Мистер Викхем был тем счастливчиком, к которому тянулись взгляды почти каждой представительницы прекрасного пола, а Элизабет была той счастливицей, возле которой он в конце концов сел; а та приятная манера, в которой он немедленно начал разговор (хотя речь шла лишь о слякотной ночи и возможности наступления дождливой погоды), натолкнула ее на мысль, что в устах опытного говорящего даже банальная, скучная и самая избитая тема может стать чрезвычайно интересной.
Когда у прекрасного пола появились такие поклонники, как мистер Викхем и другие офицеры, мистеру Коллинзу не оставалось ничего иного, как упасть в забвение, потому что для девушек он действительно был пустым местом; но время от времени он находил себе благодарную слушательницу в лице миссис Филипс и благодаря ее бдительности и вежливости, а также щедро поставляемых ему кофе и булочек.
Когда же принесли карточные столы, у него появилась возможность отблагодарить ее, составив компанию для игры в вист.
– Пока я плохо разбираюсь в этой игре, – сказал он, – но с радостью улучшу свое умение, потому что мои жизненные обстоятельства…
Миссис Филипс была очень благодарна ему за то, что он согласился, но не ждала, пока он объяснит, почему он это сделал.
Мистер Викхем не стал играть в вист, и поэтому был с радостью принят за другим столом, заняв место между Элизабет и Лидией. Сначала казалась вероятной угроза, что его вниманием полностью завладеет Лидия, потому что она говорила больше других, но лотерея нравилась ей не меньше, чем общение, поэтому вскоре она слишком заинтересовалась игрой, слишком эмоционально делала ставки и выкрикивала после выигрыша, чтобы ее внимания хватало еще на какую-то конкретную личность. Благодаря тому, что все были заняты игрой, мистер Викхем получил возможность поговорить с Элизабет, а она слушала его с большим вниманием, хотя вряд ли могла рассчитывать услышать то, что ей хотелось, а именно: историю его знакомства с мистером Дарси. О последнем господине она даже не смела напомнить. Однако неожиданно ее любознательность оказалась удовлетворенной, поскольку мистер Викхем сам начал разговор на эту тему. Он поинтересовался расстоянием между Недерфилдом и Меритоном, а получив ответ, каким-то неуверенным тоном спросил, долго ли мистер Дарси там находится.
– Где-то около месяца, – ответила Элизабет, а затем, не желая, чтобы разговор на эту тему прекратился, добавила: – Насколько я поняла, он является владельцем очень большого имения в Дербишире.
– Да, – ответил Викхем, – там у него прекрасный особняк. Десять тысяч чистой прибыли в год. В моем лице вы встретили человека, способного предоставить полную информацию по этому поводу, потому что с его семьей я имел несколько необычные отношения с самого детства.
Элизабет не смогла скрыть своего удивления.
– Вас, мисс Беннет, такое заявление может удивить, особенно после того, как сегодня утром вы могли стать свидетелем той холодности, с которой мы встретились вчера. Вы хорошо знакомы с мистером Дарси?
– Достаточно хорошо, чтобы не желать продолжения знакомства, – порывисто воскликнула Элизабет. – Четыре дня я провела с ним в одном доме и считаю его человеком крайне неприятным.
– Я не имею права высказывать свою точку зрения, – сказал Викхем, – о том, приятный он или наоборот. Я знал его слишком хорошо и слишком долго, чтобы быть справедливым судьей. Лично я не могу быть беспристрастным. Но мне кажется, что ваше мнение о нем неприятно удивит многих людей – может, не стоит выражать его так откровенно в любом другом месте, потому что здесь вы все-таки находитесь в семейном кругу.
– Поверьте, здесь я говорю не больше, чем могу позволить себе в любом доме нашей округи, кроме Недерфилда. В Гертфортшире его никто не любит. Его тщеславие у всех вызывает отвращение. Вряд ли вы встретите человека, который бы высказывался о нем более положительно, чем я.
– Не буду делать вид, будто я жалею, что он или кто-то другой оцениваются не выше, чем они того заслуживают; но лично ему такая завышенная оценка и не угрожает. Общество просто ослеплено его богатством и значимостью или боится его высокомерных и навязчивых манер и готово видеть в нем то, что он сам желает.
– Даже моего поверхностного знакомства с ним было достаточно для вывода, что он – человек с плохим характером.
В ответ на это Викхем только покачал головой.
– Интересно, – спросил он при следующей возможности вставить слово, – а долго он здесь собирается пробыть?
– Я ничего об этом не знаю, но когда была в Недерфилде, то не слышала ничего о его возможном отъезде. Надеюсь, что ваши планы остаться в Н-ском полку не будут зависеть от пребывания мистера Дарси в нашей округе?
– Никоим образом! Я – не тот человек, которого присутствие мистера Дарси вынудит к отъезду. Сам пусть уезжает, если ему не нравится меня видеть! Мы с ним не друзья, и мне всегда неприятно с ним встречаться, но у меня нет иной причины избегать его, кроме той, о которой можно громко заявить всем: это ощущение совершенной в отношении меня большой несправедливости и крайне болезненные сожаления по поводу того, какой он есть. Мисс Беннет, его отец – покойный мистер Дарси – был одним из тех хороших людей, которые встречаются очень редко, и моим самым преданным другом. Каждый раз, находясь в обществе нынче здравствующего мистера Дарси, я не могу без нежной грусти вспоминать о его отце. Его отношение ко мне было позорным; но я уверен, что смогу простить ему все, и никогда не прощу, если он не оправдает надежд своего отца и опозорит память о нем.
Интерес Элизабет к этой теме возрос еще больше, она слушала мистера Викхема с огромным вниманием, и в то же время эта тема была очень деликатной, что и помешало дальнейшим расспросам.
Мистер Викхем перешел к другим предметам разговора, заговорив о Меритоне, округе, местном обществе; казалось, что увиденное и услышанное очень ему понравилось, а о последнем он отзывался с ненавязчивой, но достаточно выразительной галантностью.
– Именно перспектива иметь постоянное общество – и хорошее общество – побудила меня вступить в Н-ский полк, – добавил он. – Я знал, что это респектабельное и приемлемое для меня формирование, а мой друг Денни соблазнил меня еще больше, рассказав о месте его нынешнего расквартирования и о том внимании, которым окружили офицеров в Меритоне их новые знакомые. По правде говоря, без общества я не могу. Жизнь обошлась со мной жестоко, и поэтому мои нервы не выдерживают одиночества. Я не собирался посвящать свою жизнь военной службе, но обстоятельства сложились так, что она стала для меня приемлемой. На самом деле моей профессией является служение Богу – я получил соответствующее образование и воспитание и в настоящее время должен был уже быть священником очень богатого прихода, если бы на то было желание джентльмена, о котором мы только что говорили.
