— Я-то думал, за нарушение заповеданного — мне какое наказание будет. А оно, вишь ты как — по продавцу ударило. По деньгам плаченным. Не хорошо это. Опасно. Как бы оно и дальше не пошло. Ну, знаешь же — как в Библии сказано: по четвёртое колено. Охо-хошеньки… Вот же забота-несчастие… И как отмаливать — ума не приложу.
Я ещё раз, уже вдумчиво, перекрестился на крест ближайшей церковки. Под наряжено-растерянным взглядом десятника.
Тут самое главное — не рассмеяться. А то будет как с тараканами в бородатом анекдоте:
«— Тараканов в доме полно. Как бы вывести?
— Да просто! Пришёл домой и командным голосом: — Тараканы! Пошли вон! — они испугаются и уйдут. Главное: не смеяться.
Через день:
— Ну, как? Ушли твои тараканы?
— Нет. Пришёл, сказал. Они испугались, в колонну построились и за порог. Так смешно маршируют. Я и засмеялся. А последний как закричит: — Братва! Назад! Хозяин пошутил!».
Я не рассмеялся, а скорбно возвестил окружающим:
— Люди добрые, пойдём-ка мы до дому. Столбовой боярин Аким Янович Рябина ныне на постое стоит на подворье покойного кречетника. Ежели что — зовите. Чем могу — помогу. Ну, бывайте здоровы.
Десятник как-то дёрнулся. Но… не бегут же. Серьёзные люди, вон сколько серебра высыпали. Боярина отпрыск, слуги его…
И главное: как?! Ведь своими же глазами видел… И ещё куча народу, на кресте поклянутся. Недоросля этого винить… так не поверит никто. Смеяться будут. Как-то оно… странно. А может, просто обрадовался дед такой продаже? Вот сердце-то…
Мы уже уходили с торга, когда я, оглянувшись, увидел стражников всё ещё смотрящих нам вслед.
Извините ребята, но до синильной кислоты — ещё 600 лет, в вашей правоприменительной практике таких случаев не предусмотрено. А увидеть можно только то, что уже знаешь.
Конечно, мой прокол. Я оказался совершенно не готов к конфликтной ситуации на торгу. Теперь-то, назад глядючи, видно: можно было как-то мягче, как-то не засвечиваясь, без столкновения лбами с летальным исходом.
А насчёт деда… Видите ли, у меня льна много в вотчине. Какая связь? — Так очевидная! Мы из него полотно делаем, верёвки маленько вьём, масло давим…
А жмых остаётся. Много его остаётся. А куда его? Тут мне на глаза попалась Мара. Я ей весь этот жмых… Как татарскую дань — «за 12 лет». Дальше — поташ и водяным паром. А у меня просто ничего другого нет!
Я уже говорил, что я её… опасаюсь? И это правда — сам же научил. Ей очень нравилось смотреть на судороги у Кудряшка…
Технология производства оказалась несложной. Выход продукта, правда… Перед уходом в поход «богиня смерти» сделала мне подарок. В своём стиле. Нашла ладанку — «жёлудь» из золочёной бронзы, залила туда этой жидкости и плотно заткнула.
Когда дед заставил нас вытряхнуть всё, я эту штуку нашёл у себя в потайном кармане. Дед пренебрежительно согласился посчитать её за две ногаты. Я и отдал, «до кучи».
Расстроился я сильно, заволновался, не подумал…
Хотя… я ж Антон Палыча помню: «Если вы в первом акте повесили на сцену пистолет, то в последнем он должен выстрелить. Иначе — не вешайте его».
Где я тут пистолет возьму?! А что оно третьего акта не дождалось… так, сами понимаете, «аллах акбар». В смысле — на всё воля божья.
Перебирая серебро, дед, видимо, решил глянуть — что внутри. Золочёно ли и там? И на зуб проверить — здесь так принято.
Открывший синильную кислоту в 18 веке швед-химик тоже имел привычку всё пробовать на вкус. Отчего и помер.
Синильная кислота на воздухе разлагается быстро. Да ещё по торгу гуляет ветерок — пристройка продувается.
«Свежий ветер он не зря прилетал Пыль стряхнул и выдул напрочь циан Злой купец с чего-то в ящик сыграл Доброты моей глотнув океан».
Вернувшийся с квасом приказчик, увидел труп и сразу выскочил наружу. Кому-то достанутся головные боли, тошнота, рвота… — объясняется нервными переживаниями от столь скоропостижной…
Третий закон Ньютона гласит: «Всякое действие вызывает противодействие». Дополню Ньютона: «… и другие последствия».
Что, красавица, рот раскрыла? Да, это тот самый Терентий. Вот так мы с ним и повстречались. Не было никакого знака особого, гласа небесного. Было немножко удачи в том, что я в этот именно день на торг пришёл. Немножко интуиции, что вот именно к нему привязался. И много моей глупости да упрямства, что торг до конца довёл. А вот то, что во Всеволжске я на него заботы свои сваливал, покуда мне по Руси бегать приходилось, что и город и Русь, почитай, наполовину его трудами поставлены — так это его свойство. Ему более других Господом дано было. Я лишь дозволил данное — явить. Такие вот «другие последствия».
