— У меня лучше! За нами победа!..
Подростки собрали в сумки инструменты, выключили ток. Шли в поселок вразвалочку, во всю ширину весенней, в лужах дороги. И видно было Илье: поработали ребята с удовольствием, до приятной усталости.
Стекла завода оранжево пламенели, точно под каждым окном садилось по солнцу. Звук, даже от слабого удара по железу, раздавался в вечернем охладевшем воздухе колокольно, набатно-гулко, точно предвещая нечто очень значительное. Дегтярев замедлил шаг, любуясь новым ремонтным заводом. Скоро сюда прикатят своим ходом, привезут на буксире с дальних верст горячие локомотивы, электровозы. Отдохнут, подлечатся машины и снова, пыхтя на крутых сопках, потянут в дальние края лес, руду, океанскую рыбу…
Ергин надвинул на самый нос восьмиклинку, будто от колючих лучей солнца прятал под куцым козырьком зоркие, с хитринкой глаза.
Глава семнадцатая
В субботу зоревым утром Игорь Мороков тормошил Илью и спросонья ворчал:
— Поднимайся. Сколько тебя ждать надо?..
Вот так же в деревне, бывало, чуть свет вскарабкивался он по скрипучей лестнице на чердак избы и будил Илью, — звал на рыбалку.
Илья рывком встал с постели, надел старые брюки, кирзовые сапоги, накинул на плечи фуфайку — и на улицу. Он выбежал, как и в отрочестве, встретить на реке восход солнца. Деревянные дома в обильной росе сияли свежестью, словно их возвели за минувшую ночь. И тротуары будто только что вымыли.. И березы, казалось, лишь в последний час перед рассветом распустили мягкие листья. Чуть ниже временного поселка, среди островков лиственниц, виднелись каменные дома, неподвижные краны. А еще ниже — зеленым сплошняком тайга, сопки из перевала в перевал. Среди сопок — речка небрежно брошенной бирюзовой лентой. По насыпи, как по взлетной полосе, мчались вдаль рельсы.
— А что, ребята? — воскликнул Илья, обращаясь к ватаге рыбаков. — Прокатимся в первом поезде, обновим первыми рельсы?
— Что хорошего увидишь из окна вагона? — возразил замполиту Сергей Порошкин. — Лучше пешком от Амура до Байкала!
— Можно и с рюкзаком да палатками, — размечтался Илья. — Не знать нам, парни, истинной радости, если не увидим эту дорогу от первой до последней версты…
Мелкая речка Ураса пробиралась широким, захламленным корягами, валунами руслом.
— Как же здесь рыбачить? — сомневался Дегтярев. — Глубины-то воробью по колено…
— Ног не пожалеешь, так и ухи похлебаешь, — скупо улыбнулся Сергей. — Рыба тут знает себе цену, даже к замполиту сама не приплывет. Не стыдно ли будет, если ни одного хвоста не поймаете? Опозоритесь с удочкой — поднимем на смех.
— Меня подучит местной рыбалке землячок, верно, Игорь? — нашелся Дегтярев.
— Он-то у нас мастак ленков и хариусов тягать! — Сергей кивнул на Морокова. — Да что ленки! К нему даже лебеди косяками слетаются… Не верите?.. Прибегает раз в общежитие: «Ребя, я лебедя поймал! Лебедь весь белый, шея длинная, а лапы кожаные…»
— А вы и рады, — обидчиво прогудел Игорь, — подхватили: «кожаные лапы», так и стараетесь прицепить к человеку прозвище. Тоже мне — кореши. Петька Гомозов начал про меня сцены показывать. Смотри, Петька!.. — Мороков погрозил пальцем веснушчатому Гомозову. — Рассержусь — худо будет… — И вдруг переменил тон. — Слышите?.. — с радостью и сочувствием произнес Мороков и остановился. — Не улетел еще…
Дегтярев услышал кликанье, чем-то похожее одновременно на звуки горна, охотничьего рога и пастушьей дудки. Голос начинался от речки, а потом, казалось, прозрачные лиственницы и чистое небо скорбно запели.
…В обширном котловане, заполненном водой, плавал лебедь-кликун. Изредка поправлял на спине белые крылья, высоко держа черноклювую голову. Ребята подошли к озерку — лебедь замолчал, замер посередине котлована, — застыл как мраморный. Игорь достал из мешочка хлеб, мелко нарезанную треску, бросил в озерко.
— Ну, почему не летишь, Кликун? — участливо спросил. — Ведь мозолей под крыльями нет, а сидишь… — Игорь первым подался к речке. — Пошли отсюда. Нечего нервировать птицу, ей и без нас тошно…
А началась вся эта история с лебедем вот с чего.
Когда очистилась ото льда, заискрилась Ураса, Игорь стал замкнутым, нелюдимым и свободное от практики время пропадал на речке. Он скучал по дому.
