- На Флит-стрит, - только и сказала она.
И кеб повез ее - повез, так она это ощущала, обратно в гущу жизни.
Да, она возвращалась в жизнь - горькую, без сомнения, но не утратившую вкуса, и, остановив кеб в Ковент-Гардене, немного не доехав до места, Мод пошла наискосок к расположенной южнее боковой улочке, на углу которой они с Байтом последний paз расстались с Мортимером Маршалом. Свернув за угол, она направилась в их любимую закусочную, послужившую ареной высокого единения Байта с помянутым джентльменом, и остановилась в нерешительности, не зная, где лучше Байта искать. Уверенность в том, что он ищет ее, пока она ехала, только возросла; Говард Байт рыщет вокруг - наверняка. Произошло что-то еще, что-то ужасное (это она усвоила из вечернего выпуска, который пробежала при свете из окошка той маленькой лавки), и ему ли не понять, что она не может в таких обстоятельствах продолжать свою, как он выразился бы, "игру". Они встречались в разных местах, и - хотя все были невдалеке друг от друга это, конечно, осложняло его поиски. Он, конечно, рыщет вокруг с надвинутой на лоб шляпой, а она, пока он не предстанет ее взору, и сама не знала, какие романтические семена уже запали ей в душу. Тогда вечером у Темзы романтизм коснулся их своим крылом, будто летучая мышь в своем слепом полете, но тогда удар пришелся по нeму, меж тем как мысль, что ему надо прийти на помощь, словно русскому анархисту, жертве общества, бедняге, подлежащему экстрадиции, завладела ею лишь в данный момент. Она видела его в надвинутой на лоб шляпе; она видела его в пальто с поднятым воротником; она видела его как гонимого, как героя, лихо представленного в очередном приключенческом романе, который печатается в воскресном приложении, или выведенного в какой-нибудь популярной пьеске, и в результате ее тотчас охватило сладостное чувство - ах, какая же она "аморальная"! Это было романтическое чувство, а все остальное исчезло, вытесненное чрезмерным волнением. Она толком и не знала, что могла бы для него предпринять, но ее воодушевляла надежда неистовая, как боль, - что она во всяком случае разделит нависшую над ним опасность. Что-что, а надежда эта по стечению обстоятельств тут же сбылась: никогда прежде не чувствовала она себя в такой опасности, как теперь, когда, повернувшись к застекленной двери их закусочной, увидела там внутри, прямо за створкой, человека, неподвижного, словно застывшего, и зловещего, вперившего в нее жесткий взгляд. Свет падал на него сзади, и в сумеречном освещении боковой улочки лицо его оставалось затененным, но было ясно, что Мод представляет для него необычайный интерес. И yжe в следующее мгновение она, разумеется, поняла - поняла, что представлять интерес, да еще в такой степени, может только для одного человека, и, следовательно, Бaйт в ней по-прежнему уверен, и в следующее мгновение она, не мешкая, вошла в закусочную, где Байт - а это был он - отступив на шаг и пропуская, встретил ее в полном молчании. Он и впрямь стоял перед ней в надвинутой на лоб шляпе и с поднятым воротником - видимо, по забывчивости: внутри было тепло.
Именно это молчание завершало его облик - с надвинутой на лоб шляпой и поднятым воротником - завершало, как ни странно, даже после того, когда он, придав себе надлежащий вид, уселся вместе с Мод за чашкой чая в их постоянном углу пустой залы, если не считать так заинтересовавшего Маршала маленького человечка в явном парике и синих очках - великого специалиста по внутреннему миру преступных классов. Но самым странным, пожалуй, было то, что, хотя сейчас наши друзья, по ощущению Мод, без сомнения, принадлежали к этой категории, они не сознавали опасность такого соседства. Мод жаждала немедленно услышать, откуда Байт "знал", однако он, вряд ли удивив ее этим, предпочел отделаться двумя словами.
- Да, знал, с самого начала, каждый вечер - то есть знал, что ты рвешься сюда, и был здесь каждый вечер, ждал, решив не уходить, пока не увижусь с тобой. Это был лишь вопрос времени. Но сегодня я был уверен... как ни говори, что-то во мне еще осталось. К тому же, к тому же... - короче, у него был еще один козырь. - Тебе было стыдно... я знал: тебя нет, значит, тебе стыдно. И еще, что это пройдет.
Пo мнению Мод - так бы она выразилась - он был тут весь.
- Ты имеешь в виду: мне было стыдно своей трусости?
- Стыдно из-за миссис Чёрнер; то есть из-за меня. Ты же была у нее, я знаю.
- Ты сам у нее побывал?
- За кого ты меня принимаешь? - Казалось, она крайне его удивила. Зачем я к ней пойду - разве только ради тебя. - И, не давая ей возразить: Что, она не приняла тебя?
