здесь беженцев из Украины) и во 2-й железнодорожной школе в Челябинске, заботливые, интеллигентные родители, увлекательное чтение по рекомендации матери, праздники в кругу многочисленной, душевной родни.
Мама окончила школу в 1957 году и поступила в Челябинский областной библиотечный техникум в Верхнем Уфалее. В 1959 году она была принята на работу библиотекарем в Челябинский краеведческий музей. О 1960-х мама рассказывает с удовольствием и большой теплотой. В музее был дружный творческий коллектив сотрудников из выпускников исторических и филологических факультетов московских, ленинградских и свердловских вузов. Там царила доброжелательная атмосфера взаимопонимания и взаимопомощи. Там были найдены подруги на всю жизнь. Работая в музее, мама получила образование во вновь открывшемся Челябинском государственном институте культуры (1968–1973).
В начале 1970-х годов Тамару Малькову неожиданно для нее пригласили в областной совет профсоюзов и предложили должность инструктора культотдела профсоюза Южно-Уральской железной дороги. После долгих колебаний – работа в системе ЮУЖД предполагала бесконечные командировки и новые компетенции – она приняла это предложение. В течение шести лет она курировала более семи десятков железнодорожных библиотек в Челябинской, Курганской и Оренбургской областях. Кроме того, мама организовала и контролировала работу «школы коммунистического труда» (ее обобщенный опыт затем пропагандировался как успешный), а также стояла у истоков создания Челябинского железнодорожного музея, найдя для него первого директора из ближайших коллег по краеведческому музею.
В железнодорожном профсоюзе Тамара Викторовна зарекомендовала себя первоклассным организатором. В 1978 году ее пригласили на работу в культурно-бытовой отдел профсоюза угольщиков. К этому времени она была замужем за моим папой – Василием Емельяновичем Чумаковым, в 1974 году родилась я. Новая работа не требовала частых разъездов и значительно лучше оплачивалась. В семейной жизни и с маленьким ребенком это были весомые аргументы – и мама согласилась, но долго отказывалась возглавить отдел.
* * *
В профсоюзном объединении «Челябинскуголь» Тамара Викторовна Чумакова проработала 17 лет. Это была очень ответственная, но и очень разнообразная, интересная работа. Теперь в мамино «хозяйство» входили библиотеки и дворцы культуры, школы комтруда и пионерские лагеря, столовые шахт и приусадебные хозяйства. В ее компетенции было распределение жилья и туристических путевок по стране и за рубеж, рассмотрение жалоб и конфликтных ситуаций, организация горячего питания в шахтах, экономическое образование для не окончивших среднюю школу и средних специальных учебных заведений, отдых детей шахтеров в пионерских лагерях. Для проходивших ежемесячно заседаний президиума профсоюзов она готовила отчеты по тому или иному вопросу – настолько широка была сфера ее деятельности.
Вот здесь и развернулись в полном объеме мамины организаторские таланты. Она была востребованна, поскольку компетентна. И начальство, и подчиненные ее уважали. Она не заискивала и не лебезила, была самостоятельна и независима. К ней никогда не было претензий, в «ее» пионерских лагерях не было «чрезвычайных происшествий» вроде эпидемий и несчастных случаев. Она хорошо говорила, могла грамотно выступить перед любой аудиторией, по-деловому поговорить и найти конструктивное решение по любому вопросу. К ней, как к последней инстанции, приезжали с шахт обиженные рабочие и их жены, обделенные жильем, нуждающиеся, ищущие защиты от несправедливости.
С коллегами Тамара Викторовна поддерживала ровные, доброжелательные отношения. Но дружбы не заводила, в праздничных застольях, за рамками необходимого, не участвовала. Она исходила из убеждения, что работа – не место для дружбы.
В 1995 году мама вышла на пенсию. Все свои человеческие качества и опыт, способности и эмоции она вложила в воспитание внука, с которым ее поныне связывают обоюдная любовь и взаимопонимание. Мама по-прежнему остается оптимистом, находит бесчисленные поводы для радости и заразительного смеха. Она и сегодня обладает безупречным вкусом. Мама много и увлеченно читает, с удовольствием обсуждает прочитанное в книге и газете, увиденное и услышанное по телевидению и радио. Ей нравится ухаживать за цветами под окном, возиться в саду, выезжать на природу и в гости. Она остается молодой и задорной.
