Сравнительно недавно вдруг возникло понятие о «самых важных и менее важных турнирах». Деление это застало болельщиков врасплох. И не мудрено. Футбол столь же постоянен, регулярен и обязателен, как и театр и кино, как газетная и журнальная периодика, без его афиш городам будет чего-то не хватать, он издавна в распорядке наших будней, нашей жизни. Нет ничего удивительного, что все привыкли и хотят впредь видеть команды, хорошо изготовившимися к каждому очередному выходу на поле, умеющими в любой объявленный и оплаченный зрителями матч вложить силы, умение и вдохновение. Если же нам загодя сообщают, что все помыслы футболистов будут направлены на несколько матчей, которые состоятся, предположим, через полгода, а остальной репертуар тем самым объявляется как бы второсортным, то, право же, любой поклонник футбола может задаться вопросом: «А обязательно ли тогда мое присутствие?»
В 1976 году «самым важным» был объявлен турнир на Олимпиаде в Монреале. Ради него сочли возможным пренебречь чемпионатом страны и даже чемпионатом Европы. Широкая публика не была готова к такому взгляду на вещи и его не приняла.
За неумение предложить захватывающий дух репертуар, за отказ считать кого-то персонально виновным, когда пустуют трибуны, за отсутствие предприимчивости и хотя бы минимального режиссерского воображения, равно как и чувства ответственности перед зрителями и телезрителями, – вот за что в наше время полагается карать тех, кому поручено править футболом.
Не умея обращаться с футболом и сердясь, что его не проймешь окриками, не обуздаешь реформами, на которые так падки деятельные дилетанты, ему поспешили создать славу «опасного дела».
Его побаиваются многие должностные лица, коротко или отдаленно, прямо или косвенно с ним связанные. Неудачи той или иной команды влекут за собой проработки, ехидные подначки, пренеприятнейшие замечания, требующие сразу двух знаков – вопроса и восклицания: «До каких же пор мы будем терять очки?! Неужели в нашем аппарате нет никого, кто бы наладил футбольное подразделение?! Вон у Селифанова (руководитель сопредельного учреждения) дела идут, а чем мы хуже?!» Уже неоднократно ловили за руку и наказывали людей, пускавшихся во все тяжкие по линиям правовым, финансовым, моральным, лишь бы подсобить подведомственной «командочке». И все-таки неймется этим «игрокам», то тут, то там в дни футбольных поражений подрагивают окрестные стены, кресла, графины и телефонные аппараты, и жажду гола у форвардов пробуждают, утоляя жажду этих самых форвардов на безочередные квартиры, автомашины, мебельные гарнитуры, цветные телевизоры, с самомнением простаков полагая, что этого более чем достаточно для процветания футбола. А где-нибудь в третьем акте этой трагикомедии непременно прозвучит монолог, начинающийся со слов: «Как же так?! Мы ведь все их просьбы уважили, где же обещанная высшая лига?!. Понаехали, наврали с три короба, гнать их в шею из наших пределов…» А что гневаться? Стороны, как говорится в таких случаях, достойны друг друга…
Встречаешь и людей, опасающихся футбола, а то и отшатнувшихся от него, можно сказать, честно, из понятных побуждений. Им претит обстановка раздора, которую вокруг некоторых «принципиальных» матчей нагнетают горлопаны, отвращают пьяные сквернословы на трибунах. Они не раз читали в газетах в разделе зарубежных новостей о «футбольном вандализме», о том, что в разных странах против болельщиков выставляют полицию, газы, колючую проволоку, рвы и собак. Все это ложится пятном на футбол, создает о нем у некоторых людей превратное впечатление, как о чем-то таком, куда не должна ступать нога приличного человека.
Винить футбол во всех этих вещах все равно, что обрушить гнев на березу, желая отдохнуть в тени которой вы сели на бутылочные осколки. От безалаберщины, от бескультурья, от беспечности хуже всего самому футболу: теряет он людей, которые могли бы быть ему верными друзьями, выветривается дух спортивности, дух романтики, без чего для очень многих игра эта беднеет, лишается очарования.
Но наряду с опасностями внешними существуют и такие, которые грозят футболу изнутри. И создают их сами люди футбола.
