class="p1">Она подошла, посмотрела с умилением, что-то неслышно прошептала, а потом подтолкнула Сашу в сторону двери, а Олю очень бережно взяла Олю за плечи и увлекла к тахте.
— Надо же. Я, оказывается, бабушка… — с удивлением сказала она. — Это здорово, но… как-то внезапно. Давайте сядем и сначала я расскажу, как встретила сына, а потом он нам расскажет, что вспомнил. Я сама ещё ничего толком не знаю.
Она опустилась на тахту, словно показывая пример. Оля поколебалась и тоже села — с той стороны, где было меньше места, чтобы муж не мог устроиться рядом. Она не собиралась так сразу его прощать: пусть сначала объяснится.
— Я вас слушаю.
— Напомню, меня зовут Людмила Эдуардовна. С мужем я разошлась в годы перестройки. Он начал заниматься какими-то махинациями, большие деньги его испортили. Развестись мы не успели, его убили, но он успел забрать у меня одного сына. Я искала его, но не нашла. В органах меня тоже не обнадёжили, сочли, что Лёшеньку убили вместе с отцом.
Она мимолётным движением погладила Сашину руку, и только тут Оля сообразила:
— Так Саша на самом деле Лёша?
— Алексей Александрович, да, — она помолчала, покачала головой и зло сказала: — Не удивлюсь, если бывший и по имени его не звал. Никогда он детьми особо не занимался, так что, думаю, забрал одного сына, чтобы сделать гадость мне. А другого оставил, чтобы жизнь мёдом не казалась: был у нас такой разговор, что без детей мне легко стане…. Ну, уже неважно. Думаю, не надо объяснять, как я тряслась над вторым ребёнком! Правда мне было куда легче обеспечивать семью, чем многим в то время. На счету мужа были деньги, которых хватило не только на жизнь. Сначала открыла пекарню. Дело шло прекрасно, и я хорошо продала её, когда узнала, что в районе строится хлебозавод с кондитерским цехом. Потом вложилась в салон своей подруги, ну а сейчас у меня их уже несколько. Я бухгалтер, деньги считать умею и представляю, как и куда лучше вкладывать. А вот сына я упустила. Мне было больно, что у него нет отца и брата — он сначала ужасно скучал по Лёше… Я так старалась обеспечить Илье всё остальное, ну и… перестаралась, очевидно.
Она опустила голову и сжала губы, отчего лицо приняло скорбное выражение.
— В каком смысле «перестаралась»? — уточнила Оля.
— Слишком легко ему всё давалось. В школе-то неплохо учился, я ему на окончание оплатила вождение. Когда права получил, доверенность оформила на машину. Тогда ещё он срывался иногда, грубил, но казалось, что в целом всё нормально. А потом как-то сразу кувырком пошло: из института вылетел, поступать снова не захотел, работать не стал, всё искал куда пристроиться, да ничего найти не мог. Поработает месяца два в лучшем случае — и всё. Пить стал, с травкой баловался, по каким-то сомнительным клубам шастал, девиц катал. Я уже поняла, что слишком много давала, да мало требовала и гайки слегка закрутила, перестала давать карманные деньги: ещё надеялась, что перебесится и за ум возьмётся. А потом — опухоль. Я как-то сразу поняла: всё, конец.
— Ну мама! — не выдержал Саша.
Она бросила на него быстрый взгляд и покачала головой:
— Это страшно, это очень страшно, когда не с кем поделиться. Хотела поговорить с Ильёй, а он вернулся пьяный, у машины крыло помял… И так мне жалко себя стало и сына непутёвого! Как он без меня? Разобьётся же, бестолочь, раз в таком виде за руль садится! В общем, не вышло у нас задушевного разговора. Разругались вдрызг. Я у него отобрала и ключи, и доверенность. Думала, может хоть перед лицом моей смерти он опомнится и возьмётся за ум, а он… он…
— Мама, не надо! — опять вмешался Саша.
Значит, это Илья разбился на Олиной машине. Не зря Людмила Эдуардовна беспокоилась! Оля никак не могла сообразить, в какой момент в квартире появилась Людмила Эдуардовна, слышала ли она о похоронах и поняла ли, что речь идёт о её сыне. Но как могло выйти, что Илья с Сашей поменялись местами? Оля предпочла бы выслушать мужа, а не его мать. Какое ей, в общем-то, дело до проблем Людмилы Эдуардовны с сыном? Но у неё не было сил на конфликт, да и было жаль эту женщину. Может и нет её вины, в том, что сын вырос таким. Не всё зависит от семьи, многое — от окружения. Наверное, будет лучше дать Люжмиле Эдуардовне выговориться. Рано или поздно всё разъяснится.
Людмила Эдуардовна достала платочек, промокнула слёзы на щеках и сухо закончила:
— В общем, Илья хлопнул дверью и ушёл к себе. Неделю со мной не разговаривал, старался вообще не попадаться на глаза. Я видела, что еда в холодильнике пропадает — и всё. А потом он ушёл — и пропал.
На её глаза снова навернулись слёзы, и Саша торопливо сказал:
— Всё, хватит. Я сам расскажу, что дальше было!
Людмила Эдуардовна помотала головой:
— Ничего. Я смогу. Чайник, наверное, уже вскипел? Может быть, пойдём на кухню?
Саша, пользуясь паузой, по-хозяйски заварил чай, достал кружки с верхней полки буфета, чайные ложечки из ящика, разлил чай по кружкам. Оля пристально следила за его уверенными движениями. Это на самом деле Саша — он помнил, что где находится и без сомнений поставил перед Олей её любимую кружку.
Она поймала себя на том, что всё ещё не верит полностью в его возвращение и ищет подтверждение своим сомнениям или их опровержение. Как всё это странно!
Людмила Эдуардовна взяла кружку глотнула и снова поставила.
— Илья и раньше мог уйти из дома на день-два, в этом не было ничего необычного, но затем я не на шутку встревожилась. Илья раньше нередко пропадал на день-другой, с деньгами загулять несложно, но денег у него не было. Он знал, что всегда может попросить у меня. Не думаю, что он делал какой-то запас. Ну и, я рассудила, что в таком случае ни одна его подружка или приятель надолго ему кров не предоставят. Когда он не вернулся на третий день, я встревожилась. Сначала обзвонила друзей, но его никто не видел. Мне надо было ложиться на операцию, но как я могла? Пошла в полицию, стала обзванивать больницы. Мне сказали, что парень, похожий по описанию, лежит в реанимации. Без сознания. Его нашли в тот же день, когда он исчез. Какой-то водила зашёл в лес, натолкнулся на тело и вызвал скорую. Я, конечно, поехала в больницу —
