Пришел Жигов, спросил, как работалось напарнику. Похвалил: вовремя выполнил задание. Только оно было не настоящее. Косте хотелось узнать, сможет ли Сергей без наставника, сам выполнить сложное дело. Оказывается, сможет. И выдернул он из земли два коротких куска кабеля, которые так трудно, мучительно спаивал практикант.
— Врагу не пожелаю такую злую шутку! — сжал кулаки Сергей. Горько обиженный, выбрался из колодца, побежал прочь.
— Стой, куда ты!.. — кричал ему вслед Костя. — Беги, беги, а завтра проверим, что ты перенял у меня за месяц…
Так вот обучал кабельщик паренька…
Глава девятнадцатая
Утром мастер участка обошел стройку и велел монтерам и практикантам собраться на пустыре перед заводом. Надо было срочно растянуть кабель высокого напряжения. Парням пришлось оторваться от настроенного дела, да и знали они, как тяжело разматывать толстый кабель; ума не требуется — знай тащи. Но не заставили себя долго ждать, побросали свою работу и быстро собрались у барабанов — шумные, веселые, будто после того, как управятся с кабелем, их позовут к богатому столу.
— Начинать давай! — азартно кричали. — Поехали!..
Протолкнули стальной стержень в отверстие барабана, подняли его домкратами на козлы и закрутили, подхватывая смолистый, в извести, неподатливый конец кабеля, — перли рысцой вдоль траншеи, выкрикивая из бурлацкой песни «Дубинушка»:
— Сама пойдет! Сама пойдет!..
Монтеры двигались с кабелем плечо к плечу, рука к руке…
Дегтярев стоял, поправляя на руках верхонки, возбужденный ватажной работой, ждал момента тоже ухватиться за кабель.
— Набегай, замполит! — крикнул ему Костя Жигов. — Или скромным подступиться негде?
Оказалось место между Гомозовым и Порошкиным. Илья подхватил на плечо кабель и резко ощутил вдоль спины его свинцовую тяжесть, он бы, наверно, упал, взвалив на себя непосильную ношу, да к нему вовремя подоспел Костя Жигов.
— Пупок надорвешь, замполит! Ты же поднял за троих. Не вставай между низкорослыми. Ну, взяли, ребята! Еще разок дернем!..
Гудела, улюлюкала длинная вереница монтеров в испачканных смолой, известью брезентовках, в резиновых, кирзовых, залепленных грязью, сапогах. Дегтяреву живо вспомнилась картина «Бурлаки на Волге» и будто он сам, низко припадая потным лицом к раскаленному песку, тянул бечевой баржу. Он зримо представил себе знойный день, яркие, до рези в глазах, блестки на широкой реке, полет чаек. Еще он подумал о строительных лесах, бесконечных ступеньках куда-то в небо. И будто он, Илья, на стройке первой пятилетки, среди сотен подносчиков — таких же, как и он, уставших, мечтающих о небывало светлой жизни, — тащит на себе стопу кирпичей под самое солнце…
Верховодил монтерами Жигов. Он бегал по всей длине растянутого кабеля, зычно командовал:
— Заходим назад! Подхватывай… Кто там запинается, гляди, растопчут.
Шнурков, которого подростки посадили вчера за лебедя в речку, хотел воспользоваться веселой кутерьмой, — он тоже кричал, подбадривая бригаду, а сам держался за кабель для видимости. Жигов погрозил ему кулаком.
— Зачем с него много требовать, — подал голос в защиту монтера мастер Ергин. — Шнурков уже свое отработал — двоих ребятеночков состряпал…
Дегтярев видел, что пустячное слово, которое бы в другом месте пропустили мимо ушей, тут, на растяжке кабеля, легко вызывало дружный смех, новые шутки, реплики — да все в нужную минуту, в цель…
Среди заводских каждый практикант был на виду.
— Игорь, подставь каток, — то и дело слышалось. — Помогай, Петро… — И мальчишки бегали проворно, потревоженными муравьями.
Внимание Дегтярева особенно привлекал Сергей Порошкин. То он впереди Ильи нес кабель, то позади; кого-то бранил за слишком круто согнутое кольцо кабеля. Он вовремя, не ожидая просьбы, кому-то помогал, заскакивал в траншею. И еще Дегтярев часто ловил на себе пристальный, неприветливый взгляд подростка.
С тех пор, как замполит приехал на стройку, Сергей болезненно думал о нем и Галине Андреевне. И до этого все опасался, что пока он, Сергей, здесь, на практике, воспитательница и замполит вовсе сдружились. И теперь Галина Андреевна недосягаемо удалилась от отца, наверно, забыла уж про него, да и Сергея все реже вспоминает. Он перечитывал ее письма, выискивая коварную суть в добрых словах…
Сергей не сводил глаз с замполита, стараясь угадать, как близок тот стал Галине Андреевне; непрошенно навертывались мысли о поцелуях, о клятвах в любви на всю жизнь. Слышал он в голосе замполита что-то счастливое.
