его, не в силах отвести взгляд от красивого лица баргата, находящегося сейчас вровень с моим. Там, где побывали его пальцы, втирая мазь, синяки медленно пропадали.
Глупо моргая, я не сводила с Шаяна своего взгляда. Под действием отвара боль быстро отступала, и вместо боли прикосновения баргата теперь посылали волны жара.
— Твоя сила ещё не проявилась? — неожиданно спросил мужчина. Его голос слегка изменился, обретая вкрадчивую бархатистость.
Сила? Какая ещё сила?
Я не могла здраво мыслить, когда находилась в опасной близости от того, кто завладел моими снами.
Да, каждую ночь я видела во сне Шаяна и каждый раз просыпалась, охваченная целой бурей из эмоций. Он вызывал во мне все возможные чувства — от страха и ярости до глубинных желаний.
Я безумно боялась его. Но одновременно этот глубинный страх заставлял думать о баргате постоянно, являя мою одержимость. Всячески пытаясь подавлять в себе мысли о Шаяне, я старалась сосредотачиваться на важных и необходимых вещах. Хотя я провела подле него всего пару суток, но уже хмелела от подобной близости к нему. Моё нутро полукровки трепетало перед ним, крича мне, чтобы я убиралась от него подальше. Но куда уж мне! Ведь Шаян регулярно приходил ко мне во снах, наблюдал за мной днём и не давал покоя по ночам.
Я боялась разоблачения. И боялась странной смеси чувств, которую испытывала к нему с самого первого взгляда.
Я была одержима тем, кто мог меня погубить.
— Ребекка? — услышав его голос, я внутренне начала корить себя за то, что вновь потерялась в его притягательности. Сколько я уже молчу, пока он обрабатывает мои ссадины? Минуту? Десять? — Сила пробуждается после того, как связь всадника с драконом постепенно начинает крепнуть, — пояснил Шаян приняв моё молчание за незнание. — Но зачастую ещё до крепкой связи начинают проявляться особенности. Особенно, когда связь образована с сильным драконом. Ты что-то уже чувствовала?
— Нет, — шепнула я. На языке разлилась горечь от собственной слабости. Куда уж там! Какая сила! Я ведь даже связи не ощущаю… Некмет бы побрал этого Кайла, что обошёл меня со всем этим!
Но думать о Кайле и драконе сейчас не хотелось. Не тогда, когда Шаян снял с моих ног высокие сапоги и, отложив обувь, нанёс на ссадины на коленках. Его лёгкие касания заставляли моё сердце трепетать, а разум — забывать обо всём на свете. Кто знал, что прикосновения самого жестокого человека в Империи могли быть такими…
Додумать мысль я не успела, так как встретилась глазами с верховным баргатом. Золото его радужек потемнело, затягивая меня в свои мрачные глубины. Его взгляд буквально впивался в меня с какой-то непонятной мне эмоцией. Позже я поняла, что таилось в этих золотых глазах Шаяна.
Голод.
Всепоглощающий и сильный.
Беспощадный и ненасытный.
В золотом огне сгорали сотни желаний, способных разорвать в клочья и уничтожить всё вокруг. Взгляд обжигал и жалил. Неистовый, горячий, болезненный.
Баргат был словно пламя, вбирающее в себя полный спектр эмоций. Именно оно сжигало меня всё это время, не давая забыть об этом мужчине. Будто сам Шаян и был этим неистовым огнём, яростно пылающем у него под литыми, каменными мышцами и кожей. Огненным зверем, прячущимся под маской прекрасного мужского лица.
Я впервые видела его глаза, объятые противоречивыми эмоциями. И впервые осознавала, почему об этом мужчине ходят столь жестокие и ужасные слухи.
Он мог заставить человека умирать от страха от одного только взгляда. Шаян будто чувствовал ложь и тёмные тайны, таящиеся за стенами разума.
Но я, видимо, была настолько безумна, что меня не отталкивала эта опасность. А, наоборот, ужасно манило в свои сети, словно я была мотыльком, а Шаян — пламенем, на который я летела.
Летела, чтобы сгореть. И погибнуть, оказавшись во власти его стихии.
Поэтому моё тело вспыхивало от его прикосновений к моей коже, а нутро скручивала спираль. Мои мысли путались и сбивались, а сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда пальцы Шаяна коснулись синяков на моих бедрах, с помощью мази убирая их с нежной кожи. О Шаале!
Мои губы приоткрылись, а пальцы вцепились в обивку кресла…
Глава 15
Подлая память продолжала подкидывать мне ощущения от прикосновений верховного баргата, когда я лежала на узкой кровати и выжидала время. Я надеялась, что смогу обуздать разбивающие меня чувства, пока не станет слишком поздно. И смогу выжить за этот месяц, который уже намеревался быть для меня крайне тяжелым.
Сегодня я должна была встретиться с братом, чтобы обсудить план без лишних ушей. Но, если бы не отвар и мазь Шаяна, я бы вряд ли смогла доползти до места встречи с Ромусом.
Бешено колотящееся сердце не унималось даже спустя три часа, прошедших с тех пор, как Шаян обрабатывал мои синяки. Оно продолжало быстро биться и когда баргат очередной раз приказал мне читать теорию о драконах и всадниках. Благо, про себя, а не вслух.
С того момента, как он отошёл от меня, Шаян за время моего нахождения в кабинете не произнёс и десятка слов. Лишь краткие указания. Но в процессе чтения я ловила на себе его изучающие, бесстрастные взгляды.
Поговаривали, что баргат одним касанием мог распознавать ложь, а также кровь фейри в жилах. Что, если он уже понял, кто я? Но ведь Шаян касался меня столько раз… И я всё ещё жива.
Он говорил о силе, передающейся всаднику от дракона. О ней я и читала в этот вечер в большом, старом фолианте. Но какая сила была у самого верховного баргата? Какую мощь скрывал Шаян? Я была более, чем уверена — та связана с огнём. Пламенем, что бушует внутри него, сжигая меня.
Меня всегда интересовали тайны — в детстве я обожала выведывать всё, до чего могла добраться. И однажды за подобный интерес я поплатилась, получив особый урок: не все тайны стоит раскрывать. Есть те, знания о которых могут погубить тебя. И сейчас я каким-то шестым чувством ощущала, что тайны верховного баргата будут стоить мне всего.
Однако моя проблема состояла в том, что из-за чего-то с самой первой нашей встречи я начинала утрачивать рассудок и здравый смысл. Мои поступки становились всё более рискованными, а сама я не чувствовала опасности. С тех самых пор, как я отправилась искать дракона на Пустой остров, я будто стала абсолютно бесстрашной. Но знала, что везение, отмечающее меня своей благосклонностью, скоро иссякнет. И я надеялась, что последним его подарком будет