– У меня? – поразилась Лиза. – Конечно, нет.
– Нужно поговорить с ней, попытайся найти ее телефон или адрес, – попросила я.
Лизавета пожала плечами.
– Позвоню Веронике, ее агентство и отцу, и Виктору прислугу поставляло, я уже затребовала себе новый штат.
Когда мы подъехали к воротам, Лизавета щелкнула брелком, створки разошлись, пропуская «Мини Купер», затем вновь закрылись.
– На калитке висит почтовый ящик, в нем вроде что-то есть, – сказала я, – газета или письмо, надо достать.
На мои слова Лизавета отреагировала странно.
– Нет, – закричала она, – не хочу! Фу! Гадость.
– Тебя пугают счета за электричество, охрану и газ? – засмеялась я. – Да уж! Страшное зрелище, я всегда впадаю в уныние, заполняя квитанции коммунальных платежей. Сколько вы отдаете за свет?
– Не знаю, – поморщилась Лиза, – этим занимался Виктор, я не вела денежных расчетов, муж оплачивал прислугу и все остальное. Он же всегда сам доставал почту. Витя выписывал газеты, он терпеть не мог жеваный «Финансовый вестник», дико злился, если горничная его мяла, а после того как очередная косорукая девчонка уронила журнал «Деньги» в лужу, он всегда сам ходил к ящику, вынимал почту до завтрака. Но незадолго до смерти он подвернул ногу, врач наложил ему тугую повязку и велел два дня ногу не нагружать, вообще не наступать на нее! Вот Виктор и попросил: «Лизочек, сгоняй за прессой». Предсталяешь, отправил меня в восемь утра на холод! Разбудил, поднял и погнал на улицу! С неба льет дождь, под ногами грязь, темнота! Холод! Ужас! Я одна в лесу! Из-за какого-то журнала!
Я постаралась не расхохотаться. Да уж, жены декабриста из Лизочки не выйдет. Послушать ее, так покажется, что несчастная девочка брела босиком десять километров через тайгу, отмахиваясь дрыном от волков! На самом деле принцесса на горошине пробежалась туда-сюда по мощеной, хорошо освещенной дорожке. Ничего не скажешь, суровое испытание!
Лиза продолжала:
– Я взяла газету и пакет. О! А там… Фу! Сейчас меня стошнит! Ты можешь напоить меня чаем с бутербродами? Вероника до сих пор не прислала новую горничную.
Я пошла к столику и не сдержала любопытства.
– Ты вскрыла бандероль?
Лизу передернуло.
– Нет, на ней же стояла надпись «Виктору Ласкину лично». Никогда не интересуюсь чужой корреспонденцией! Это крайне невоспитанно! Я села около Вити в кресло, а он разорвал бандероль. Оттуда… о!.. выпала дохлая крыса, изо рта у нее торчала зеленая купюра… меня стошнило прямо на ковер… вспоминать противно! Там еще записка была.
– И что в ней? – поспешила я с новым вопросом.
– Не читала, – простонала Лизавета, – Витя ее сразу убрал.
– Куда? – не утихала я.
– Зачем тебе это? Весь аппетит пропал, – прошептала Лиза, – мутит при одном воспоминании.
– Где записка? – насела я на вдову.
– Наверное, в Витиной спальне в столе, – заканючила Лиза, – отстань! Постой! Думаешь, ту мерзость прислала Катя?
– Судя по тому, что я успела узнать о твоей мачехе, такой вариант маловероятен, – усомнилась я, – но лучше взглянуть.
Лизавета встала.
– Пошли, хотя я не уверена, что муж сохранил записку. Крысу точно выкинул.
Личная часть дома Ласкина состояла из трех громадных комнат: кабинета, гостиной и спальни.
– Где Виктор складывал важные документы? – осведомилась я, прикинув, что искать вслепую придется не один день.
– Не знаю, – традиционно ответила Лиза, – я никогда не лезла в дела супруга.
– Отсутствие любопытства больше смахивает на равнодушие, чем на интеллигентность, – не выдержала я.
– Я жена, – обиженно уточнила Лизавета, – делами занимаются подчиненные, хозяйством – прислуга, мое дело – радовать глаз, всегда быть красивой, хорошо одетой и причесанной. Чего еще можно требовать от супруги?
Я хотела ответить: «Горячего ужина, чистых рубашек, поддержки в тяжелую минуту и радости в счастливую, рождения детей, дружбы», но отбросила эту идею и задала новый вопрос:
– Помнишь, когда пришла бандероль?
– В понедельник утром, – уверенно ответила Лиза, – Витя еще сказал: «Ну, гады, погодите, разберусь с вами».
Я прошла в кабинет, выдвинула верхний ящик стола, увидела небольшую папку, раскрыла ее и воскликнула:
– Давно так не везло!
Внутри скоросшивателя оказались абсолютно новая стодолларовая купюра и записка, отпечатанная на принтере. В ней была всего одна фраза «Настя Варенкина проклинает всех крыс».
