Наблюдая за походкой Джона Уэйна, перешедшего улицу, за его низко свисающим на бедре пистолетом во время верховой езды, отец сказал:
- Потому что никто не знает, как сильны эти организации – возможно, сегодня еще больше, чем тогда. Никто не знает, как далеко может зайти власть.
Адаму не очень хотелось использовать это подходящее слово, но он, все-таки забегая вперед, отводя глаза в сторону от Джона Уэйна, спросил:
- Это не связано с мафией, Па?
Это прозвучало смешно и мелодраматично, словно продолжением событий фильма на экране, а не их жизни.
- Я не могу сказать, кто это или что, Адам, для нашей же собственной безопасности. В любом случае мафия – это только лишь слово, используемое людьми. Есть много разных слов, пригодных для описания одной и той же вещи. Много воды утекло. Очевидно, меня также использовали, и не раз. Это была ловушка. Никто не знает, где я выложил все сведения – все, что я знал. Есть и другие причины держать нас под контролем, для регулярных поездок Грея сюда. Он взялся за проверку некоторых сведений. Я ему объяснил, что больше ничем не располагаю, и со стороны ко мне ничего не поступает. А он только смотрит на меня с холодком. Иногда мне кажется, что я даже раздражаю его в своем замешательстве. А иногда, когда мы встречаемся, то сидим как враги, словно играем в сумасшедшую игру, когда ни один и ни другой из нас не верит во что-либо, и эта бесконечная игра продолжается…
Т: Те сведенья, о которых говорил отец, он не рассказывал тебе об их происхождении?
А: Нет.
Т: Когда тебе это стало интересно, после всего, когда эти сведенья изменили всю вашу жизнь?
А: Он сказал, что не может рассказать мне это, для моей же безопасности, и я не настаивал.
Т: Он сказал Грею, что никаких сведений он со стороны он не получал? Он как-то объяснял тебе это?
А: Я не знаю, что вы имеете в виду.
Т: Я имею в виду, спрашивал ли ты его, когда он рассказывал Грею правду, а когда, например, он уходил от разговора?
(пауза 9 секунд)
Т: Почему такая внезапная тишина? Ты на меня очень странно смотришь.
А: Я думаю, что это взаимно. Это вы смотрите на меня странно. Это напоминает мне то, как, из рассказов отца, они в разговоре холодно смотрели друг на друга, словно были врагами. И вы также посмотрели на меня минуту тому назад. Наверное, я смотрю на вас так, когда вы спрашиваете о сведеньях.
Т: Жаль, что ты так расстроен выражением моего лица. Я тоже человек. У меня тоже болит голова, и иногда бывает расстроен желудок. Я плохо спал последней ночью. Может быть, отражение того ты видишь на моем лице.
А: Неплохо иногда обнаружить в вас человека, в чем я иногда сомневаюсь.
Т: Я понял. Полагаю, будет неплохо, если ты больше не будешь на меня сердиться.
А: Не знаю, что вы хотите этим сказать.
Т: Что когда мы касаемся правды, основополагающей правды, той, которую ты пытаешься отрицать или утаить, ты как-то изворачиваешься. Но я понимаю. Я всего лишь другая цель из досягаемых.
А: Что вы имеете в виду – лишь другая цель? Кто же первая?
Т: Ты не знаешь?
А: Вы имеете в виду меня? Я устал от всего этого. Вы все время жонглируете мыслями.
Т: Ты видишь? Снова злость. Только стоит нам коснуться важной территории.
А: Какой еще территории?
Т: Сведенья, которые были у твоего отца – сведенья, которые, ты говоришь, он тебе не давал.
(пауза 15 секунд)
Образно выражаясь, Адам чувствовал себя тряпкой, скомканной в кресле. Конечно же, он знал, что на поверхности он был всего лишь сидящим здесь, как обычно, смотрящим на Брайнта, который уже не был каким-то там доктором. Но тогда кем же он был? Адам исходил из возможного. Если врагом, то, наверное, одним из врагов его отца. Он чувствовал, как в нем снова начинала пробуждаться паника, и остатки пустоты снова стали напоминать о себе. Он старался уйти прочь от паники, как всегда рекомендовал ему Брайнт. И он осознавал свою зависимость от него. Был ли он врагом или нет, Брайнт помог ему открыться – вспомнить, кто он, и откуда пришел. Он должен был помочь ему и делал это. На этом месте. Он знал, что он мог положиться на Брайнта, но должен был беспокоиться о тех сведеньях, которые так хотел от него получить Брайнт. И ему не было известно, что же на самом деле знал Брайнт, а что не знал. Был ли он честен, в конце концов? Он думал снова и снова. Это было похоже на ловлю крыс в лабиринте.
