В квартире было тихо. Из комнаты Арисы доносились негромкие переговоры молодых людей, в кухне горел маленький свет над кухонным столом, а в раковине осталась пара чашек от прошедшего чаепития. Олеся вздохнула и все же решила сначала более или менее привести стол в порядок: вымыть чашки, протереть стол и поправить два металлических ведерка со столовыми приборами, что стояли у стены.
В целом, квартира у Стругацких была не самая маленькая и располагалась в относительно новой высотке, однако выполнена по принципу квартир из хрущевок: прихожая, ответвление в сторону, в конце которого можно было найти кухню, а со стороны прихожей — дверь в санузел. От прихожей еще прямо по коридору и две комнаты с одной стороны и одна с другой.
Комната Олеси была самой ближайшей ко входной двери, и пройти мимо, не обратив внимания на висящие на вешалках сумки и куртки, было тяжело. Именно поэтому на обратном пути девушка на несколько секунд замерла, глядя на сумку Жени, что лежала на тумбочке у входа. Интерес загорелся в Олесе с новой силой, и она только облизнулась, покосившись на контейнер уже заваривающейся лапши в руках. Она ведь только посмотрит, да? Ничего не возьмет.
Покосившись на дверь комнаты сестры, Олеся замерла. Ее взгляд нервно бегал по полу под ногами, а дыхание немного сбилось от волнения. Не хотелось бы, чтобы ее поймали… Впрочем, в комнате Арисы было по-прежнему тихо, и, кажется, никто выходить не собирался, так что будущая журналистка, оставив лапшу в комнате и на всякий случай прихватив телефон, вышла обратно в прихожую.
Открыть сумку Жени, по сути, труда не составило, однако Олесе в данный момент это стоило огромных трудов. Она была готова шарахаться от каждого шороха и скрипа, постоянно оглядывалась на закрытую дверь комнаты Арисы и старалась открывать молнию так, чтобы этого не было слышно. Впрочем, характерный звук все равно раздавался, и в тишине квартиры казался еще более громким, чем обычно. Листать небольшую папку, которая нашлась в сумке, тоже оказалось напряжно: листы шуршали и хрустели при каждой попытке перевернуть их, однако…
Олеся просияла. Это было то, что нужно! Конечно, копаться в сумке друга — плохо, и не хотелось бы, чтобы этот друг застал Олесю за тем, как она занимается этим, но девушка оказалась вполне довольна найденным. В папке лежали копии некоторых документов, которые девушка видела в кабинете следователей, когда в последний раз заглядывала к ним в отдел. Не зря она все же решилась на то, чтобы взглянуть на ношу Евгения.
В очередной раз быстро и воровато оглянувшись, Олеся достала телефон и на скорую руку сделала снимки страниц. Но все сфотографировать девушка не смогла, — слишком разнервничалась и переживала о возможном вскрытии ее небольшой операции, — а потому как можно скорее сложила все, как было и отправилась к себе в комнату. Похоже, просмотр сериала под вкусный, но вредный ужин отменялся.
На самом деле, Олеся прекрасно понимала, что то, что она сделала — в какой-то степени даже не законно. И даже не столько потому, что влезла в чужую сумку, — в конце концов, никаких вещей или денег она не взяла, — сколько потому что есть такая вещь, как тайна следствия. И все следователи обязаны по возможности хранить ее до полного раскрытия дела. То есть, если Олеся найдет в документах что-то действительно важное и раскроет это общественности — даже в ее собственной группе, — значит, Жене может в лучшем случае влететь от начальства. В худшем же за такие казусы может следовать уголовное наказание. А так подставлять друга или отца девушка ну очень не хотела.
