Рейтинговые книги
Читем онлайн Твоя Антарктида - Анатолий Мошковский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 54

Зимин поднял шест и опять побежал вперед.

Скоро деревья поредели, и колонна вышла на полянку. Лес оборвался, и в глаза людям ударил блеск. Сколько было снега! Он начинался у их ног, ошеломляюще белый, и уходил в ложбинку и взлетал к гребню, где, цепенея, стояли одинокие деревья. На гребне этот снег вдруг обрывался; там, за этим гребнем, снег уже был совсем другой: голубоватый, подернутый легчайшей дымкой, он раскинулся на десятки километров и кончался темной полосой тайги. За гребнем была Ангара, не видная отсюда людям.

Белизна горела на солнце, сияла, искрилась, нежнейшая, пушистая – ни заячьего следа, ни вороньего крестика, и жалко было ступить в нее валенком, сломать ее устоявшуюся тишину и блеск.

Зимин вытер ушанкой мокрое лицо:

– Тронули…

Бульдозер и тягачи взревели, и через три минуты не стало того снега: он был разбросан, истоптан, раздавлен гусеницами и санями. Всю опушку вдоль и поперек испестрили голубые тени следов. И словно никогда не лежала здесь вековая тишина, прозрачная, красивая. Бесполезная…

– Ну вот и скала, – сказал Зимин, – готовь паспорта для прописки.

Андрей хохотнул.

– А у тебя, Юрка, есть паспорт?

– Уж год как есть. – Юрка не без гордости похлопал себя по левой стороне стеганки.

– О, ты уже совсем старик! – воскликнул Зимин и в ужасе схватился за голову.

Никогда не слыхала эта скала, эти деревья и снег человеческого смеха, а сейчас он прокатился, дружный и крепкий, и с сосны сорвалась белая охапка. Юрка смутился, потом поднял голову и посмотрел на Зимина. Косой шрам на его лице опух, побагровел от мороза – но что это такое? – он теперь не уродовал лицо. Светлоглазое и совсем еще не старое, оно было почти красиво.

Скала

Знал ли Федор, сгружая с саней трубы и буровые молотки, что ждет его здесь? Со спокойной душой катил он по снегу железные бочки с горючим, устанавливал обогревалку, толкал плечами громадный компрессор. Он кричал что-то веселое и озорное трактористам, тронувшимся в обратный путь, и даже швырнул вслед бульдозеру кусок смерзшегося снега и попал в кабину.

В тайге было тихо, покойно, а здесь дул такой ветрище, что сосны сгибались и раскачивались, как прутики, и снег был плотно сбит и прижат к земле; меховые рукавицы не спасали – пальцы мерзли; даже в полушубке и в том было прохладно. Но ни ветер, ни мороз не могли испортить настроения Федора: не у парового отопления рос он, не бегали за ним няньки, не кутали шею шарфика ми, не звонила мать в поликлинику при малейшем насморке… Но вот скрылись в тайге машины, замер их шум, и люди повалили к белому гребню, где росли редкие сосны. Чтоб узнать, где снег лежит на земле, а где висит козырьком над пропастью, Зимин березовым шестом прощупывал впереди себя дорогу.

Вдруг огромная снежная глыба, в которую вошел шест, дала кривую, как молния, трещину и поползла вниз, Федор застыл: все шире и шире становилась трещина, Секунда – и глыба ухнула вниз, обнажив край скалы, и тяжко шмякнулась где-то далеко. Край скалы был темный, в щепотках жесткой травы и кустиках.

Зимин свистнул и отправил вниз еще несколько белых глыб. Потом подошел к самому обрыву, окинул его взглядом и сплюнул:

– Это вам не Сихотэ-Алинь.

Рядом, с папиросой в кулаке, стоял Гришаков.

– Я тоже думал, покруче будет, – сказал он.

Федор оживился: значит, бояться нечего! Он просунул между плечами бригадира и взрывника голову. И ему стало дурно. Скала нависла над берегом, гигантская и отвесная, вся в длинных морщинах и трещинах, и была она. такая высокая, что торосы на Ангаре казались не больше сосулек. Федор убрал голову и отошел от пропасти, чувствуя, как внутри него что-то сосет, шилом торкает в захолодевшее сердце. Он отошел еще подальше, но в глазах все еще чернело дикое, безмолвное ущелье; оно почему-то вдруг напомнило ему бездонный колодец у них во дворе, в который он в детстве не мог смотреть без ужаса. Федор прислонился к сосне, поморгал, но скала не исчезала с глаз. Она дышала в самую душу звериным холодом, морщилась изломами и щелями, свирепо кривила черные губы трещин: подступись-ка! Он не уйдет от нее, она подстережет, схватит и раздавит его, беззащитного и маленького.

Его пугали дома Сибирью, а он не боялся ее: жгла мошка и комары – терпел, кусал мороз – улыбался, пурга задерживала машины с консервами и хлебом – выносил. Нет, не знал он настоящей Сибири! Вот она, смотрит на него, враждебная и злобная, лицом этой скалы…

– Диабаз, – сказал Гришаков и топнул ногой.

