снова они вернулись обратно. Четыре раза мы их прогоняли, и четыре раза они возвращались. На пятый Ларри выскочил наружу без ничего, схватил палку и погнал их гуртом по прерии. Если бы Мак-Гилвары проснулись и выглянули в этот момент из окон своей спальни, то могли бы наблюдать незабываемое зрелище абсолютно голой мужской фигуры, сияющей в лунном свете, которая рысью гонит перед собой группу длиннорогих созданий. Я проследила, как они скрылись вдали. Через какое-то время Ларри вернулся без бычков.
— Бычки для родео! — На лице Ларри появилась гримаса, когда миссис Мак-Гилвар сообщила ему утренние новости.— Вы имеете в виде породу, с которой ковбои бьются на родео?
— Вот именно,— кивнула она.— Бандитское стадо, эти шестеро. К тому же настоящие, призовые. В толк не возьму, какого чёрта они выбрались из загона прошлой ночью. Правда, беспокоиться нечего. Муж поймает их. В этой стране спрятаться негде.
Мистер Мак-Гилвар всё ещё занимался поисками своих бычков, когда мы покидали Мад-Батт, и Ларри был совершенно счастлив.
На второй день в Южной Дакоте мы проехали восемьдесят миль, и все они выглядели абсолютно одинаково. Казалось, что мы не движемся, а стоим на одном месте. Окружение не менялось, скука раздражающе нервировала. Возникло ощущение ловушки. Весь день мы спорили и выражали недовольство по пустякам.
На следующее утро мы договорились предпринять рывок, чтобы вырваться из Южной Дакоты, иначе ещё немного — и у обоих крыша поедет. Мы стартовали из Игл-Батта в семь тридцать. Через сто десять миль спустя четырнадцать часов мы рухнули в пустынном кемпинге недалеко от Фолктона. Так много за один день мы ещё не проходили, но, кроме реки Миссури, которую пересекли в середине дня, никаких изменений в монотонном ландшафте за два дня не произошло. Весь день мы боролись со встречным ветром, и к вечеру у меня разболелось всё тело. Двигаться быстрее, чтобы обогнать комаров, я не могла и так измучилась, что мне было всё равно.
Когда в девять тридцать мы съехали с дороги, наши колени вконец ослабли. Стоять было мучением, а уж сесть на корточки — вообще немыслимо, так что мы ставили палатку просто сидя на земле. Из-за мучительных болей в теле заснуть было невозможно.
Утром я встала с кошмарным осознанием того, что всё ещё нахожусь в Южной Дакоте, а острая боль в коленях так и не прошла. Раньше за ночь боли в ногах всегда проходили, и утром я чувствовала себя прекрасно. Мы питали надежду преодолеть за этот день ещё более ста миль и добраться до Уотертауна, чтобы на следующее утро выбраться за пределы штата. Но при таком состоянии моих коленок рассчитывать на подобную дистанцию не приходилось.
Мы приехали в Фолктон после завтрака и купили себе запас еды на день. Фолктон показался нам оазисом. В отличие от других городков, которые мы проезжали за последние три дня, это было очаровательное местечко с обилием зелени: аккуратные, ухоженные дома, газоны, цветочные клумбы и ни одного комара в городском парке. Мы оставили велосипеды рядом с продуктовым магазином и час гуляли по городу, глядя на траву, стоя в тени деревьев и воображая, что находимся где-то вдали от Южной Дакоты и её пустынных равнин.
Это был наш четвёртый день в Южной Дакоте. 30 августа — день, который нас почти добил. Мы ехали шесть часов, но в итоге продвинулись всего на сорок одну милю из-за завывающего встречного ветра, поджидавшего нас на окраине Фолктона. Ларри ехал впереди, блокируя ветер и проклиная его, целых два часа, которые нам потребовались, чтобы пройти двенадцать миль от Фолктона до такой достопримечательности Южной Дакоты, как дорожный поворот.
На повороте мы остановились и съели свой ленч. В местности отсутствовали деревья или кустарник, которые могли бы защитить от ветра, и мне уже было трудно представить, как бывает, когда не слышишь ветра целый день. Подавленно и безнадёжно вглядывались мы в пустынную местность. Нам предстояло ещё сто двадцать пять миль по дороге № 212 и, похоже, предстояло бороться за каждый метр этого пути. Ларри заговорил о том, чтобы проголосовать до Миннесоты, но, невзирая на то, что нас уже тошнило от встречного ветра и однообразия равнин, мы не могли признать своё поражение.
После поворота угол ветра слегка изменился, но, несмотря на это, легче почти не стало. За следующие два часа нам удалось справиться лишь с четырнадцатью милями. Ларри не приходило в голову, что мы едем слишком быстро, а я думала, что коленки мои отвалятся. Смотреть здесь было не на что, кроме как друг на друга,— так было все последние три дня, и выносить друг друга стало трудно. Стремясь избежать взаимного угнетения, мы стали разъезжаться всё дальше и дальше. Два часа спустя после поворота мы въехали в Целл — первый островок цивилизации после Фолктона — почти копия Мад-Батта, но без пожарной станции. Мы не общались больше часа. Тем не менее оба зашли в единственный в Целле магазинчик-кафе с одной и той же мыслью: как можно быстрее напиться.
