— Мы можем продолжать странствовать, — сказала я, хоть была близка к отчаянию. — Но нам некуда идти.
— Ты не цыганка, — сказал Дэвид с сочувствием. — Тебе нужен дом. — Помолчав, он добавил: — Данди научится хорошо выполнять этот номер, когда мы закончим обучение. Береги те деньги, которые станут платить вам, и тогда через один или два сезона ты сможешь купить дом и забрать ее отсюда.
Я кивнула. Я все поняла. Данди все еще стояла на маленькой рамке, опирающейся на платформу, и смотрела на нас спокойно.
— Скажи ей что-нибудь, Мери, — попросил Дэвид. — Ей нужно услышать твой голос.
— Все в порядке, Данди! — крикнула я, хотя едва видела ее лицо, так высоко она стояла. — Извини меня, пожалуйста. Прыгай, если хочешь. Или спускайся по лестнице. Я больше не стану мешать тебе.
Она кивнула, и я увидела, как она стала подтягивать к себе трапецию.
Джек продолжал удивленно смотреть на меня.
— Я никогда прежде не видел, чтобы ты плакала. — Он протянул руку и коснулся моей мокрой щеки. Я резко подалась назад, но его это не остановило. — Я даже не думал, что ты умеешь плакать. — Его голос был тихим и нежным, как у влюбленного.
Я бросила на него тяжелый взгляд.
— И больше никогда не увидишь, — мрачно пообещала я. — Во всем мире есть только один человек, о котором я забочусь, и это моя сестра. Если она хочет это делать, значит, у нее получится. Я не стану больше плакать.
И я стала напряженно смотреть вверх. Мне не видно было лица Данди, и я не знала, о чем она думает, стоя на такой вышине. Немного помедлив, она ухватилась за перекладину и нырнула вниз, как ласточка. Оказавшись ближе всего к сетке, в наиболее безопасной точке полета трапеции, она отпустила руки и упала вниз, ровно, как камень, точно на спину и в самой середине сетки.
Дэвид и Джек бросились поздравлять Данди, я же была так взволнована, что даже не смогла говорить с ней, когда она подбежала ко мне, сияющая от гордости.
— А теперь — снова за работу, — велел Дэвид.
И мы возобновили тренировку. Джека он поставил к стене и велел отжиматься на руках. Я работала рядом с ним, повиснув на перекладине и подтягиваясь. А Данди Дэвид поднял на трапецию и велел повторять давешнее упражнение.
Затем мы немного отдохнули и пошли обедать. После обеда к нам в кухню заглянул Роберт со стаканом портвейна в руке.
— Не пропустите ли стаканчик со мной, Дэвид? — спросил он.
— Я никогда не пью во время работы, — ответил тот. — Это правило, которому вам тоже придется следовать, ребята. Алкоголь замедляет реакцию и делает вас чуточку тяжелее. К тому же вы становитесь самонадеянными, и это самое худшее.
— Многие считают это достоинством, — рассмеялся Роберт.
— Но я бы не доверился человеку, который будет работать со мной в таком состоянии, — улыбнулся в ответ Дэвид.
— Сами вы выступаете без сетки, — обратился вдруг к нему Роберт. — А почему вы предложили установить ее здесь?
— Прежде всего для вашего спокойствия, — ответил Дэвид. — Я видел такую сетку во время одного представления во Франции, и мне это очень понравилось. Если бы ребята готовили номер на кольцах или еще на чем-нибудь неподвижном, вы могли бы рискнуть и использовать мягкие подушки на полу. Но так как они раскачиваются и Джек должен их поймать, стоит им немного промахнуться, хоть на полдюйма, и они могут разбиться.
При этих словах комната поплыла у меня перед глазами, и я почувствовала, как Данди прижала мою ногу коленом, чтобы я успокоилась.
— Сам я работаю без сетки и без подушек, — продолжал Дэвид. — Но парень, с которым я работал, погиб, сломав себе при ударе шею. Он был бы жив и сегодня, если бы его отец не надумал экономить. — Тут он искоса взглянул на Роберта. — Это ложная бережливость. Хорошим артистом становишься лишь после долгого обучения, и это стоит дорого. Ничем не следует пренебрегать во имя безопасности.
— Согласен с вами, — коротко ответил Роберт.
И тут я смогла перевести дух.
— Ну как, готовы вернуться к работе? — спросил нас Дэвид.
Мы кивнули, испытывая, правда, меньший энтузиазм, чем до обеда. Я ощущала знакомую боль перетруженных мышц вдоль спины и в руках.
— У меня так болит живот, будто у меня понос, — сказала Данди, и мужчины с улыбкой переглянулись.
— Это мускулы, — добродушно объяснил Дэвид. — Пока что они у тебя очень слабые. К тому времени, когда закончатся наши тренировки, Данди, я смогу резать хлеб на твоем животе и ты даже ничего не почувствуешь, таким он будет твердым.
Данди откинула со лба волосы и кокетливо взглянула на него.
— Не думаю, что я позволю вам обедать на мне, — сказала она, но мягкость ее голоса говорила о противоположном.
— Все болит, Джек? — обратился Роберт к сыну.
— Только здесь. — И тот со смущенной улыбкой указал на спину. — Боюсь, что завтра мне не захочется работать.
— Меридон завтра не придется работать, — завистливо протянула Данди. — Вы возьмете ее на ярмарку. Можно, мы все поедем туда?
— Ей там тоже предстоит трудиться, — твердо ответил Роберт. — А не флиртовать и строить глазки молодым парням. Я хочу, чтобы она незаметно понаблюдала за лошадьми и послушала, что говорят их хозяева. Мери разбирается в лошадях лучше любого из нас, — честно признался он. — И завтра она будет моими ушами и глазами.
Я просияла от этой похвалы. В конце концов, мне ведь было только пятнадцать.
— Но уж, пожалуйста, надень юбку и передник, Меридон, — добавил Роберт. — И позволь Данди причесать тебя как следует. Вчера в церкви ты выглядела словно приютская. Мне это не понравилось.
— Хорошо, Роберт, — скромно согласилась я, слишком гордая своим признанием в качестве эксперта, чтобы обижаться на такие обидные замечания.
— И обязательно будь готова к семи часам, — строго сказал Роберт. — Мы рано выезжаем и позавтракаем в дороге.
ГЛАВА 8
Мы отправились на ярмарку в Солсбери с некоторым шиком. У Роберта была неглубокая повозка ярко-красного цвета с желтыми колесами, и первые несколько миль он позволил мне править Блубелли, который лихо скакал вперед, выгибая шею на радостях, что он везет легкую повозку, а не громадный фургон. Миссис Гривс снабдила нас увесистой корзинкой с завтраком, и, пока я правила, Роберт уплетал свою долю с большим удовольствием, не забывая показывать мне окружающую местность.
— Видишь, какого здесь цвета земля? — спросил он. — Какая она бледная?
Я кивнула. В светлом оттенке этой земли было что-то напоминавшее мне Вайд, что-то говорившее мне, что он совсем близко.