- Приняла. Я, как ты сказал, была "нужна".
- И она бросилась к тебе.
- Бросилась. Исповедовалась целый час.
Он даже вспыхнул - так ему стало интересно, даже развеселился, несмотря ни на что.
- Значит, я был прав. Видишь, я знаю человеческую нaтуpy - до самого донышка.
- До самого донышка. Она приняла мои слова за чистую монету.
- Что публика жаждет ее услышать?
- Что не примет отказа. Вот она и выложила мне все.
- Выплеснула?
- Выговорилась.
- Излила душу?
- Скорее, поняла и использовала свой шанс. Продержала меня до полуночи. Рассказала, употребляя ее слова, все и обо всем.
Они обменялись долгим понимающим взглядом, и, словно ободренный им, Байт дал волю языку:
- Ну и ну! Потрясающе!
- Это ты - потрясающий! - парировала Мод. - Так все сообразить. Ты таки знаешь, что такое люди - до мозга костей.
- Подумаешь, что такого я сообразил!.. - Больше в эту минуту он себе ничего не позволил сказать. - Не будь я полностью уверен, не стал бы я тебя подбивать. Только вот что, если позволишь, я не понимаю: когда ты успела так забрать ее в руки.
- Конечно, не понимаешь, - согласилась Мод и добавила: - Я и сама не совсем понимаю. Но раз уж я забрала ее в свои руки, теперь ни за что на свете не выпущу.
- А ведь ты прикарманила ее, не обижайся, обведя вокруг пальца.
- Вокруг. Потому-то мне и стыдно. Когда я вернулась домой со всей этой исповедью, - продолжала она, - я уж дома всю ночь до самого утра перебирала ее в мыслях, а поняв, в чем дело, решила: не могу... и предпочту краснеть от стыда, не сделав для нее обещанного, чем предать ее признания гласности. Потому что, понимаешь, они были... прямо скажем, были чересчур, - пояснила Мод.
Байт слушал, вникая в каждое слово.
- Они были такие замечательные?
- Бесподобные! Страшно любопытные!
- В самом деле, настолько захватывающие?
- Захватывающие, преинтересные, ужасные. Но главное - совершенно правдивые, и в этом все дело. В них она сама... и он, все о нем. Ни одного фальшивого слова, а только слабая женщина, растаявшая и расчувствовавшаяся сверх всякой меры, но и исходящая гневом - как носик чайника паром, когда в нем закипает вода. Я в жизни не видела ничего подобного. Излила мне все до конца - как ты и предсказал. Так вот, прийти сюда с этим багажом, чтобы торговать им - через тебя ли, как ты любезно предложил, или собственными бесстыдными руками, продав тому, кто даст наивысшую ставку, - занятие не по мне. Не хочу. И если это для меня единственный способ заработать деньги, предпочту умирать с голоду.
- Ясно. - Говарду Байту и впрямь все стало ясно. - Так вот чего тебе стыдно.
Она замялась: она чувствовала вину за как бы невыполненное задание, но в то же время оставалась тверда.
- Я знала: раз я не пришла к тебе, ты догадаешься и, конечно, будешь считать пустой балаболкой - так же, как и она. А я не могла объяснить. Не могу... ей не могу. Получается, - продолжала Мод, - что, промолчав, я совершу - говоря об ее отношении ко мне - нечто более бестактное, более непристойное, чем если выставлю ее напоказ всему миру. Раззадорив и вытянув из нeе всю подноготную, я затем отказываюсь выйти с этим на рынок, тем самым разочаровав ее и обманув. Ведь газетчики уже должны были кричать о ней, как лавочники о партии свежей селедки!
- Да, несомненно, так! - Байт был задет за живое. - Ты попала в сложное положение. Сыграла, знаешь ли, не по правилам! Наш кодекс позволяет все, кроме этого.
- Вот именно. И я должна отвечать за последствия. Я себя запятнала, мне и быть в ответе. А ответ тут один - кончать. То есть кончать со всем этим делом. Ну их совсем!
- Кого? Газеты? Прессу? - спросил он так, словно ушам своим не верил.
Но изумление это, она видела, было преувеличено - они обменялись даже слишком откровенным взглядом.
- Да пропади она пропадом, эта Пресса! - воскликнула Мод.
Пo его лицу сквозь горечь и усталость скользнула сладчайшая улыбка, какой еще на нем ни разу не бывало.
- Ну да, мы, между нами говоря, - дай нам только развернуться - им еще покажем! Прихлопнем! А то, что может дать тебе ход, и отлично дать, ты пустишь по ветру? - спросил он. И, поясняя, добавил: - Ты ведь жаловалась, что тебе не пробиться в печать. И вдруг одним махом проскочила. Значит лишь затем, чтобы с отвращением сказать: "Я... здесь?" Где же, черт подери, ты хочешь быть?