Я собираюсь рассказать о нескольких матчах, проходивших в разные годы, в разных городах и закончившихся с интригующим счетом – 3:3 или 2:2. Надеюсь, что читателю приходилось видеть такие матчи. Они, правда, не так уж часты, видимо, потому, что к этому крупному, не слишком характерному для футбола счету обычно ведет вспышка азарта, когда обе стороны играют бесстрашно и безоглядно, со всепоглощающим желанием добраться до чужих ворот и с самонадеянным пренебрежением безопасностью собственных. Это стычка не на шутку задетых самолюбий, когда отставлены в сторону мудрые правила стратегии. То одна, то другая команда ведет в счете, и в эти моменты то один, то другой тренер шепчет: «Хватит, сбросьте темп, подержите мяч…» Игроки его не слышат, а услышали бы, не послушались: куда там, их не разнять… Перед нами так называемый открытый футбол (правда, высококлассный футбол не бывает открытым), тот, в который играли и мы с вами в детстве, играли с упоением.
Но речь пойдет о другом варианте…
В 1969 году в самом последнем матче сезона встретились в Кутаиси местное «Торпедо» и ростовский СКА. И получилось у них – 3:3. По три гола забили кутаисец Херхадзе и ростовчанин Проскурин, после чего оба вышли по сумме голов в лучшие бомбардиры чемпионата. На матче присутствовал журналист Геннадий Радчук. У него не было сомнений, что голы забивались по взаимной договоренности. Он об этом так прямо и написал, и его реплика под заглавием «Скачок соискателей» появилась в еженедельнике «Футбол – Хоккей». Когда я посылал ее в набор, то, хоть и полностью доверяя глазу Радчука, понимал, что доказательств у нас с ним нет. Я ждал опровержений от руководителей команд, от «бомбардиров», от кутаисских и ростовских болельщиков. Ни единого письма с изъявлением несогласия не пришло в редакцию, ни единого устного упрека не услышали мы с Радчуком. Короче говоря, этим ловкачам никого не удалось надуть своей необычайной меткостью. Итогом истории было решение редколлегии газеты «Труд» вручить приз лучшего бомбардира спартаковцу Н. Осянину, забившему, как и наши герои, шестнадцать голов. Решение обосновывалось тем, что Осянин забил более важные голы, что его клуб стал чемпионом страны, что, наконец, он входил в состав сборной… Но все, кто читал реплику Радчука, понимали истинную подоплеку этого справедливого решения.
В 1974 году был я в Одессе на матче «Черноморца» с киевским «Динамо». И представьте, некоторые люди уходили с трибун, не дождавшись свистка на окончание матча, хотя на табло, весело окаймленном электрическими якорьками, горел развеселый счет – 3:3. Уходили люди, которых в другой раз при этом счете весть, что горит их дом, не сдвинула бы со скамьи.
Они уходили, сумев различить, что их вниманию предложен не футбол, а инсценировка футбола, что стороны заранее согласились на ничью, а счет 3: 3 вместо возможного 0:0 обусловлен желанием потрафить публике, которая, как нас почему-то стараются убедить, любит, чтобы было как можно больше голов. А публика ходит на стадион, чтобы увидеть борьбу и игру. Разумеется, умелую. Разумеется, честную, изо всех сил. А счет – это уж как получится, он тайна. Лишь был бы «по делу» и «правильный».
Нет, не клюнули одесские болельщики на роскошный счет того матча. Да и не такими уж мастерами водевиля оказались мастера футбола. Обеим командам пришлось не раз исполнить возле своих ворот этюд «всеобщее оцепенение», когда приходила очередь противника забивать гол. Было это так ненатурально, так примитивно, что и в школьный драматический кружок никого из них, пожалуй, не взяли бы. Правда, это к счастью, хуже будет, если они хорошенько отрепетируют эту самую сценку – «гол в наши ворота». А одесситы на трибунах тут же дали наименование увиденному – «жмурки».
Как мне помнится, впервые термин «договорная ничья» появился в «Правде». И другие газеты и журналы дали понять, что больше нет секрета в истинном значении иных ничьих. Однако предостережение не было услышано тренерами.
Осень 1976 года. В Ленинграде играют «Зенит» и ЦСКА. Армейцы только что победили в двух матчах с крупным счетом, и телевизионные зрители с симпатией следят за их атаками. Б. Копейкин забивает гол, и счет 3:1. Прекрасно! Но почему ни один из партнеров его не поздравил? А дальше, словно пришла его очередь, принялся наступать «Зенит», и армейцы ему создали все удобства. И уже – 3:3. По законам страстного футбольного поединка команда, счастливо сквитавшая два гола и захватившая инициативу, обязательно стремится одолеть растерявшегося соперника, ее уже не удержать. Но нет, хотя до конца немало времени, больше ни одной атаки ни та, ни другия команда себе не позволила. После этой ничьей ЦСКА перестал побеждать и забивать, потерял найденную было ниточку результативной игры. Убежден, что команда была деморализована этим спектаклем.