– Чистейший, – ответил Зимин, – придется часто буры менять.

Они по-прежнему стояли у самого обрыва: Зимин с шестом, а Гришаков с папиросой, спрятанной в кулак, чтоб не погасла. В метре от края толклись Андрей с Симакиным, а Юрка по сантиметру придвигался к пропасти, и казалось, ноги и туловище его противятся и упираются, а голова с худой, напряженно вытянутой шеей не в силах побороть любопытства и тянется, тянется вперед.

– Глянем? – спросил Зимин.

– Можно, – кивнул взрывник.

Они сбегали к обогревалке, затянули на животе брезентовые пояса со стальными кольцами, привязали к ним по веревке и прикрутили к соснам свободные концы.

Федор, не двигаясь с места, смотрел на них.

Зимин сел на край скалы, спустив вниз ноги, повернулся лицом к Федору и по колени исчез за краем. Вот он виден по пояс, по грудь, а вот и голова его в драной цигейковой ушанке скрылась. Только подрагивающая веревка говорила, что он жив, что он еще существует. За ним исчез и громадный Гришаков, а Федор все еще стоял у сосны и никак не мог прийти в себя.

– Вот так скала! – протянул Юрка, запинаясь. – И нам туда лезть.

Сердце у Федора чуть отпустило.

– Обвыкнем. Не то приходилось, – сказал он, но понимал, что никогда не привыкнет, что страх засел в нем, как пуля, и его нельзя вытащить.

Он шел, не чувствуя ног, к обогревалке, шел и слышал, как в животе что-то холодное, сжимаясь и разжимаясь, скулит, давит и лезет по жилам к горлу, дышать становится все трудней и трудней. И тут он вспомнил слова бригадира: «Насчет деньжат не обидят…» Да плати они по миллиону в день – не полезет!

Когда бурильщики вчетвером сколачивали из готовых щитов будку для компрессора, пришли Зимин с Гришаковым. Стеганки, колени и валенки у них были бурыми. Лица полиловели от ветра. Федор сжимал в руках топор и ждал: сейчас и его заставят слазить на скалу. Но Зимин ничего не говорил, а взял молоток и стал вместе с другими вбивать в готовые щиты гвозди. «А что будет дальше? – думал Федор. – Погонят туда?…» И когда бригадир сказал, что на краю обрыва надо спилить сосны, потому что они надежней будут держать веревки, Федор не растерялся:

– Разреши мне!

– Валяй! И Юрку прихвати.

Пилить сосны на ветру у края пропасти, где земля так и шатается под тобой, было невесело, но Федор становился так, чтоб у обрыва был Юрка. Он насчитал тридцать сосен, были они очень толстые, но Федор старался пилить как можно медленней, чтоб хоть на день продлить свою жизнь. Но Юрка, проклятый мальчишка, втравивший его в это дело, вдруг закричал:

– Чего тянешь, как неживой!

Приходилось пилить быстрей, и одна сосна за другой с треском переламывались, валились через край, и Федор всем телом слышал, как сосны катились вниз, обламывая сучья и подпрыгивая на выступах. Зато Юрка после каждого спиленного дерева срывал шапку, бросался в пляс и визжал:

– Ур-р-р-а!.. А ну, следующую!

Укладываясь спать на нары в банной теплоте от печурки, Федор думал, что ждет его завтра. Но вот взошло солнце нового дня, и оказалось, что и в этот день можно не лезть на скалу. Утром, поеживаясь от сводящего душу холода, Зимин тронул ногой железную, давно остывшую печурку и бросил:

– Дровишек бы поколоть. Федор не заставил себя ждать.

– Будут дрова! – выпалил он, чтоб никто из бурильщиков не успел опередить его.

Юрка, Андрей и Зимин затянули монтажные пояса и пошли к скале, а Федор взял топор и помчался в тайгу. И, пока до него долетал приглушенный стук буровых молотков, он без устали таскал сухостой. Он готов был полтайги срубить на дрова и с утра до вечера колоть их, только б не лезть на скалу. К счастью, железная печурка пожирала неимоверное количество дров: она мгновенно остывала, и в нее приходилось без конца подбрасывать охапки. Люди приходили со скалы скрюченные от холода, молчаливые и голодные, с ног до головы покрытые серой каменной пылью, и по их тяжелым сердитым шагам можно было понять, как они устали. Их встречали в обогревалке гудящая печка и улыбка Федора. Он уступал намерзшимся людям место у печки – перевернутый кверху дном ящик, и уступал его не только бригадиру, но и этому дуралею Юрке, который считал за честь торчать на скале до тех пор, пока Зимин силой не вытаскивал его за веревку.

Если Симакин не мог завести на морозе компрессор и бегал вокруг него, ругаясь визгливым голосом, рядом с ним как из-под земли вырастал Федор. Он брался за ручку пускача и отрывисто дергал. Если же и это не помогало, он хватал кусок пакли, макал в солярку, поджигал, решительно залезал под компрессор и подогревал картер.

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Твоя Антарктида - Анатолий Мошковский бесплатно.
Похожие на Твоя Антарктида - Анатолий Мошковский книги

Оставить комментарий