– Оленька, солнышко, – сквозь зубы процедил я. – Я же извинился. Я больше не буду беспокоить тебя по ночам. Фамилию Вадима мне напомни, пожалуйста.
– Бергельман его фамилия, – буркнула Ольга. – Это всё? Тогда спокойной ночи. – И она нажала на отбой.
XX
Сидя у моей постели, обычно сдержанный Алиев хохотал так, что у меня звенело в ушах. Узнав о происшедшем, он бросил все свои дела, и примчался ко мне с набитыми всякой всячиной пакетами из ближайшего супермаркета. Он вовсю веселился, а я мрачно пил виски, и поглядывал на него исподлобья.
– Ха-ха-ха! То есть, ты спал и с его женой, и любовницей? Слушай, ну ты должен теперь до конца жизни молиться и благодарить Бога, что этот Вадим не какой-нибудь ступинский бандюган… ха-ха-ха! Всё-таки есть какая-то своя прелесть в этих интеллигентах, гы-гы. Например, им можно безнаказанно наставлять рога…
– Хватит ржать, Женя, – оборвал его я. – Мне вот отчего-то не смешно.
– Да ладно, чего ты паришься, – продолжал улыбаться Алиев. – Не убили, и ладно. А морда с ребрами до свадьбы заживут. Кстати, что думают по этому поводу твои девушки?
– Да ничего не думают. Я их пока не радовал. Вадим, видимо, тоже, если ни одна из них до сих пор не позвонила.
– Нет, ну вот с кем ещё могла произойти такая история? Реально поднял настроение на целый день вперёд, мачо хренов, аха-ха-ха! Хотя мне, по идеее, сейчас должно быть совсем не до смеха. За сегодняшний день у меня две новости. Хорошая – договор по торговому центру я таки подписал, и бабло уже перечислили. Но вот в Питере на объекте немалые проблемы, и самое неприятное в том, что из-за их задержек у меня может сорваться запланированная на послезавтра поездка на концерт одного гениального пианиста. А это, я тебе скажу, куда обиднее, чем получить по роже от какого-то сраного рогоносца.
– Вот видишь, в чём прелести собственного бизнеса, – съехидничал я. – Бабло есть, а потратить некогда. А где концерт-то? Ты ж как-то говорил, что у тебя срок действия загранпаспорта закончился?
– Концерт в Ханты-Мансийске, Рома. Загранпаспорт туда не нужен.
– Где-где? – теперь наступила моя очередь ржать. – Ты чего, совсем больной? Что это за пианист такой, за которым нужно тащиться чуть ли не за Полярный круг? А в Москву его что, не пускают?
– В Москве пианисту такого уровня простонапросто негде играть, Рома, – на полном серьезе сказал Алиев. – Негде, и не на чем. Залы у нас хреновые, инструменты в подавляющем большинстве – тоже. Поэтому пианисты с мировыми именами в М оскву заглядывают нечасто. Так, чисто бабла срубить.
– Послушай, Алиев, – я с недоверием на него покосился. – Ты знаешь, что в твоих рояльных пристрастиях я некомпетентен. Мне куда ближе и понятнее искусство визуальное. Кино, там, картины. Поэтому в этом вопросе я готов тебе безоговорочно доверять. Но будь любезен, попробуй убедить меня, что в каком-то сраном Ханты-Мансийске есть залы лучше, чем в Москве. Откуда они там могут появиться? Там же тундра, олени и болота, и больше там нету ни хрена.
– О-о-о, друг, – разочарованно протянул Алиев. – Да ты с луны свалился, видимо. Вот скажи мне, какой толк от того, что ты целыми днями торчишь в интернете? Ты не знаешь элементарных вещей, и вообще не интересуешься тем, что происходит в России.
– А с какого перепугу я должен интересоваться в интернете делами Ханты-Мансийска, скажи на милость? Я даже и не знаю толком, где это. А в интернете я, вообще-то, девок снимаю, – я с грустью посмотрел на треснувший системный блок.
– Оно и видно. Тогда давай я тебе расскажу быстренько, а ты послушай. Пригодится. Перед девками при случае выпендришься. Короче, я был совсем недавно в Ханты-Мансийске на концерте. Про музеи подробно рассказывать не буду, но их там – восемь штук. И всякие Поленовы с Саврасовыми висят там на каждом углу, как поздравительные открытки. Но меня куда больше интересовал концертно-театральный комплекс, а точнее – малый зал для камерной музыки. Ну, так вот, такого зала, как в Хантах, я не видел даже в Милане. Ты вообще видел миланскую «Ла Скала», хотя бы по телевизору? По сравнению с «Югрой-Классик» это просто сарай для хранения пожарного инвентаря.
– Да ладно? Про «Ла Скала» я хотя бы слышал. А про этот твой, как его… ни разу.
– Ну, так слушай, вот, я тебе рассказываю. Тыто туда вряд ли поедешь, а я – вернусь ещё не раз. И не только я.
