Молись, будь сильным и заботься о своем избранном роде…»
Это «предсказание» не выдерживает никакой критики. В нем нет ни слова из простонародной, очень поэтической лексики Распутина. Хотя бы обращение «Русский царь» – так не мог обращаться к царю не только Распутин, но и вообще ни один русский человек. Это язык самого Симановича. «Предсказание», которое (как и множество других подобных «пророчеств») было напечатано уже после расстрела Царской Семьи, бесспорно от начала до конца сочинено Симановичем и является одним из мифов, которыми наполнены его воспоминания о Распутине.
Но тем не менее предсказания Распутина о непременной гибели Царской Семьи в случае его убийства зафиксированы многими свидетелями: Бадмаевым, Филипповым, Матреной Распутиной… Конечно, эти предсказания в какой-то мере могли быть способом самозащиты для хитрого мужика, который, зная ненависть к нему могущественных врагов, решил таким путем заставить «царей» бдительно себя охранять! Но, повторим, лишь в какой-то мере. Ибо совсем не надо быть пророком, чтобы предсказывать гибель «царей» в то время. Мысли и рассуждения о гибели режима и самой Царской Семьи носились в воздухе. Уже прогремела первая революция 1905 года, и грядущее кровавое падение «царей» пророчили не только революционеры, но даже… граф Витте и епископ Гермоген. О необходимости «спасать себя» твердили «царям» и великие князья, и председатель Государственной Думы. Так что предсказания Распутина были лишь частью всеобщего ощущения надвигавшегося Апокалипсиса.
И все же видения и пророчества – были! Были проявления таинственной темной силы, которой обладал этот человек Уже после его смерти, 24 февраля 1917 года, ненавидевший Распутина протопресвитер русской армии и флота Шавельский записал свой разговор с профессором Федоровым, лечившим наследника.
– Что нового у вас в Царском? Как живут без «старца»? Чудес над гробом еще нет? – насмешливо спросил Шавельский.
– Напрасно смеетесь, – вдруг серьезно ответил ему Федоров. – Здесь тоже все смеялись по поводу предсказания Григория, что наследник заболеет в такой-то день после его смерти… Утром указанного дня спешу во дворец. Слава Богу, наследник совершенно здоров. Придворные зубоскалы уже начали вышучивать меня, но… вечером вдруг зовут: «Наследнику плохо!» Я бросился во дворец… Ужас! Мальчик истекал кровью, еле-еле удалось остановить… Вот вам и «старец», вот и смейтесь над чудесами, – закончил профессор.
Так что в видениях, несомненно посещавших Распутина, должен был присутствовать грозный призрак будущего цареубийства и смерти несчастного мальчика… Как, впрочем, и неминуемой собственной гибели.
«Тяжелая рука»
И, конечно, этот мистический человек не мог не чувствовать свою «тяжелую руку» – печальное влияние на судьбы людей, с ним связанных. Недаром сын экзарха Грузии Молчанов, размышляя о смерти своего отца, замечает: «Обозревая прошлое всех лиц, которые связали свою судьбу с Распутиным… Илиодора, Гермогена, Саблера, Даманского, сгоревшего от рака… я пришел, может быть, к суеверному убеждению, что у Распутина тяжелая рука». Почти теми же словами расскажет следователю Белецкий о том, что он «видел печальный конец всех лиц, которые искали в Распутине поддержки… обязательный фатальный для них позор…» Но высокопоставленный чиновник Белецкий говорил лишь о конце карьеры людей, связанных с Распутиным. Он еще не знал, что надо было думать о конце их жизни…
Февраль оказался лишь первой ступенькой в кровь. Но скоро грянул Октябрь, и в камеры Петропавловской крепости явилось пополнение – к царским министрам, посланным туда Февральской революцией, присоединились творцы этой революции. Происходили забавные случаи: министра Временного правительства Терещенко (того самого, который говорил о цареубийстве с великим князем Николаем Михайловичем и, по его словам, вложил пять миллионов в Февральскую революцию) радостно приветствовал царский министр юстиции и председатель Государственного Совета Щегловитов: «А, вот и вы, Михаил Иванович! Право, необязательно было вам отдавать революции пять миллионов рублей, чтобы попасть сюда. Намекни вы мне об этом раньше, я приютил бы вас здесь бесплатно…»
И как символ, как напоминание о грозно воздетых руках Распутина, на его Гороховой улице открылось самое страшное учреждение в Петрограде – большевистская Чрезвычайная комиссия, так не похожая на идиллическое создание Временного правительства с тем же названием. Оттуда к расстрельной стенке последуют многие знакомцы Распутина…
Как огромно кладбище людей, связанных с Распутиным и погибших насильственной смертью! Ляжет в безвестные могилы вся честна́я компания распутинских выдвиженцев: Протопопов, Хвостов и Белецкий. С перемещением столицы в Москву этих бывших сановников перевезут в Бутырскую тюрьму. Адвокат С. Кобяков, выступавший защитником в революционных трибуналах, вспоминал: «5 сентября… в дни красного террора… им объявили, что они будут расстреляны… Бывший протоиерей Восторгов (еще один знакомец Распутина! – Э. Р.) проявил перед смертью величие духа: исповедовал их, отпустил грехи перед смертью. Расстреляли их всех в Петровском парке, рядом с рестораном «Яр», где так любил кутить Распутин. Казнь совершили публично. За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но его вогнали в круг палками…»
Князь Андроников, столь близкий к «старцу» опасный сплетник, будет расстрелян в 1919-м. Погибнут епископы Варнава и Исидор. Не пощадит мучительная гибель бывшего друга, а потом врага Распутина – Гермогена. Павел Хохряков, глава тобольских большевиков, рассказывал, как он вывез епископа на середину реки, надел ему на шею чугунные колосники и столкнул в воду. И когда мощный Гермоген пытался удержаться на поверхности, его баграми забили, затолкали под воду… Как и Распутин, в реке погиб его главный враг, живым, как и Распутин, пошел ко дну…
И журналист Меньшиков, и царский священник отец А. Васильев… можно долго читать этот мартиролог распутинских знакомцев, погибших от рук большевиков… И конечно же Манасевич-Мануйлов, умело воспользовавшийся Октябрьским переворотом, чтобы освободиться из тюрьмы. Он счастливо добрался до самой финской границы, но на таможне его узнал некий матрос: «Не вы ли, часом, будете Манасевич-Мануйлов?» Тот успешно открестился от подозрения и уже готовился навсегда покинуть большевистскую Россию. Но он забыл о «тяжелой руке»… Именно в этот момент в комнату вошла его давняя любовница, актриса Лерма-Орлова, также уезжавшая в Финляндию. Увидев Манасевича, она восторженно закричала: «Ванечка!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
