морфия, чтобы не мучить себя и меня. Я уговорил его и ее не делать этого, пока я не приду и что я буду с ней до ее конца. Она согласилась. Она ждет. Так что держите ваш свежий хлеб и прощайте.
– Стой, Ганс! Ты в Бога веришь?
– Я – да, верю! Точнее пытаюсь верить. В последнее время, похоже, что он отвернулся от нас. А почему вы меня об этом спрашиваете? Вы – офицер СС. Вы далеки от католической веры!
– Потому, что в этом мире бывают чудеса. Я могу помочь тебе спасти Хельгу, если ты согласишься помочь мне. Ты перейдешь под мое командование и будешь выполнять только мои приказы. И эти приказы не будут противоречить твоей вере. И еще, никому не говори о нашем разговоре. А сейчас, найди мне шприц с иглой, неважно чистый он или грязный. Я жду.
Ганс молча и быстро ушел. Он вернулся весь запыхавшийся через несколько минут и протянул мне шприц на пять кубиков. Я сказал ему – теперь готовь свою руку. Он снял шинель и китель и привычным движением стал расстегивать рубашку. Я набрал в шприц раствор из капсулы с универсальной вакциной и стал ждать Ганса. Он протянул мне руку и отвернулся. Я быстро вошел в вену, ввел ему примерно половину раствора, а затем наполнил шприц его кровью.
– Вот это спасет Хельгу, не сразу, но примерно за неделю. Пойди и вколи это ей в вену. Если спросят, что в шприце? Скажи, что это твоя кровь. И это будет правдой. И можешь добавить, что это очень старая легенда. Попроси врача подождать с морфием. В случае, если это ей не поможет – завтра ты придешь и будешь с ней до конца. Спеши и поменяй иголку на чистую. Про меня ничего не говори.
Ганс снова ушел. Мы продолжили наше ожидание. Я начал разбираться с артефактами. Остальным медиумам я сообщил, чтобы они не предпринимали никаких действий и ждали, и, на всякий случай, я заставил их жить в некой полудреме. Весь первитин я у них отобрал. Воздушных налетов не было, ночь прошла спокойно. Я вытащил трупы на улицу и накрыл их одеялами.
Ганс не пришел в свое обычное время. Он пришел, опоздав примерно на один час и принес свежий хлеб. Вид у него был смущенный.
– Доброе утро, Ганс, как Хельга?
– Ганс отсалютовал по уставу. Доброе утро. Хельга совсем слаба и почти все время спит, но про морфий доктор пока говорить не хочет, подождем дескать, посмотрим.
– Так и должно быть. Если будут тебя спрашивать откуда у тебя такие знания про эту кровь – скажи, что ты это просто почувствовал, когда был за стеной купола. Почувствовал и все. И еще, принеси мне завтра лопату, нужно захоронить покойников, а здесь, под куполом лопаты я не нашел. А далеко уходить не имею права.
Прошло еще несколько дней. Я закопал трупы под вишней и продолжил свое знакомство с хранилищем.
Ганс, который по-прежнему приносил нам продукты, приносил и хорошие новости про свою Хельгу. Она быстро поправлялась и уже начала самостоятельно ходить. Ее доктор сказал, что он не видел, чтобы так быстро выздоравливали люди от гепатита и воспаления легких после ранения. Но сам он стал, по крайней мере в общении со мной, более серьезным и задумчивым. Однажды он прямо спросил меня: – Герр гауптштурмфюрер, вы выполнили данное мне обещание, что теперь должен сделать я?
Я прямо ответил ему: – Ганс, здесь, в этом куполе, под его защитой находятся пять усталых женщин, которые много сделали для Германии, а сейчас им грозит беда, и несколько артефактов, которые могут быть очень опасными для всех. Я здесь для того, чтобы перевезти их в безопасное место, а именно в Рим, в Ватикан. Ты мне в этом поможешь.
– Но ведь идет война, мы сражаемся с союзниками и русскими. В Риме сейчас Американцы. Это нарушение присяги, за такие действия положен расстрел.
– Ганс, дорогой мой, да идет война, но она скоро закончится поражением Германии, через два месяца или через три, это не важно. Погибнет еще миллион немцев или два, это тоже не важно. Но часть людей в руководстве Германии уже знают, что они исчезнут и потом воскреснут в новом месте с новой фамилией и именем, и таких людей довольно много. Ты – особенный, поскольку тебя пропускает купол. Можешь начать новую жизнь, кстати она у тебя и у Хельги будет очень длинной и интересной, или можете ее закончить здесь, за пару месяцев. Выбирайте.
– Я должен посоветоваться с Хельгой, можно?
– Посоветуйся, завтра скажешь мне свое решение.
Я ушел и продолжил возиться с артефактами. Их коллекция представляла собой дикую смесь разноплановых и разновозрастных артефактов, частично земных, частично инопланетных. Некоторые из них не имели никакого смысла, но некоторые имели важное значение. Например, я обнаружил два небольших термоядерных устройства, аналогичных тому, что мы имели на нашем корабле и которые использовались для ликвидации летающих тарелок, правда взрывателей я к ним не обнаружил. Нашел еще большую, килограмм на пятьдесят, упаковку твердого водорода. Повезло, что его не зацепило осколками, иначе бы весь квартал был бы стерт с лица земли. Нашел несколько емкостей с различными реагентами непонятного мне происхождения и устройств, вероятно, для генной инженерии, прочие лабораторные приборы для разных целей. Нашел две антигравитационные платформы, зачем-то вставленные в рамы из резного красного дерева. И несколько упаковок с невидимыми накидками.
Но основной находкой были, вероятно, устройства для охраны периметра, создававшие защитный купол, наподобие того, который был над нами. Они управлялись мысленно, причем с устройством нашего купола я смог вступить в контакт, и он стал меня слушаться, я смог расширять и уменьшать размер защитного купола. Еще несколько таких устройств остались не активированными.
Я понял Симона, почему он не хотел заниматься сам перевозкой этих артефактов в Ватикан. Пробиваться через защиту купола было сложно, очень уж заметной была бы операция. А так все можно было сделать просто и тихо.
Дни становились все суше и теплее, на термометре за окном в разгар дня было уже плюс 15–16 градусов. Наступило 17 марта. Пришел Ганс и принес хлеб и небольшой сверток. Я понял, что он и Хельга будут с нами.
Я спросил его: – Летим в Рим?
Он ответил: – Да, я готов.
– Хельгу берешь с собой?
– А это можно?
– Да. Следующей ночью.
– Что мне нужно сделать?
– Мне следующей ночью будет нужна машина, бортовой грузовик, неважно
