что «они крадут у немецкого народа будущие возможности существования». «Мы не имеем права, — продолжал он, — на этом этапе войны заниматься уничтожением, которое может повлиять на жизнь народа». Это послание он лично вручил Гитлеру. Диктатор возразил на это своим знаменитым анализом народа, который пропадет, если война будет проиграна, поскольку этот народ оказался слабее перед лицом восточных народов. В «Майн кампф» в конце концов Гитлер заявлял: «Массы являются лишь частью самой природы. Их ощущения таковы, что они не в состоянии понять рукопожатие между людьми, которые объявлены врагами. Их желание — видеть более сильную сторону побеждающей, а слабейшего — разбитым или безоговорочно подчиненным воле сильнейшего».
Идеология Гитлера была просто эклектическим набором бессистемных фрагментов из социал-дарвинистской теории, но ее центральным постулатом был примат силы. Таков был фон его хладнокровного отношения к судьбе своего народа, который был продемонстрирован в вышедшем на следующий день, 19 марта, его приказе о тактике «выжженной земли», дополненном приказом Бормана об уничтожении и эвакуации от 23 марта и соответствующими военными директивами.
Без каких-либо угрызений совести фюрер «Великого Германского рейха» позволил бы германскому народу погибнуть, если бы Шпеер не взял на себя ответственность за контрмеры. Он безустанно встречался с гаулейтерами и командующими группами армий; он давил на фельдмаршалов Моделя и Кессельринга; он готовил проекты приказов ОКВ, предписывающих сохранение коммуникаций и промышленных мощностей; он приказывал сваливать заготовленную для них взрывчатку в угольные шахты; короче, Шпеер делал все, чтобы противостоять официальной политике «выжженной земли».
Он был единственным министром, у которого нашлось мужество открыто возражать Гитлеру и саботировать его патологическую жажду уничтожения. Шпееру помогал ряд профессионалов, находившихся в тесном контакте с государственными секретарями в министерствах продовольствия, транспорта и пропаганды, которые осуществляли координацию всех необходимых мер. Поставкам продовольствия населению давался приоритет перед производством вооружения, а все приказы об уничтожении или приведении индустрии в состояние паралича откладывались до последнего момента.
29 марта Шпеер был вызван к Гитлеру и обвинен в саботировании его приказов. Если бы он не был «моим художником», заявлял Гитлер, его бы осудили на смерть. Шпеер не просил для себя награды, просто сказав, что он не хотел быть одним из тех, кто считал, что у него не хватило смелости заявить такое. Он отказывался уходить в отпуск, как предлагал Гитлер, утверждая, что в этот момент, как он полагает, его долг требует от него остаться. Как по внутренним, так и по внешнеполитическим причинам Гитлеру, казалось, не хватало мужества уволить его. Этот спор и последующее письмо от Шпеера 29 марта принесли, по крайней мере, частичный успех — в своей исполнительной инструкции 30 марта Гитлер фактически отменил свой приказ о «выжженной земле» и заменил его организацией парализующих экономику действий.
Единственная забота Шпеера, похоже, состояла в сохранении некоторого базиса для существования германского народа; вероятно, у него не было другой цели — в отличие от Шверина фон Крозига, который считал, что сохранение германской потенциальной мощи могло бы стать фактором в будущих переговорах. Более того, услышав о катастрофической финансовой ситуации в Германии, Шпеер приказал передать рейху все доходы, которые он заработал в качестве архитектора за последние двенадцать лет.
В заключительные месяцы войны в кругу Шпеера часто обсуждали тему покушения на Гитлера. Были установлены контакты с СС. Только собственные приготовления Шпеера выходили за рамки стадии планирования. Существует, однако, много подтверждений того, что он был фактически уволен, когда его приготовления были сорваны по техническим причинам.
В то же самое время Шпеер планировал также убрать Гиммлера и его окружение. С помощью статс-секретаря в министерстве пропаганды он набросал речь для радиовещания 9 апреля, но вмешался Геббельс, и она так и не состоялась.
Далее, 16 апреля Шпеер подготовил новую речь, намеченную для вступления в финальную фазу, текст которой был записан на радиостанции Гамбурга 21 апреля. По сути, эта речь призывала немецкий народ набраться смелости и агитировала его избегать всего, что могло бы привести к повреждению основ существования — не надо было останавливать промышленные предприятия, а необходимо было удалять детонаторы из подрывных зарядов, установленных в мостах. Одновременно Шпеер обращался к врагу с призывом прекратить воздушную войну из гуманитарных соображений. Он приказал всем военнопленным оставаться там, где они были, политических заключенных и евреев отделить в концентрационных лагерях от обычных уголовников, а вынесение смертных приговоров приостановить. Шпеер призывал чиновников оставаться на своих постах, считая администрацию необходимым инструментом в том случае, когда трудности будут преодолены. Он запретил партизанское движение («Вервольф»). Кроме того, эта речь содержала практические инструкции для того, чтобы избежать разрушений, и по восстановлению коммуникаций, которые, как говорил Шпеер, могли бы возобновить нормальную работу в короткое время. Он призывал работников промышленности и сельского хозяйства к новым усилиям.
Эта речь полностью не транслировалась. 3 мая Шпеер отправил пересмотренную версию на радиостанцию Фленсбурга, переданную далее на радиостанцию Копенгагена; ее также одновременно передавали из Осло и Праги. Запрет «Вервольфа» был опущен, как и инструкции в отношении концентрационных лагерей и предотвращения разрушений; параграф о чиновниках и администрации также исчез. Вместо этого Шпеер вставил несколько предложений о программе Дёница по спасению максимального количества людей «из лап русских армий». Причина — 30 апреля Шпеер переехал в штаб Дёница, чтобы помочь тому заниматься первостепенными проблемами в ожидании прояснения вопроса о том, кому суждено стать его самыми важными соратниками.
Глава 3
Военные советники — Вильгельм Кейтель и аЛьфред Йодль
Для исполнения обязанностей Верховного главнокомандующего вермахтом Дёниц обратился к высшей военной инстанции — ОКВ под началом фельдмаршала Кейтеля, вместе со штабом оперативного руководства ОКВ под началом генерал-полковника Йодля. Под командование последнего 28 апреля был передан Генеральный штаб сухопутных сил. Кроме того, Дёниц вызвал уже упоминавшиеся штабы зоны «А» (Север) и зоны «Б» (Юг).
Однако после получения первого радиосообщения из бункера фюрера и перед тем, как заступить на свой пост, Дёницу пришлось встретить этих старших представителей вермахта и выяснить, готовы ли они (и до какой степени) подчиняться его приказам. Это было тем более необходимо, учитывая статус Гиммлера, который командовал силами СС, полиции и резервной армии. Было вполне возможно, что рейхсфюрер СС будет оспаривать законность этого сообщения и провозгласит самого себя преемником Гитлера. Вечером 30 апреля Дёниц поручил помощнику позвонить в ОКВ, который тем временем переехал в Доббин, и вызвать Кейтеля и Йодля в Плён со всеми необходимыми документами. Гиммлер, все еще находившийся в Любеке, также был проинформирован. Поначалу рейхсфюрер СС приехать отказался. Однако
