подойдет?
Райли несколько секунд смотрела на меня с сомнением, и я заставила себя широко улыбнуться.
— Подойдет, — после долгих колебаний наконец сказала она. — Нужно дома покопаться и выбрать самую прикольную пижаму.
Когда вечером Кэтрин дала добро на нашу совместную ночевку, я обрадовала Райли по телефону хорошими новостями и пошла вниз поблагодарить хозяйку дома. А возле кухни услышала сердитые голоса.
— Но, тетя Кэти, она живет здесь всего неделю, а ты уже разрешаешь ей приводить в наш дом на ночь подруг?
— Ли, как ты можешь такое говорить? — с неодобрением ответила Кэтрин.
— Это не ее дом, чтобы она приглашала сюда гостей.
— Милый, эта девочка потеряла семью. Теперь наш дом — ее дом, нравится тебе это или нет. Джеки оказалась в ужасной ситуации, и я пытаюсь хоть малость ее улучшить, что должен делать и ты. Уж кто-кто, а ты это должен понимать.
Я так круто тормознула, что покачнулась, как на американских горках, когда при остановке ремень безопасности дергает тебя назад.
— Тетя Кэти…
Дослушивать я не стала. Ли прав: это не мой дом и мне никогда не будет в нем места. Я пронеслась по лестнице вверх, не обращая внимания на сметаемые вниз диски, и бросилась по коридору в свою комнату. Я развила такую скорость, что, столкнувшись с чем-то твердокаменным, отлетела и плюхнулась на попу.
— Сукин… — проворчал Коул.
Мы оба ошалело сидели на полу, и он потирал голову, от боли сжав челюсти. Подняв взгляд и увидев рядом с собой меня, Коул покачал головой.
— Черт, подруга, ты мелкая, но как мини-бульдозер.
— Прости, — пролепетала я и поспешно встала. От резкого подъема меня слегка повело, и перед глазами заплясали черные точки, но я прошла мимо Коула, намереваясь удрать в свою комнату.
— Эй, Нью-Йорк! Постой! — позвал Коул.
Я чувствовала его за спиной, но не остановилась. Распахнутая со всей дури дверь ударилась о стену, отчего ближайшая к ней книжная полка зашаталась.
— Джеки, что случилось?
— Ничего, — солгала я, пытаясь закрыть дверь и не пустить Коула внутрь.
— Это… — Коул сунул ногу между косяком и дверью, — полнейшая чушь.
— Я не хочу сейчас об этом говорить, понятно? — практически взмолилась я. Мне нужно было остаться одной. Нельзя показать ему мои слезы. И не только ему.
— Я в чем-то виноват перед тобой? — растерялся он.
Готова поспорить: ни одна девушка еще не отказывалась поплакать на его плече. Я помотала головой.
— Подожди, — попросил Коул, и в его глазах появилось то самое выражение, которого я так боюсь: «бедняжка Джеки».
Я до хруста костяшек сжала кулаки, ожидая упоминания о моей семье. Однако Коул сказал другое:
— Дело в твоей ночевке с подругами?
От удивления я моргнула. Он спросил не то, что я ожидала услышать, и это принесло облегчение. Но если Коул все уже знал, значит, слухи в этом доме распространяются со скоростью лесного пожара.
— Я прав, да? — уточнил он, не дождавшись моего ответа.
«Не только в ней, — чуть не сорвалось с моих губ, — но и в моей семье, и в том, что вам все известно».
— Тебе Ли рассказал? — ответила я вопросом на вопрос. — Он меня терпеть не может, да? В любом случае ночевка с подругами — плохая идея. Я перешла черту.
В Нью-Йорке после долгого нервного срыва я научилась контролировать свои чувства. Это было жизненно необходимо, поскольку я больше не могла позволить себе растворяться в горе. И мысленно я построила внутри себя стену, удерживающую бурный поток эмоций. Но здесь справляться с ними было сложнее. В доме Уолтеров я столкнулась с тем, с чем прежде не приходилось: неорганизованностью, непредсказуемостью и неразберихой. Без стабильности и точки опоры я теряла себя в этом хаосе. Слова Ли пробили в моей стене брешь. Казалось, еще мгновение — и она рухнет.
— Не обращай внимания на Ли, Джеки, — произнес Коул спокойным и уверенным тоном, каким говорят, когда хотят тебя в чем-то убедить. — Он не понимает, что мелет. Просто игнорируй его.
Я машинально кивнула, уставившись в пространство за его плечом. Естественно, я понимала, что своей поддержкой Коул выражает сочувствие, но его слова не имели никакого значения. Так мне выражали соболезнования на похоронах: заученными словами, которые каждый считал себя обязанным произнести. Мне говорили «нам жаль», но на самом деле никто не осознавал, что именно я переживаю. Важно не то, что Ли ведет себя гадко, а то, что он говорит правду.
И тут Коул словно понял, о чем я думаю.
— Эй. — Он положил ладони мне на плечи и слегка встряхнул меня, чтобы я на него посмотрела. — Прости, что мой двоюродный брат ведет себя как придурок. Давай я тебя чуть-чуть взбодрю.
— Это наша конюшня, — сообщил Коул, придерживая для меня дверь.
Он предложил мне показать ранчо, и я согласилась. Мне нужно было, чтобы кто-то, кто угодно, отвлек меня от тягостных мыслей.
Конюшня была видна из окна моей спальни. Издали я приняла ее за сарай, но теперь, войдя внутрь, увидела, что это просторное помещение. В нос ударил запах животных и сена — сильный и резкий, настолько густой, что, казалось, я ощущала его в своих легких.
Мы стояли в начале длинного прохода, по обеим сторонам которого располагались стойла. Несколько из них пустовали, но остальные занимали огромные животные, фыркающие и бьющие хвостами. Они были разных цветов — от темно-коричневого до светло-серого, — но все устрашали меня одинаково. Я чувствовала за спиной присутствие Коула, и меня это почему-то успокаивало.
— Самое крутое тут, помимо лошадей, — расслабленно сказал он, — наш чердак.
Ладонь Коула легла мне на поясницу и мягко подтолкнула вперед. Пока мы шли в другой конец конюшни, Коул показывал мне лошадей и называл их имена. В одном стойле мужчина чистил щеткой черную кобылу по кличке Изюминка. Услышав нас, он вскинул взгляд и кивнул.
— Кто это? — шепнула я, возобновив путь.
— Один из конюхов, — ответил