Понятно, что событие не осталось незамеченным «широкими народными массами». Три дня весь город бурно обсуждал произошедшее.
Потом с колокольни Петра и Павла свалился пьяный пономарь, и общественный интерес переключился на более животрещущее.
Пока я был самой «горячей новостью» — с усадьбы не выходил. Но дайджест мне донесли: Аким Рябина, озлобившийся на недоброжелателей своих, вырастил сыночка-колдуна. Отдавал его в обучение волхвам богомерзким и ведьмам проклятым. Сыночек учителей нечестивых превзошёл и погрыз их насмерть.
Дальше мнения разделялись: одни полагали, что «и сам Сатане душу продал». Другие же приводили очевидные аргументы: кречетника — упокоил, чертей — выгнал, крест — носит, на церкви божие — крестится. То бишь: изучив волшбу сатанинскую, обратил умения свои во славу церкви христовой с помощью силы небесной.
Резюме в обоих вариантах: от «лысого рябинёнка» надо держаться подальше.
Аким вздыхал и переживал:
— Эх, Ваня, да что ж у тебя всё так коряво-то получается? Теперь же о тебе по всем землям худая слава пойдёт. Люди-то от тебя шарахаются.
Я уже расчувствовался от проявленного сочувствия, но Аким сокрушённо продолжал:
— Опять же — на веселие моё не придёт никто. Забоятся с тобой за одним столом сидеть.
— Тю. Аким, а на что нам боягузы? Смелые-то не струсят. Вот и поглядим — кто тут храбрецы.
Очень нервничал Терентий. От чертовщины со смертью своего прежнего хозяина. Но больше — от суммы.
— Господине, мне таких денег никогда не отработать. Хоть всю жизнь недосыпать-недоедать — а столько прибыли от меня никогда не будет.
— Терентий, ты — чудак. Сам же говорил — не столяр, не плотник. Ты тиун, управитель. Это от работника такой отдачи ждать без толку. А от ключника на усадьбе — и поболее будет. Иди, принимай хозяйство. Как отведём банкет боярский — найдём человека, да пошлём искать твою жену с детьми.
Парень, не долежав, не долечившись, «вступил в должность» и кинулся «строить усадьбу».
А дело-то дрянь: усадьба запущена, людей нет, денег нет… Я ведь последнее за него выгреб.
«Когда бог закрывает одну дверь — он открывает другую». Я это уже говорил? Ну и что? — Оно ж правда! Только надо «порожки подметать».
На третий день к вечеру зовут к Акиму. У него гости: давешний приказчик-падалиц, молодой мужчина, похожий на иконописного покойного работорговца, и наш попик о. Никодим.
— Вот, Ванюша, сынок покойного пришёл. Дескать, прости и обиды более не держи. Просит назад всё забрать. А то — несчастия от этого серебра. Как покойного в дом принесли — хозяйка замертво упала. По сей день не встаёт, только охает. На другой день любимый кобель покойного, упокой его душу господи, кидался-кидался, да в ошейнике и задавился. А ныне похороны были. Жёнка его, невестка, стал быть, покойного, на кладбище упала, дитё скинула. Жива ли будет — незнаемо. Ты уж прими всё назад да прости их. Упроси Богородицу, чтоб не гневалась.
«Законы мисс Паркинсон» здесь не читали, но помнят русскую народную мудрость: «Беда не приходит одна». Разница — в оценке причины. Можно: «Ляг, поспи и всё пройдёт», а можно — помолиться, попоститься, откупиться…
Я сразу в сторонку сел, ладошки — под задницу, сижу — издалека разглядываю. «Я — не я, корова — не моя». Что-то моего «жёлудя» не видать. А, вон он, с другой стороны кучки серебра лежит.
Тут попика под ребро толкают, и он свою лепту… лепит:
— Господин Иван… эк-кхе… Акимович. Был я нынче на похоронах… эк-кхе… безвременно усопшего. Помогал там… По нашему, по церковному. Вот, услыхал, значится… ну… опять же… жена его… прям у моих ног… помилуй господи! Ну, я им и говорю: откуда пришло — туда и ушло. Вот… Я ж сам видал как ты с бесами-то! Тока так их всех! Опять же — плат твой. «Покров Богородицы»… эта ж такая силища! Ты уж прости их, а то вымрут же нахрен! Господь велел прощать! Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!
— Моё прощение вам без надобности. Простила бы Пресвятая Дева. Никодим, берёшь серебро… да не так! Через епитрахиль. Идёте все трое в часовенку. Никодим! Если опять святой воды не будет — шкуру спущу! Там по очереди читаете «Богородицу». По сто раз с каждого. И окропляете. Потом зовёте меня. Ну, начали.