– Кто такая Варенкина? – повернулась я к Лизе, вошедшей за мной следом.
– Не знаю, – стандартно ответила красавица, – у меня такой приятельницы нет!
В моем кармане завибрировал мобильный. На дисплее высветилась фамилия Неймас.
– Вилочка, ты не забыла про телепрограмму? – с тревогой спросила Аня.
Я похолодела:
– Когда начинаются съемки?
– Через полчаса. Ты далеко? – занервничала Неймас.
– Уже подъезжаю, – лихо соврала я и побежала к двери, на ходу раздавая Лизе указания.
Вдове явно не понравилось мое поведение, но она не стала спорить, пообещав позвонить директрисе агентства по найму прислуги и разузнать у нее координаты горничной Жени. Я же, сев в машину, соединилась с Шумаковым и услышала голос Зои.
– Алло!
– Где Юра? – забыв поздороваться, воскликнула я.
– На работу удрал, – отрапортовала Зоя, – мобилу забыл, часы тоже. Я рано освободилась, можно приготовлю ужин? Ты не будешь против? Некоторые женщины не любят, когда их отодвигают от плиты.
– Я не отношусь к их числу, – заверила я одноклассницу Шумакова, – вот только плиты у нас еще нет.
– Ерунда, – оптимистично возвестила Зоя.
– Делай что хочешь, – милостиво разрешила я, – вот черт! По рабочему номеру Шумакова не поймать.
– Чем могу помочь? – тут же предложила Зоя.
– Я хочу, чтоб Юрчик пробил некую Настю Варенкину. Отчество, год рождения и место проживания неизвестно.
– Что она натворила? – деловито спросила Зоя.
Я изложила ситуацию с крысой и деньгами.
– Номер купюры записала? – поинтересовалась Зоя.
– Да! – Я с гордостью продиктовала комбинацию цифр: все-таки опыт детектива, пусть и писателя по преимуществу, кое-чему учит.
– Ассигнация новая? – уточнила Зоя.
– Свежая, аж хрустит, – сказала я.
– Значит, она поменяла не много владельцев, – продолжала Зоя, – тот, кто прислал посылку, наверное, купил баксы в банке или получил их в зарплату. По номеру казначейского билета можно узнать, куда его отправили, какое учреждение получило эту серию. Дальше дело техники, находим кассира и расспрашиваем его насчет покупателей валюты. Шанс, что он вспомнит этого человека, крайне мал, но есть. Если же баксы выдали как серую часть оклада, тоже можно отыскать, в чьи руки они попали.
– Ты гений, – обрадовалась я.
– Пустяки, – смутилась Зоя.
– Есть еще одно дельце, – вспомнила я, – мне нужен адрес клуба «Рар».
– Да нет проблем. Поищу все о Варенкиной, запишу название улицы, где расположен клуб, и подумаю об ужине. Чебуреки подойдут?
– Я только что переехала, не подскажу, где поблизости их можно купить! – ответила я.
Зоя крякнула:
– Вилка, я сама их пожарю.
Ее слова поразили меня до глубины души.
– Их можно приготовить дома?
– Почему нет? – прозвучало из трубки, затем зачастили короткие гудки.
Богиня пробок сегодня сжалилась над госпожой Таракановой. В «Останкино» я приехала ровно к назначенному часу и была тут же схвачена Аней Неймас.
– Вилочка! Умница! Никогда не опаздываешь, – рассыпалась в похвалах Нюша, – а вот и редактор. Светуля, объясни Вилке суть дела.
Растрепанная тетка, сжимавшая в одной руке телефон, в другой рацию, безумным взглядом уперлась в Неймас.
– Слушаю вас! Какие проблемы?
– Немедленно заставьте зал бить в ладоши, – проорала рация, одновременно у Светланы запел сотовый, и она начала издавать странные, пищащие звуки. Такие издает СВЧ-печка, когда сообщает о готовности блюда.
Редактор отключила мобильный и хлопнула себя кулаком чуть ниже шеи, я присмотрелась и сообразила: на груди у нее висит пейджер.
– Ладушки, ладушки, – выло радио, – вашу мать по всем кочкам.
– Уже! – заорала Света. – Записали аплодисменты, ждем Виолову.
– Звезда, блин, негасимая, – воспылала праведным гневом трубка с антенной, – только прославилась, а уже круче некуда! Вашу мать по сараям!
Я постаралась не расхохотаться. Сколько ни прихожу на разные программы, всегда вижу безумного редактора со взглядом домашнего кролика, потерявшего хозяев в здании аэропорта, и слышу руководящий голос. Как правило, он звучит из всех раций и «ушей».[15] Хотя глагол «звучит» тут не совсем кстати, «глас» орет, матерится, приказывает, иногда поет, подчас даже плачет, но лучше всего он бранится.
– Света! Виолова перед тобой! – разозлилась Аня.
Света моргнула, на ее лице появилась профессиональная улыбка.