Опускаясь в кресло перед столом, Олеся даже задумалась: стоит ли вообще просматривать сейчас сделанные фотографии? В конце концов, если там действительно есть что-то важное, и она об этом узнает, то может невольно выдать это, и тогда неприятностей не оберешься. С другой стороны, ей все говорят, что она далеко не глупая девушка. Возможно, будет достаточно просто вовремя держать язык за зубами? Ну и вести себя, как обычно, лезть с расспросами к Роману и Жене да не болтать того, чего они лично ей не говорили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Несколько долгих мгновений Олеся сидела в растерянности и задумчивости, сжимая в руках мобильный и думая, как лучше поступить. Почему-то она медлила перед решением все же прочитать содержимое бумаг, словно что-то ее оберегало от лишних проблем. Но любопытство — которое, как известно, обычно с жизнью мало совместимо, — все сильнее подстегивало взять записную книжку и скорее углубиться в изучение деталей дела. В конце концов, Олеся все же плюнула на моральную сторону вопроса и поддалась любопытству.
Нормально сфотографированных страниц оказалось не так уж и много. Несмотря на то, что принесенная Женей папка была довольно внушительных размеров, Олеся успела сфотографировать в лучшем случае треть. А от нее еще примерно половина оказалась почти нечитабельна из-за полумрака в коридоре и спешки самой девушки. Так что пришлось для начала изучать более или менее нормальные фотографии.
Там ничего особо интересного не нашлось: данные по жертвам, времени и методам их убийства, контакты родных и знакомых. Еще были кое-где перечислены найденные на месте преступления улики, комментарии от криминалистов и заметки от следователей. Были также и карандашные заметки от Серебрянского на полях некоторых отчетов, но местами они повторяли уже виденные ранее Олесей закорючки: красные волосы, обаятельная девушка, которую знает весь отдел. Кое-что Олеся, конечно, переписала в записную книжку, но не слишком много. А потом девушка принялась изучать более смазанные фотографии.
На многих — если не на подавляющем большинстве, — из сфотографированных бумаг все также не находилось ничего интересного. Да и вообще, в целом, Олесе даже показалось, что со смазанными фотографиями она ничего не потеряла: все также данные по жертвам и их родственникам, по методам убийств и мизерном количестве улик, что Куколка оставляла на местах преступлений. Эта чертовка определенно всегда хорошо готовится к тому, что собирается сделать. Но все же на некоторых отчетах Олеся нашла более интересные детали, которые никогда не сообщались в новостях до этого и были написаны в соответствующих бланках рукой Дмитрия Серебрянского. Но самым интересным, пожалуй, все же оставались заметки покойного следователя на полях таких бланков и простых отчетов.
Их было много, однако некоторые повторялись, словно Дмитрий пытался убедить в своей правоте то ли самого себя, то ли себя и окружающих заодно. Как бы то ни было, Олеся смогла разобрать довольно много карандашных заметок на смазанных фотографиях, и в итоге осталась в большой растерянности и непонимании. Как этого еще не заметили? Разве Роман и Женя не могли не заметить всех этих намеков, не могли пропустить такие явные намеки от покойного следователя? И… Неужели Серебрянский прав в своих заметках? Неужели та, о ком Олеся теперь думала, и есть Куколка? Да нет, это полный бред! Такого быть не может. Или Олеся просто не хочет в это верить?
Судорожно выдохнув, Олеся внимательно перечитала выписанные с фотографий заметки Дмитрия. Те, что она видела еще в кабинете отца в отделе, по-прежнему ничего не говорили. «Красные волосы», «знакома всему отделу», «обаятельная девушка». Однако вкупе с новонайденными подсказками все вышеперечисленное играло новыми красками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Не интересуется делом». «Ее первая жертва — убийца». «Дочь одного из работников».
Все это казалось просто дурным сном. Словно Олеся сама себе придумала кошмаров, сама себя в них заставила поверить и теперь трясется в страхе. Ведь кто сочтет ее адекватной, если она вдруг скажет, что ее сестра, Ариса, эта спокойная и уравновешенная девушка может оказаться серийной маньячкой? Правильно, никто. Да и, откровенно говоря, Олеся и сама в это с трудом верила. Да и надо ли это вообще делать?
