ванную. Встретив в коридоре Ли, не удивилась тому, что он, злобно зыркнув на меня, ушел в свою комнату и громко хлопнул дверью. Наверное, ему тоже досталось за вранье.
Не было ничего странного в том, что за ужином он объединился с Айзеком и бросил меня на растерзание, выдав наглую ложь. Ли с самого начала был со мной откровенно груб, и ничего другого я от него не ожидала. Другое дело — Натан. По коридору лились неуверенные и прерывистые ноты — звуки сочиняемой музыки, и я вдруг почувствовала сильное раздражение.
Мелодия доносилась из единственной открытой двери на втором этаже, и я вошла к Натану, не постучавшись. В маленькой комнате ютились две кровати. На одной стороне на полу валялась одежда, стопка видеоигр возле компьютера чуть не утыкалась в потолок, а стену украшали постеры «Звездного пути». Другая сторона комнаты выделялась чистотой и простотой. Лишь подставка для нот в углу указывала на то, что эту часть пространства занимает Натан. Он лежал на ближайшей к двери постели и писал музыку, медленно пробегая пальцами по струнам гитары.
— Почему ты ничего не сказал? — спросила я. Меня переполняла обида. Мы знали друг друга всего пару дней, и тем не менее я ощущала себя преданной. Я считала Натана в этом доме другом. Мы бегали с ним по утрам, его болтовня не позволяла погрузиться в приносящие боль мысли о родных, он проводил меня до моего класса в школе, не позволив потеряться в первый учебный день, так же как предупредил о своем брате Коуле.
Натан поднял голову и посмотрел поверх гитары. Увидев меня в дверях, резко сел.
— Джеки, я… — заговорил он извиняющимся тоном, но потом мотнул головой и начал заново: — Слушай, скажу тебе прямо. У нас есть уговор: никогда не сдавать друг друга. Если мы будем жаловаться друг на друга за любую выходку, то будем вечно наказаны. Нас из дома не выпустят.
— И откуда мне было это знать? — указала я на очевидное. Теперь Уолтеры бесятся, что я нарушила дурацкий уговор, о котором понятия не имела? Мне словно дали под дых. — Я не хотела, чтобы ваша мама злилась на меня. Нарушать ваши правила я не собиралась.
— Глупо вышло, — согласился Натан, — так как большинство моих братьев — дураки.
— И Айзек один из них? Они злы на меня? — Я обняла себя, пытаясь успокоиться: все будет хорошо.
— Нет. Не знаю. Возможно. — Натан нервно провел рукой по волосам.
Я шумно выдохнула.
— Это нечестно.
— Поверь мне, я в курсе.
— И долго они будут злиться? — тихо спросила я.
— Неделю, — неуверенно предположил он, глянув на меня искоса. — Я попытаюсь вправить им мозги.
— Спасибо, Натан, — поблагодарила я, убрав за ухо выбившуюся прядь волос. — Для меня это будет очень много значить.
Глупо уже то, что ему придется в такой ситуации заступаться за меня. Но я не стала этого говорить. Зачем? Бесполезно. Если я что и поняла о братьях Уолтер за короткое время, так это то, что они непредсказуемы. Невозможно силой впихнуть в их безумный мир мой разумный и аккуратный мирок. Они живут по собственным странным правилам, и мне придется подстроиться под них, при этом продолжая стремиться к совершенству.
В своей комнате я обнаружила Коула. Он рассматривал расставленные на комоде фотографии в рамках.
— Кто это? — спросил Коул, глядя на фото моей сестры. Так на нее смотрели все парни.
Люси можно было описать одним словом: безупречная. По утрам, встав с постели, она выглядела так, будто только что вышла из парикмахерской — ее черные прямые волосы всегда лежали идеально. И она не красилась: с ее гладкой фарфоровой кожей и природным румянцем макияж ей был ни к чему. Однако не только красота делала Люси изумительной.
Мама обожала ее за то, с какой естественностью она позировала. Люси умела двигаться и знала, как правильно принять драматичную позу: чуть повернуть голову, слегка выставить бедро. Ее глаза сияли, словно она заигрывала с камерой, и улыбка была лучезарной и дерзкой. В глазах мамы Люси была мечтой — она воплотила в себе то, что хочет видеть в дочери модный дизайнер.
Мы были погодками, но я смотрела на нее взглядом «ты такая взрослая и мудрая», как девятиклассники — на выпускников в свой первый день в старшей школе. Возможно, так было потому, что у сестры все получалось совершенно естественно, словно она родилась с каким-то тайным знанием, недоступным остальным. Каждый год после моего дня рождения мы целых одиннадцать дней были одногодками, и я думала: вот оно! Наконец-то я буду чувствовать себя такой же взрослой и умной, как Люси. Мне откроется то, что знает она, и меня заметит мама. Но потом наступал день рождения Люси, она волшебным образом взрослела сразу на год, и мне с ней снова было невозможно тягаться.
В глубине души я понимала: мне никогда не быть такой, как сестра, мы слишком разные. Она была в маму: беспечная и харизматичная; а я, рассудительная и серьезная, больше походила на папу. В какой-то момент я решила, что если стану успешной, как отец, то мама полюбит меня так же, как любит Люси. В конце концов, влюбилась же она в папу, несмотря на все их различия.
Тогда я и зациклилась на совершенстве. Если хочу сделать стремительную карьеру, то ошибкам нет места. И в мою жизнь вошло планирование. Сначала я стану лучшей выпускницей. Затем, как отец, поступлю в Принстон и пройду стажировку в одной из ведущих нью-йоркских корпораций. Потом начну работать в отцовской компании, своем законном наследии.
Я бросила на стол туалетные принадлежности.
— Люси, моя сестра.
Я ожидала от Коула какого-нибудь скабрезного замечания, но его ответ застал меня врасплох.
— Ты похожа на нее.
— Я… спасибо.
Таких невероятно приятных комплиментов я давно уже не получала. Согревало не то, что Коул счел меня похожей на сестру — одну из красивейших девушек, а то, что я ношу ее частичку в себе.
Коул повернулся ко мне лицом. Он не заметил, какой эффект произвели его слова, как на мгновение они смягчили
