Мьюз посмотрела на нее.
— И что?
— Фаррелл Линч по-прежнему «рисует» для нас компьютерные фотороботы?
— Да.
— Попроси его состарить этого человека на двадцать лет. И пусть на портрете он будет лысым.
Лорен Мьюз хотела задать вопрос, но что-то в моем лице остановило ее. Она пожала плечами и ушла. Я сел за свой столик. Появился судья Пирс, все встали. А потом Шамик Джонсон заняла свидетельское кресло.
Флер Хиккори поднялся, неторопливо застегнул пуговицы пиджака. Я нахмурился. Последний раз костюм такого оттенка синего я видел на выпускной фотографии 1978 года. Флер улыбнулся Шамик.
— Доброе утро, мисс Джонсон.
В глазах Шамик застыл ужас.
— Доброе утро, — выдавила она.
Флер представился, будто они случайно столкнулись на коктейль-пати. Он процитировал «послужной список» Шамик. Ее арестовывали за проституцию, так? Ее арестовывали за наркотики, так? Ее обвиняли в том, что она сворачивала косячок и украла восемьдесят четыре доллара, так?
Я не протестовал.
Моя стратегия строилась на том, чтобы не скрывать недостатки. На многие я указал сам, по ходу прямого допроса. Но и Флер знал свое дело. Он пока не просил Шамик объяснить что-либо из ее показаний, а просто разогревал присяжных, приводя факты и материалы их полицейских отчетов.
Настоящий допрос начался минут через двадцать.
— Вы курили марихуану, не так ли?
— Да, — ответила Шамик.
— Вы курили марихуану в тот вечер, когда вас, по вашим словам, изнасиловали?
— Нет.
— Нет? — Флер приложил руку к груди, словно этот ответ очень удивил его. — Гм… Вы употребляли алкоголь?
— Я упо?..
— Вы пили что-нибудь алкогольное? Пиво или, может, вино?
— Нет.
— Ничего?
— Ничего.
— Гм… А вообще что-нибудь пили? Может, минеральную воду?
Я хотел выразить протест, но все же решил следовать избранной стратегии: позволить ей, насколько возможно, выкручиваться самой.
— Я пила пунш, — ответила Шамик.
— Пунш, понимаю. И он был безалкогольный?
— Так мне говорили.
— Кто?
— Парни.
— Какие парни?
Она замялась:
— Джерри.
— Джерри Флинн?
— Да.
— А кто еще?
— Что?
— Вы сказали — парни. Во множественном числе. То есть говорил вам это не один человек. Не только Джерри Флинн. Так кто еще говорил вам, что пунш… между прочим, сколько вы выпили?
— Не помню.
— Больше одного стакана?
— Наверное.
— Давайте без «наверное», мисс Джонсон. Вы выпили больше одного стакана?
— Вероятно, да.
— Больше двух?
— Не помню.
— Но такое возможно?
— Да, вполне.
— Может, больше двух. Больше трех?
— Я так не думаю.
— Но уверенности у вас нет.
Шамик молча пожала плечами.
— Вы должны отвечать вслух.
— Не думаю, что я выпила три стакана. Вероятно, два. Может, даже меньше.
— И единственным, кто сказал вам, что пунш — безалкогольный, был Джерри Флинн. Это правильно?
— Думаю, да.
— Раньше вы сказали — парни, словно вам говорили об этом несколько человек. А теперь вы говорите, только один. Вы меняете показания?
Я встал:
— Протестую.
Флер отмахнулся.
— Он прав, сущий пустяк, пойдем дальше. — Адвокат откашлялся. — Вы принимали наркотики в тот вечер?
— Нет.
— Даже не затянулись сигаретой с марихуаной?
Шамик покачала головой, потом вспомнила, что должна отвечать вслух, наклонилась к микрофону:
— Нет.
— Гм… ладно. Когда вы в последний раз принимали наркотики, мисс Джонсон?
— Я не помню.
— Вы сказали, что в тот вечер не принимали.
— Совершенно верно.
— А как насчет предыдущего вечера?
— Нет.
— А еще днем раньше?
Шамик чуть дернулась, и когда ответила: «Нет», — я засомневался, можно ли ей верить.
— Давайте уйдем чуть глубже в прошлое. Вашему сыну пятнадцать месяцев. Это правильно?
— Да.
— Вы принимали наркотики после его рождения?
— Да, — ответила Шамик совсем тихо.
— Можете сказать нам, какие именно?
Я вновь поднялся:
— Протестую. Идея понятна. Мисс Джонсон принимала в прошлом наркотики. Никто этого не отрицает. Это не влияет на степень вины клиентов мистера Хиккори. К чему углубляться в этот вопрос?
Судья посмотрел на Флера:
— Мистер Хиккори?