«Зачем он остался у нас? — досадливо рассуждал Порошкин, — ну, проведал и катил бы дальше. Зачем я стараюсь перед ним показать свою силу, стараюсь говорить умно, а получается глупо…»
— Пороша-то неспроста жмется к Илье Степановичу! — выкрикнул занозистый Петя Гомозов. — Знает малый: замполит всегда возьмет на себя его тяжесть.
— Елизар Мокеич! — Сергей не растерялся. — Почему Гомозов используется не по назначению? Его бы надо на высокую горку поставить: пусть оттуда бухтит, людей веселит…
А кабель полз и полз все дальше от барабана — извивался сытым удавом на поляне, нырял в траншею, пропадал в колодце и снова выползал на пустырь. Дегтяреву казалось, что кабель сам по себе движется, а монтеры, шустрые, бойкие, лишь играют, забавляются этим гибким, как бы живым, сгустком проводов…
Глава двадцатая
В комнате ребят Парков пил чай из железной кружки и жаловался на неохватную территорию, на которой рассеяны его ученики. Мастеру надо всюду успеть, проследить, чтоб сытыми, необиженными были «чижи». А замполит побывал там да сям — и сделал вывод: мастер забыл-забросил свою группу, неизвестно где баклуши бьет, равнодушен к ребятам…
Подростки собрались в кино, с нетерпением поглядывая на часы, молчали.
— Тягостно нам с вами, — откровенно сказал Сергей Порошкин Вадиму Павловичу.
— На вас даже веселая сценка не выходит, — добавил Петя Гомозов и спрятался за спину Порошкина. — На Мокеича хоть воз потешных номеров могу выкинуть и на замполита — запросто. А вы, наверно, нам совсем чужой, потому и шутки не получаются…
— Положите заявление на стол директора, чем так вот… — продолжал тяжелый разговор Порошкин. — Смотрите вы на нас в упор и не видите…
Вадим Павлович отставил кружку в сторону, потер на лбу глубокую складку или шрам; в глазах — недоумение. Он хотел что-то строго сказать, даже прикрикнуть, но, видно, не мог собраться с мыслями — так неожиданна была для него дерзкая встреча «чижей». Может быть, он впервые понял, что с понуканиями да окриками на ребятах далеко не уедешь.
— Выходит, я не пришелся ко двору, — мрачно проговорил Парков. — И так бывает…
Ребята потянулись к двери, торопились в кино. И тут Порошкин увидел на лице мастера незнакомое выражение, вызывающее сострадание, и почувствовал себя в чем-то виноватым перед ним.
— Постойте! — Сергей оттолкнул от двери мальчишек. — Что мы лопочем? Куда нас повело?! Гомоз, разве бригадир не хвалил тебя за чистое лужение концов, за выкладку проводов на панели?.. Хвалил же, сознайся? За образец бывалым монтерам ставил, так? А кто тебя научил? Мастер Парков! У меня Жигов заметил и одобрил крепление кабеля скобами. И я перенял это от мастера…
Лицо Паркова дрогнуло; он чему-то сдержанно, смущенно улыбнулся.
— Идемте с нами в кино, Вадим Павлович, — пригласил Порошкин. — Ну, если не хотите в кино, так в баскет играть.
— Да, да, — откашливаясь, сказал мастер, — будем вместе работать, еще наверстаем…
Парков остался в комнате один. Он слышал, как будто с другого берега реки, скрип половиц в коридоре, голоса парней, говорок и смех девушек. Мимо окон проходили строители — кто в клуб, кто на речку. Паркова со всех сторон обтекала молодая жизнь, но не звала его за собой, даже не замечала.
«Я-то их не подпускал к себе на пушечный выстрел, — подавленно думал мастер о ребятах, — все командовал. И не было мне до них никакой заботы, чем они живут, о чем мечтают. Знал: Порошкин, Петров, Иванов. Имен чи… парней до сих пор не запомнил. Вот за это сейчас получил хороший урок… Надо же, Порошкин вспомнил, как я учил его наконечники на провода напаивать, монтеры, говорит, хвалят…»
Мастеру захотелось рассказать Дегтяреву и Ергину о происшедшем. Но ни того, ни другого не нашел я общежитии.
«Вот тебе и чиж Порошкин! — озадаченно думал. — А может, я его никогда и не знал?.. Грозился я перед замполитом: если что будет не по мне в училище, так я заявление на стол — и бывайте. Говорил так. Но теперь меня будут гнать в шею, а я ухвачусь за косяк двери и не сдвинусь. Теперь-то понимаю: уйду от ребят — и что-то важное, невосполнимое потеряю. Я еще себя покажу настоящим мастером. Замполит должен мне поверить…»