И мама, и папа по первому зову идут нам на помощь, будучи очень разными людьми. Как я часто повторяю, мама у меня в цветочек. А папа – в клеточку.
Мой папа
С моего раннего детства мы с папой – большие друзья (см. ил. 16). Он проводил со мной много времени. Он очень любит животных и привил мне любовь к ним. Благодаря его поддержке у меня были птицы – попугаи, синицы, ворона. Были кролики, хомячки, кот и, главное, собаки. В детстве папа мне много читал и, видя, как я начинаю переживать в предчувствии трагической развязки, особенно когда это сказки и рассказы о животных, придумывал счастливый конец, спасая положительных героев и наказывая отрицательных.
Мы с папой даже использовали особые сигналы, которые заменяли нам слова и позволяли слаженно действовать, не видя друг друга. Когда папа приходил за мной в детский сад, он еще с улицы, за забором издавал довольно громкий звук наподобие скрипа, как Владимир Высоцкий в песне «Скалолазка». И я, бросая все дела – игрушки и «ребяток», переполненная счастьем, неслась к воротам навстречу папе.
Ил. 16. В. Е. Чумаков (р. 1939) с дочерью Наташей. Копейск, 1979
Я очень гордилась папой. Он лучше всех одевался, лучше всех играл в шахматы, его везде уважали, у него было много друзей. Но главное – он никогда не обидел меня ни поступком, ни словом, ни даже взглядом. А это непросто, потому что каждый человек совершает какие-то действия, которые заслуживают упреков, нареканий, а порой и жестких корректировок. Как и мама, папа ни разу не охарактеризовал меня или мои действия дурно или грубо. Для формирования моей личности, самоощущений, для выстраивания отношений с окружающими, особенно с мужчинами, это было очень важно. Его отношение ко мне строилось на безграничной любви и нежности. В детстве я была для него сокровищем. На мне не должно было быть ни единой царапины, я не должна была испытывать боли. Более того, я была для папы ценностью как личность.
В отношении к родителям, особенно к папе, я довольно рано осознала, что ревность родилась раньше меня. Я могла в любой ситуации – за домашним, гостевым или рабочим столом, в компании друзей, коллег и подчиненных – забраться к папе на колени и обхватить руками его шею. Я повторяла за ним то, что делал он: даже в его паспорте, где стояла его подпись, я умудрилась расписаться – и не получила ни единого слова упрека с его стороны. Я ходила с ним, взявшись за руки, до взрослого состояния, и путешествие с ним на работу или на прогулку в лес, как и поездка с мамой в Полетаево к бабушке и дедушке, было для меня важнее, чем игры с друзьями и подругами. Меня окатывала волна ревности, даже если родители смеялись без меня. Я присваивала себе родителей, особенно папу. На шутливый вопрос взрослых: «Чья это такая девочка?» – я, научившись говорить, со значением отвечала: «Папана и мамана». В моем айфоне их телефонные номера значатся как «Мой папа» и «Моя мама». Поэтому именно так называются здесь рассказы о них.
* * *
Папа всегда подставлял плечо, он поддерживал меня, а затем моего сына Даню теми способами, которые считал в данной ситуации наиболее действенными: морально, словом, опытом, знанием, деньгами. Конечно, у него наверняка вскипало внутреннее раздражение по поводу каких-то моих действий, но, руководствуясь любовью и желанием защитить, он мгновенно переключал эмоции в рациональное русло поддержки.
В школе, например, я чувствовала себя очень уверенно не только потому, что маму все уважали. Наша классная руководительница и учительница алгебры и геометрии была жестким человеком и предпочитала управлять классом, держа детей в страхе. Зная ее суровый нрав, папа проверял мои знания по ее предметам, хотя по ним у меня все было хорошо. Инспекция могла затянуться, если в моих знаниях обнаруживался какой-то пробел. В таком случае папа поступал, как вязальщицы поступают со спущенной петлей в шерстяном полотне ткани. Подобно тому как рукодельница распускает ряды вязанья, чтобы не оставить отверстия, которое неизбежно будет расширяться, он шел по учебнику назад, чтобы обнаружить слабое место. Делал он это очень мягко, спокойным голосом, с доброжелательными интонациями. Тогда мы с ним решали предыдущие задания. И когда мы наконец находили и устраняли незнание или ошибку и возвращались к злополучной задаче, я начинала впадать в отчаяние
