перешёл он к делу.
— Да, можешь. — А почему бы и нет? Это именно ПОЗЫВНОЙ. Боевое прозвище. Грубо говоря, я могу стать «Рикардо Рома» вместо «Рикардо Пуэбло». Но никак не «Рома Пуэбло».
— Ро-ма… — потянул Эйк. — Так ведь назывался ваш Великий Город из ТОЙ жизни? — задумчивая пауза, и отвечать не требовалось. — У тебя всё очень хорошо с самомнением.
Снова усмешка, но такая, что еле-еле уловимая. Издевка, произнесённая с уважением. Знаете, есть чепушило, хлестающееся в таверне за кружкой пива, какой он крутой, вроде рыбака, показывающего, какую рыбу поймал, или охотника, демонстрирующего размер лапы побеждённого им медведя. И снисходительные улыбки тех, кто его слушает — да-да, мели Емеля твоя неделя. Я с этим «Ромой» в его глазах хлестался не меньше, чем тот тип в питейной, но мне при этом эльф мысленно давал право говорить и делать так, как говорю и делаю, каким бы гротескным хвастовством это ни выглядело. И это вновь приятно зацепило. А потому я, не мудрствуя, задал главный вопрос:
— Эйк, почему я?
Повисла тишина. Эльф не ждал такого резкого перехода к сути. Нахмурился, отпил ещё глоток, поставил кубок. Откинулся на спинку кресла и облегчённо выдохнул.
— Спрашиваешь вот так сразу? Даже не спросишь, почему «сейчас»? Сразу «ты»?
— Так давно пора, потому сейчас. — Я пожал плечами, дескать, что я, банальщины не понимаю? — Но почему я? Что, во всём людском мире не нашлось ни одного достойного человека для контакта? Вы с нами торгуете… Или мы с вами. У нас даже послы друг друга есть. Торговые представительства. Вы не в изоляции и знаете, как мы живём и какие у нас расклады. И так — столетия. Я сомневаюсь, что вы выскочили из Леса только потому, что я освободил вашу разведчицу, из благодарности. Из благодарности вековые устои не ломаются! Однако ваше войско здесь, под моими стенами, готовится к первому совместному походу за многие сотни лет. Что же произошло?
— Первому совместному походу вообще, — улыбнулся эльф. — За полторы тысячи лет, что вы здесь.
О как! Не знал. Ай да я!
— Итак, чем обязан? — теперь откинулся на спинку я, стараясь выглядеть максимально расслабленным. — Только не говори, что раньше не приглашали. Не поверю.
— Приглашали. — Искромётная улыбка. — Но нам это было не интересно. А почему ты? — Театральная пауза. — Ты знаешь ответ, Ро-ма. Должен его понять. Особенно после моих слов о победителе и жертве.
— И всё же? — вот лис, а? Лис этот сова! — Я хочу услышать, а не догадываться. От моего правильного понимания слишком много зависит. Судьба контакта между нашими народами на ближайшие пару-тройку сотен лет. Это слишком большая ответственность для разночтений.
— Тогда начну немного издалека. — Гость поёрзал, устраиваясь поудобнее. — Мы — дети Природы, Рома. И живём по её законам. А вот вы… — Вздох. — Точнее ОНИ…
Пауза.
— Рикардо, ты — Игрок. А они — скот. Наверное, только поэтому.
Снова пауза. Видно для моих встречных вопросов, но я молчал.
— Давай для грубой аналогии назовём всех живущих мыслящих терминами «волки» и «бараны». Ибо так получилось, что все ими и являются.
Я был не против.
— Бараны отнюдь не слабые. У них есть сила, есть их рога и есть просто потрясающая стадная организация. Но они, каждый из них, не думают ни о чём, кроме своей сиюминутной выгоды. Где трава зеленее, где воздух чище, где водопой приятнее — туда и идут. Сосед по стаду имеет лучшую самку? Рогами его. У другого соседа трава сочнее? Прогнать его, а самку и траву себе. И всё, никакой иной стратегии в их жизни нет. Бараны в принципе не способны думать вперёд, на будущее.
Что будет, когда их стадо вытопчет это поле? Это будет потом, сейчас же баранам это не интересно.
А вот волки напали, угроза справа. Волки справа — надо бежать налево! Прочь от волков! Не встретить всей массой в рога, у волков от такого приёма просто нет защиты, а бежать, потому, что лично ты должен спастись, пусть хищники сожрут кого-то слабого из твоих соседей. При этом, что будет в той стороне, куда бежишь, тоже не важно. Ты бежишь, потому, что бежишь, потому, что ты баран. Даже если там тупик, или наоборот обрыв, это ничего не меняет, никто из баранов не задаётся этим вопросом. Потому и говорю, скот, и слово это употребляю с презрением.
Я не презираю, например, корову, — оговорился он, разъясняя позицию, — ибо она — неразумное животное. Того же настоящего барана — из него получаются вкусные блюда, а из его шерсти выходит неплохая одежда. Но когда скот, умеющий думать и говорить, но остающийся скотом, пытается ставить себя вровень с волком, с хищником и победителем — мне смешно. Нет, правда, Рома, мы не относимся к вам с предубеждением, мы не высокомерны! Мы просто видим в вас тех, кто вы есть, пусть вас это и коробит.
— Животных. Видите в нас животных.
— По сути да. — Согласный кивок. — Это не хорошо и не плохо. Вы те, кто вы есть, и не стоит и пытаться что-то нам доказать, как и не стоит пытаться ИХ переделать, — выделил он это «их». — Впрочем, ты молод и ещё к этому придёшь.
Вы, человеки, предсказуемы. Вы слабы. Вы не пытаетесь брать умом, а в случае опасностей выезжаете, пересиливая их, только за счёт стадных инстинктов. Инстинктов, Рома! Но никак не долговременной стратегии. При этом, уничтожив общую угрозу, ваше стадо вновь разбивается на группу маленьких стад, которые начинают бороться друг с другом за луг и самок, и плевать им на то, что за поворотом чуть дальше их носа сидят другие волки. Это смешно, Рикардо. Потому, для нашего будущего общения, я не буду извиняться за свою позицию в отношении вас. Надеюсь, объяснил, почему. Вы не неполноценные, вы ДРУГИЕ. Хотя, несомненно, каждый из вас в отдельности не хуже и не глупее любого из нас. Слабее, но не хуже!
— Вы кому-то из людей говорили всё это? — Отношение длинноухого к человекам с одной стороны позабавило, а с другой… Мысленный вздох. Ибо с другой вознесло меня на такую планку, что я, возможно, просто не вытяну уровень. И я не знал, как быть. Чёртовы эльфы! Зачем приехали? Без них всё было хорошо, просто и понятно. И посоветоваться не с кем — вот вообще-вообще не с кем. Совсем.
— Да, говорили, конечно. — Уверенный кивок. — Мы не держим это в секрете. Но те, кто это понял, не треплют языком на каждом перекрёстке. Да