– Ага, и заодно расскажи, почему это вдруг в Москве нет, как ты выразился, нормальных залов и инструментов. Это просто смешно.
– Да куда уж смешнее. Помнишь, я тебе рассказывал про музыканта, в девяностом году уехавшего жить из Союза в Англию?
– Смутно чего-то припоминаю, угу. Это у него было всего два фунта в кармане, на которые он сразу купил пачку сигарет? Это ты его, что ли, слушать в Ханты-Мансийск попрёшься?
– Точно, – улыбнулся Алиев. – Николай Демиденко его зовут. Он всё бросил, и уехал сразу после того, как какой-то сраный жилищно-коммунальный чиновник запретил ему поставить в квартире рояль. В те времена такое практиковалось. Ему просто тупо сказали, что «свою роялю держите на работе, а у нас квартиры для жильцов, а не для роялей». Ну, парню в то время было около тридцати, он он был одним из самых перспективных в мире пианистов, и уже тогда играл Шопена так, как в мире почти никто из живущих тогда музыкантов не играл. И его постоянно звали жить за границу. А он не уезжал. Всё-таки в Союзе понятие «патриотизм» пустым звуком не являлось, и Демиденко продолжал жить здесь, хотя у него не было вообще ничего – ни денег, ни приличного жилья даже. Но вот после того случая его и переклинило. Он послал всех чиновников на хуй, и улетел в Лондон. Без денег. Таким же гастарбайтером, как и мы с тобой.
– Ну, не преувеличивай. Мы-то с тобой вкалывать приехали, а не по клавишам стучать.
– Ты не понимаешь, Рома. Мы с тобой пацанами двадцатилетними приехали, нам терять было нечего, а он всё бросил уже в тридцатник. К тому же учти, что в мире довольно много людей, которые умеют «стучать по клавишам». И если бы он тогда пришёлся в Лондоне не ко двору, то мгновенно превратился бы в такого же простого работягу. Мыл бы где-нибудь в жральнях посуду, или слесарил по автосервисам. Ну, или лабал бы в каком-нибудь вонючем кабаке, за кашу и выпивку. Мало ли таких. Назад-то в Союз ему дорога заказана. Ну, и короче, тот человек, что затянул его в Лондон, собрал в большом зале самых крутых лордов, от которых и зависела дальнейшая судьба пианиста, и сказал, что сейчас они услышат нечто. А эти лорды, Рома, – не мы с тобой. Они столько всего переслушали, что ой. И вот ты прикинь, выходит к инструменту этакий советский молодой человек, в плохом костюме, и без копья в кармане. А вокруг сидят эти напыщенные рожи. И слажать ему никак нельзя. То есть – совсем никак. Второго шанса у него тупо не будет. А у него решается судьба, вот прямо сейчас. И вот он садится за рояль, и начинает им играть, но не Шопена, а «Черную мессу» Скрябина.
– Чё-чё он им играет?
– Да не бери в голову. Это, к примеру, как если бы тебя сейчас поставили перед президентом России, и предложили бы что-нибудь ему впарить. Все ведь знают, что ты лучше всех умеешь впаривать поддельные часы, соответственно – ждут от тебя именно этого. Ну, а ты вдруг начинаешь впаривать президенту не часы, а, скажем, дорогие кастрюли «Цептер».
– А чё, – заржал я. – Какая разница-то? Мне и кастрюли не слабо.
– Да это понятно. Но часы-то ты впаришь ему наверняка, потому что они у тебя от зубов отскакивают, заслушаться можно. А вот кастрюли – хер знает, как уж получится. Короче, во-первых, «Черная месса» Скрябина – произведение невероятно сложное. Во-вторых, Демиденко был представлен, как один из лучших в мире исполнителей именно Шопена. И, будь уверен, сыграл бы им тогда этого Шопена так, что у этих лордов шкура бы на хер позаворачивалась. А он решил пойти на принцип, и показать русскую музыкальную школу во всей красе. В такой серьёзный момент, прикинь?
– Понимаю.
– Не понимаешь. Это очень рисковано, Рома. Не каждый на такое способен. И вот Демиденко, молодой и никому не известный русский пацан, садится в Лондоне за совершенно незнакомый рояль, и играет, как в последний раз в жизни. И он сыграл это тяжелейшее произведение так, что у лордов аж пудра с париков за шиворот постекала. И скоро ему предоставили всё сразу – и гражданство, и бабло, и лучшие мировые залы. Потому что поняли: Демиденко реально крутой парень. А не просто очередной голодный перебежчик из массовки.
– Ну, хорошо. Не спорю, это круто. Допустим. А при чём тут залы и инструменты?
– Да при том, что с тех пор прошло уже много лет, и сейчас Демиденко один из самых лучших пианистов в мире. Врубаешься?
– Ну и?
– Ты не нукай, а слушай… И, что вполне логично, играет он на самых лучших в мире инструментах, итальянской фабрики Фациоли. А в московских залах стоят совсем не лучшие.
– Почему?
– Потому, что невыгодно.
