свободным архитектором, Шпеер брался за различные небольшие работы, в основном для партии. Очень скоро его заметил Геббельс и взял в свой штат. Первомайские празднества 1933 г., которые новое правительство сделало официальными, предоставили Шпееру первую возможность продемонстрировать свои способности в организации громадных массовых демонстраций. Купола света, скопления флагов и импозантные фасады создавали идеальную обстановку для искусства демагогического соблазнения. Современный критик нашел весьма показательным, что «национал-социалистическая эра первой придала новое значение улицам и площадям, заполнив огромное пространство организованными массами людей». Неудивительно, что на одаренного молодого архитектора скоро обратил свое внимание и Гитлер. С этого времени на Шпеера была возложена «захватывающая задача». Он построил стадион Цеппелинфельд, он проектировал сооружения для партийных съездов в Нюрнберге; он стал руководителем отдела «Эстетика труда» в организации «Сила через радость»; он приложил руку к реконструкции и украшению германского посольства в Лондоне, Германского дома и Международной выставки в Париже. В 1937 г. Рудольф Гесс, заместитель фюрера, назначил его в свой штаб «архитектурным представителем», и таким образом Шпеер стал ответственным за все здания, принадлежащие партии и ее организациям. Еще более важным стало его назначение 30 января 1937 г. генеральным архитектурным инспектором по столице рейха; сейчас Шпеер отвечал за воплощение в жизнь архитектурных фантазий Гитлера. В результате возник стиль, позже получивший название «безумной монументальности», основанной на венской классической форме, которой Гитлер никогда не переставал восхищаться. Между 1937 и 1939 гг. диктатор и «его художник» установили очень тесные взаимоотношения. В Нюрнберге Шпеер говорил: «Если бы у Гитлера были какие-то друзья, то я наверняка был бы одним из его самых близких друзей». В 1942 г. Шпеер, которому исполнилось 36 лет, стал министром вооружений и боеприпасов вместо доктора Фрица Тодта, погибшего в авиационной катастрофе 8 февраля при несколько загадочных обстоятельствах. Одним из главных видов деятельности этого министерства до сих пор было строительство оборонительных сооружений. Потери в зимней кампании 1941/42 г. в России привели к росту потребностей в вооружениях сухопутных войск, но Шпеер выяснил, что осенью 1941 г. по приказу Гитлера производство таких вооружений было сокращено в пользу люфтваффе.
В течение 1942 г. Шпеер также занял пост руководителя по делам вооружений в ОКВ и стал ответственным за выполнение задания четырехлетнего плана по вооружениям, что фактически дало ему власть над всем планом. Вместе с фельдмаршалом Мильхом и Кернером он руководил центральным планированием. После приказа фюрера от 2 сентября 1943 г. о концентрации власти в области военной экономики полномочия над использованием сырьевых материалов для промышленности, которые до сих пор осуществлялись министерством экономики, были переданы Шпееру, который с этого момента стал именоваться рейхсминистром вооружений и военного производства. На него также была возложена ответственность за распределение от имени министерства экономики рейха, и к 1943 г. Шпеер контролировал секторы экономики, которые давали ему полный контроль над добычей угля и производством химической продукции. Своими совершенно неортодоксальными методами Шпеер добился устранения самых худших узких мест. Он оказался мастером импровизации. Он сформировал свой собственный рабочий штаб из квалифицированных экспертов и в отношении всяких бюрократических препон и правил действовал поистине деспотически. Его успехи, казалось, доказывали его правоту. В 1944 г. Шпеер достиг рекордных показателей в производстве боеприпасов, оружия, танков, самолетов и подводных лодок. Согласно опубликованным им цифрам, производство в том году позволяло полностью вооружить 225 совершенно новых пехотных дивизий и 45 танковых дивизий. Такой уровень производства был возможен только благодаря концентрации сил исключительно на вооружениях — за счет других отраслей экономики и безжалостного использования и эксплуатации рабочей силы, в том числе иностранных рабочих и заключенных концентрационных лагерей.
Однако в 1944 г. Шпеер понял, что с точки зрения технического производства война проиграна. Все его импровизации как специалиста своего дела не могли скрыть того факта, что германская экономика находится на стадии разрушения, что огромные сектора индустрии бездействуют или уже уничтожены.
Между июнем и декабрем 1944 г. Шпеер направил Гитлеру 12 памятных записок, предупреждая его о надвигающейся катастрофе. 30 июня он проинформировал Гитлера, что из-за вражеских действий нехватка авиационного топлива достигла 90 %, поэтому неизбежно к сентябрю «количества, необходимые для удовлетворения самых срочных потребностей вермахта, уже не смогут поставляться, что означает, что с того времени будет дефицит, который до добра не доведет и который должен завершиться трагическими последствиями». 30 августа Альберт Шпеер официально заявил главе государства и Верховному главнокомандующему, что в ряде жизненных отраслей экономики все сырье, необходимое для дальнейшего продолжения войны, уже в дефиците. В сентябре статья заместителя начальника департамента печати Зундермана в газете «Фолькишер беобахтер» сообщила о политике «выжженной земли», и тем самым вынудила Шпеера действовать. Он систематически вмешивался с тем, чтобы меры уничтожения, запланированные политическими и военными руководителями, заменялись на те, которые производили только временный паралич.
5 сентября Шпеер писал гаулейтеру Симону в Кобленц: «При всех обстоятельствах необходимо добиваться того, чтобы, как только Лотарингия, Люксембург и другие индустриальные районы попадут в руки врага, была парализована экономика; другими словами, экономика должна остановиться на несколько месяцев посредством удаления некоторых узлов, особенно электрических; сами же промышленные мощности разрушать не надо».
В тех же выражениях он писал всем гаулейтерам. Шпеер рассылал необходимые указания в регионы рейха, где добывался уголь и выплавлялась сталь. Он также принимал меры для того, чтобы не происходило уничтожение предприятий в Верхней и Нижней Силезии, Чехословакии, Австрии, Франции, Бельгии, Голландии, Финляндии, Северной Италии и Венгрии. Все это, конечно, противоречило официальной политике, и он мог работать только с помощью уверток и ухищрений. Йодль закрывал на это глаза, но Гитлера надо было завоевать аргументами. 15 сентября Шпеер отправил Борману следующее послание: «Фюрер заявил, что вскоре он сможет совершить возврат территорий, ныне для нас потерянных. Поскольку с точки зрения вооружений и военной продукции западные районы жизненно важны для нас, предлагаемые меры по эвакуации должны быть отменены, чтобы индустрия в тех районах могла быстро возобновить свою работу». Своенравные и властные действия Шпеера стали причиной враждебности к нему со стороны Бормана и Геббельса, который описывал его министерство как «антипартийное» и как «клоаку реакционных бизнесменов».
Но Шпеер возражал Гитлеру, заявляя, что его действия не носят политического характера. Он продолжал бомбардировать диктатора памятными записками, чтобы саботировать его планы уничтожения и систематически осуществлять переключение экономики от войны к миру. Когда западные союзники в середине марта возобновили свое продвижение, Гитлер приказал расстрелять восемь офицеров за то, что они не смогли взорвать мост. В тот же день Шпеер послал Гитлеру откровенное, открытое письмо, подчеркивая, что никто не имеет права уничтожать промышленные установки, продовольственные склады, транспортные сооружения или мосты, потому