— Мы уверены, что мисс Джонсон — наркоманка и постоянно принимает наркотики. Мы уверены, что на вечеринке она находилась под их действием, и присяжные, конечно же, должны это учитывать, оценивая ее показания.
— Мисс Джонсон уже заявила, что в тот вечер не принимала наркотиков и не употребляла… — я сделал ударение на этом слове, — …алкоголь.
— А я имею право сомневаться в точности ее воспоминаний, — парировал Хиккори. — В пунш добавляли спиртное. Я вызову в качестве свидетеля мистера Флинна, который даст показания, что мисс Джонсон знала об этом, когда пила пунш. Я также хочу подчеркнуть, что женщина, которая принимает наркотики, даже когда кормит своего младенца…
— Ваша честь! — прокричал я.
— Да, достаточно. — Судья стукнул молоточком. — Мы можем двигаться дальше, мистер Хиккори?
— Можем, ваша честь.
Я сел. Протестовал я напрасно. Допустил ошибку. Сделал только хуже. Дал Флеру шанс еще вылить на Шамик лишний ушат грязи. Я же собирался молчать. Потерял самоконтроль и только навредил.
— Мисс Джонсон, вы обвиняете этих мальчиков в том, что они вас изнасиловали, это правильно?
Я опять вскочил:
— Протестую. Она не адвокат и не знакома с юридической терминологией. Она рассказала вам, что они с ней делали. А подобрать правильные термины — задача суда.
На лице Флера вновь отразилось удивление:
— Я не спрашивал ее о юридических терминах. Я просто хотел знать, понимает ли она значение этого слова.
— Почему? Вы хотите проверить ее словарный запас?
— Ваша честь, могу я задать свидетельнице этот вопрос?
— Не желаете объяснить, к чему вы стремитесь, мистер Хиккори?
— Пожалуйста. Я перефразирую вопрос. Мисс Джонсон, когда вы разговариваете с вашими друзьями, вы говорите, что вас изнасиловали?
Она замялась:
— Да.
— Ясно. И скажите мне, мисс Джонсон, вы знаете кого-нибудь еще, кто говорил, что ее изнасиловали?
Я снова вмешался:
— Протестую. Вопрос неуместен.
— Я разрешаю его задать.
Флер стоял около Шамик.
— Вы можете отвечать. — Он словно помогал ей.
— Да.
— Кто это?
— Несколько девушек, с которыми я работаю.
— И много их?
Шамик подняла голову, словно вспоминая:
— Я могу точно назвать двух.
— Они стриптизерши или проститутки?
— И то и другое.
— Одна из них…
— Нет, они обе занимаются и первым, и вторым.
— Понимаю. Эти преступления происходили, когда они работали, или в иное время?
Я поднялся:
— Ваша честь, по-моему, достаточно. Вопрос не имеет отношения к делу.
— Мой досточтимый коллега прав. — Флер махнул рукой в мою сторону. — Когда он прав, с этим ничего не поделаешь. Я снимаю вопрос.
Он мне улыбнулся. Я медленно сел, ненавидя себя за импульсивность.
— Миссис Джонсон, вы знакомы с какими-нибудь насильниками?
Я вскочил:
— Вы хотите сказать, помимо ваших клиентов?
Флер лишь посмотрел на меня и повернулся к присяжным, как бы говоря: «Господи, как жалко это звучит!» И я не мог с ним не согласиться.
— Я не понимаю, о чем вы, — ответила Шамик.
— Не важно, дорогая моя, — сказал Флер. — Мы вернемся к этому позже.
Теперь я уже буквально ненавидел Флера.
— Во время предполагаемого изнасилования мои клиенты, мистер Дженретт и мистер Маранц, были в масках?
— Нет.
— Они не пытались скрыть лица?
— Нет.
Флер Хиккори покачал головой, словно услышал что-то на удивление загадочное.
— И согласно вашим показаниям, они схватили вас против вашей воли и затащили в комнату. Это правильно?
— Да.
— В комнату, в которой жили мистер Дженретт и мистер Марани?
— Да.
— Они не напали на вас на улице, в темноте, в каком-то месте, где вы, возможно, не смогли бы их опознать. Это правильно?
— Да.
— Странно, или вы так не думаете?
Я уже собрался протестовать, но сдержался.
— Итак, согласно вашим показаниям, двое мужчин, которые насиловали вас, были без масок, не пытались как-то изменить свою внешность. Они не скрывали от вас своих лиц, более того, проделали все это в комнате, где жили, да еще позволили как минимум одному свидетелю увидеть, как вас затаскивают в эту комнату. Это правильно?
Я молил Шамик не пустить слезу, даже в голосе. Она не пустила.
— Так оно и было, да.
— И при этом, по какой-то причине, — в который уж раз на лице Флера отразилось недоумение, — они пользовались вымышленными именами.