Раз выдалось холодное, со снегом и дождем утро. Игорь рыбачил и вдруг увидел над собою четырех огромных белых лебедей. Да так низко летели они, что вот-вот ударятся о сухие макушки лиственниц. Порывистый ветер швырял птиц из стороны в сторону, наверно, забивал им дыхание и глаза крупчатым, что дробь, снегом. Один лебедь сел, нет — он упал в речку, у самого берега, за ним и другие понеслись было на посадку, да увидели Игоря. И снова птицы с громким кликом, устало набрали высоту. Ветер подхватил их, понес куда-то за лес, во мглу. Игорь кинулся ловить севшего лебедя. Тот почему-то не взлетал, не убегал, только лишь хлопал по мелководью, по камням размашистыми крыльями, хрипел… Игорь взял птицу на руки, внимательно осмотрел. Ушибов и ран не обнаружил.
— Ну, чего ты скуксился, захирел, а? — сострадательно спрашивал лебедя подросток. — Или доконали тебя снег, ветер?..
Мороков сидел в кустах, в затишье, и, как ребенка, качал лебедя, дул ему в нос, поил из ладони. А лебедь вовсе сник, будто собрался умирать: свесил шею плетью, закрыл круглые желто-зеленые глаза. Игорь сперва надумал унести кликуна в поселок, в общежитие, но как оставить на сухом водяную птицу? Ей требуется озеро или река поглубже… А Ураса совсем обмелела — волки и лисы перебегали ее вброд, бурые медведи по воде шатались. И пустил Игорь птицу в котлован. Котлован, конечно, не раздольный плес, не место в нем гордому лебедю. Но здесь можно было в случае чего нырнуть и спастись от опасности.
Вечером, после работы Игорь прибежал к лебедю. Тот, застыв у края котлована горкой снега, сворачивая на спине шею, беспомощно распускал по воде крылья… И взялся Мороков как мог холить слабую птицу. Даже несколько раз ночевал у котлована. Оберегал лебедя от браконьеров, следил, чтобы взрослые и дети, радостно всполошенные близостью поднебесной птицы, не причинили ей вреда.
Кое-кто рассудил: ну, лебедь отдохнет, а взлетит ли? Ведь ему нужен для взлета разгон по водной глади. А тут, вокруг котлована, кусты да коряги. Запутается птица, изорвет крылья.
Прислушался Игорь к этому мнению, привел ребят, и вырубили они кустарник, растаскали коряги — устроили взлетную полосу. И снова оставался паренек наедине с лебедем, слушал его тоскливый клич, видел, как он о грустью смотрел на север, вслед летящим табунам перелетных птиц. Игорю становилось не по себе. Он и сам бы на крыльях улетел в деревню Голубичную, домой…
Игорь вел Дегтярева за собою по чаще тальника, через завалы деревьев — в самые потаенные, удачливые заводи. То и дело закидывал самодельную мушку в прозрачную воду, тянул поверху эту мушку, похожую на красного жучка. Глядь — уже трепещется, взыгрывает в воздухе пятнистый большеглазый ленок или пестрый хариус!
У Дегтярева не хватало терпения таиться за кустами, крадучись приближаться к берегу. Он вспугивал осторожную рыбу резким взмахом удилища, хрустом сучка. С малых лет Илья привык рыбачить сидя на берегу, а не бегать с места на место.
«Вот и опозорился, — огорчился Дегтярев. — Видно, не поймать мне ни одного хвоста. Что теперь скажет Сергей Порошкин — засмеет».
Илья присел на обшарпанный плавун, положил рядом удочку с тальниковым удилищем, оглянулся на треск в чаще. К нему пробирался мастер Ергин.
— Вот где вы! — мастер сел возле Ильи. — Крепко я сегодня спал, как молодой после гулянки. И рыбалку проспал.
Нравилось Илье сидеть с Ергиным за куревом. За куревом мастер обычно рассказывал о ребятах что-нибудь комичное и вроде бы оправдывал их шалопутные выходки. Илье хотелось, чтоб у Ергина подольше не гасла папироса, потому что, накурившись, он сразу спохватывался: «Сидим-посиживаем, а дело-то стоит!»
Вот и теперь, у реки, Дегтярев ждал, когда Елизар Мокеич достанет папиросы. Но тот почему-то и не думал привычно дымить; натянув на самые глаза кепку-восьмиклинку, пулял камешки в барашковый перекат.
— Давайте закурим, — напомнил Илья мастеру.
— Рад бы угостить вас, да нечем. — Ергин хлопнул по карманам куртки. — Против воли своей оставил это развлечение. Наследнички вынудили… Как прибыли сюда на практику, вижу: коптят мои в открытую! И раньше я тоже кое-кого подозревал — курили украдкой, тайком от взрослых. А тут подхожу вплотную к наследничкам — они и в ус не дуют — жгут напропалую! Безгрешными ангелами уставились мне прямо в глаза и наперебой протягивают сигареты — угощают. Взрослыми себя почувствовали на стройке. Мне этот ложный вырост видеть было не впервой. Знаю… Не стал я бранить ребят, пугать хворями, хилым здоровьем — все равно словами не убедил бы. Взял у Морокова сигарету, подкурил от его же огонька. Стоим кучно, дымим, загадочно посмеиваясь, стараемся понять, у кого что на уме держится. Затянулся я несколько раз глубоко, со смыслом, потом поплевал на сигарету, печально вздохнул и растер сапогом.