Т: Ты болен?
А: Нет. Я в полном порядке. Все открыто. Я вышел из равновесия.
Т: Это понятно.
А: Все худшее, что приходит мне в память, появляется не целиком, а обрывками, кусками. Полная картина не ясна.
Т: Надо постараться взять все одним прыжком во времени.
А: Да.
Т: Мы говорили о твоем отце – о том, как он рассказывал тебе о прошлом. Твой ум должен идти в одном направлении – ты и твой отец…
В течение недели отец объяснял все Адаму. Его вопросы были бесконечны, и то, что он слышал в ответ, иногда вводило его в шок. Он в удивлении тряс головой, не понимая, как можно скрываться, находясь среди людей и жить с этим двадцать четыре часа в сутки, непонятно зачем. Его изумляли заботы его родителей все эти годы. Очки его отца блестели так же, как и оконные стекла окружающих зданий Монумента. Отец рассказывал, как каждые два-три года менялось поведение мистера Грея.
- Это почему я избегаю Доктора Хантли, окулиста, чей кабинет находится в следующем здании рядом с моим офисом. Однажды я сказал ему, что мой ближайший друг – окулист в Нью-Йорк-Сити, и очки я заказываю только у него, - сказал отец.
Отцовские усы также были частью маскарада. Они не были усами того репортера из Блаунта. Он также бросил курить: «Это была пытка, Адам. Но Грей настаивал, и мать была рада видеть, что я больше не курю. Она сказала, что это одна из хороших сторон нашей новой жизни. По сей день мне так плохо без сигарет…»
Вопросы Адама продолжались.
- Вы с Мом на самом деле жили в Ревлингсе-Пенсильвания? - спросил Адам, рассказав о посетителе редактора. Эмми расспрашивала его об этом тогда по телефону.
- Нет. Но мы туда ездили на неделю, чтобы как следует познакомиться с этим городком, изучить расположение улиц, домов, чтобы знать ландшафт. По нашей легенде мы встретились и познакомились в Ревлингсе. Я помню, как стою в стороне от офиса газетной редакции, и ловлю себя на мысли, что хочу познакомиться с редактором, побеседовать с ним. Но нет. Это факт, что я всегда избегаю разговоров с газетчиками, а также и с отцом Эмми, боюсь того, что могу раскрыться, - в его голосе была тоска.
- Что же о матери и о тех ее звонках женщине, коей была тетя Марта?
Отец объяснил, что Марта жила в монастыре недалеко от Портленда, штат Мен. Она приходилась его матери сестрой и единственной оставшейся в живых ее родственницей. Грей сумел сделать так, что один раз в неделю они могли разговаривать по телефону.
- Единственная поблажка, связанная с риском, которую позволил нам Грей, хотя риск минимален, - говорил он. - Твоя тетя никогда не жила в Блаунте, и она постриглась в монахини еще подростком. Монахи скрыты от светской жизни, Адам, и никогда не встречаются с теми, кто в миру. Грей смог оформить специальное исключение, позволившее делать один звонок в неделю – для твоей матери это единственная связь с миром, и только одна Марта знает правду…
А: Мне любопытно вот что…
Т: Что?
А: Вы никогда не спрашивали о матери, только об отце, словно вас она ничем не интересует.
Т: Ты ошибаешься. Это ты ничего о ней не рассказываешь. Я говорил тебе раньше – я всего лишь проводник. Я не веду тебя, а всего лишь сопровождаю.
(пауза 15 секунд)
А: Я хочу рассказать о матери. Я полагаю, что хочу найти ее во всем, что открыл.
Т: Во всех смыслах. Вперед.
(пауза 10 секунд)
Т: Что случилось? Почему задержка? Расслабься, возьми себя в руки.
(пауза 5 секунд)
А: Ничего – просто в данный момент я не могу вспомнить ее лицо.
Т: Используй свое время. Она есть, она часть твоей жизни. Она придёт…
И она, конечно же, была.
---------------------------------------
А: О моей матери. Всю свою жизнь, с самого младенчества она мне казалась очень печальной. Мне казалось, что иногда попадаются люди худые или толстые, или же с отвислой кожей. Отец всегда выглядел одним из сильных, словно был окрашен в яркие краски, а она – в блеклые. Бред, конечно.
