Ненаказанный сын — бесчестье отцу
1 июня 2010 года, в День защиты детей, официально стартовала кампания, направленная на отмену наказаний детей. Для тех, кто, как теперь выражаются, "в теме", это не было неожиданностью. Разведка боем началась заранее. В Интернете была вывешена брошюра "Искоренение телесных наказаний у детей", изданная Советом Европы (ознакомиться с ней можно, например, на сайте juve-naljustice.ru). Появилась она и в печатном виде. Месяца за полтора до этого устроили телемост "Россия — Франция", целью которого было создать общественное мнение о недопустимости физического наказания в семье. Промывка мозгов в этом телемосте шла по двум основным направлениям: во-первых, внушалось, что ужасающий рост насилия в обществе есть прямое следствие того, что будущего насильника в детстве шлепали или ставили в угол, и, во-вторых, что ребенок — точно такой же человек, как и взрослый, и потому родители не имеют никакого права его наказывать.
Первый тезис был, похоже, рассчитан на слабоумных, поскольку любой человек с нормальным интеллектом тут же может возразить, что в старину детей не только шлепали, но и секли розгами, а преступности (то есть насилия) было несопоставимо меньше. И сделает нехитрый вывод, что рост насилия в обществе обусловлен, наоборот, распущенностью, которая в свою очередь есть следствие безнаказанности.
Второй тезис выглядел несколько более казуистично, и его мнимую правоту удалось подтвердить, поставив в неловкое положение одну из статисток в телестудии. К ней подошла психолог, эксперт передачи, и задала вопрос, который можно считать модельным. Возможно, он теперь будет часто задаваться в аналогичных дискуссиях.
— Мало ли чем мое поведение Вам не понравится?! Вы же не будете меня бить?
Ошарашенная столь неожиданной постановкой вопроса, женщина смущенно пролепетала: дескать, нет, конечно, не буду.
— А почему тогда ребенка вы можете шлепать? — наседала психолог
Такое логическое построение окончательно смутило вопрошаемую. Она была застигнута врасплох. Наши люди вообще склонны робеть от апломба, от напора, от наглой безапелляционности собеседника. Ведь не растеряйся она, можно было бы ответить примерно так:
— Если вы не видите разницы между моим маленьким сыном и собой, вам, пожалуй, стоит проконсультироваться с врачом. Когда человек не различает своих и чужих, это довольно тревожный симптом. Сына я родила, кормила грудью, вытирала ему попку, вожу в детский сад. А вас, мадам, я разве кормила грудью или сажала на горшок? Да и шлепать вас уже поздновато. Хотя в детстве, может, и стоил о бы.
Впрочем, ток-шоу изначально не предполагает честной дискуссии. Ну, а если кто-то искренне не понимает, зачем нужно наказывать детей, что ему ответить?
Согласно учению академика И. П. Павлова, у человека есть первая и вторая сигнальные системы. Первая дает возможность воспринимать внешний мир через систему анализаторов, то есть органы чувств, и существует не только у человека, но и у животных. Вторая же, словесная или система речевых сигналов, присуща исключительно человеку. Только человек способен формировать отвлеченный от обстоятельств образ. Пока ребенок маленький, воздействие на его первую сигнальную систему бывает более продуктивным. Наши предки ничего не знали ни про кору, ни про подкорку, ни про две сигнальные системы, но эмпирический опыт, передававшийся из поколения в поколение, с успехом им эти знания заменял. Народная мудрость наказывать дитя физически, пока оно помещается поперек лавки, разве не соответствует куда более поздним научным открытиям?
И в библейских Соломоновых Притчах, написанных тысячелетия назад прямо говорится: "Наказывай сына, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его" (Притч. 19, 18).
Но по мере взросления ребенок становится разумней, управляемей, на него лучше действуют словесные аргументы. Он начинает понимать иные виды наказания, логическую связь проступка и его печальных последствий. К примеру, "если ты будешь вести себя так-то и так-то, не получишь того-то и того-то". Но и в более позднем возрасте бывают ситуации, когда острое состояние аффекта затмевает разум и отрезвить человека можно только физически.
Слушая гневные филиппики наших детозащитников о недопустимости физических наказаний, мы очень хотели бы получить ответ на следующий вопрос. Как они посоветуют вести себя отцу, если в его присутствии шестнадцатилетний сын (по международной классификации еще ребенок), требуя денег, оскорбляет мать, которая по каким-то причинам ему отказывает; а когда отец пытается его остановить, бросается на него с грязной руганью и кулаками? К сожалению, при нынешнем упадке нравов такая картина вполне реалистична и порой ее можно наблюдать даже в тех семьях, где дети никак не могли получить такой дурной образец от родителей. Наши оппоненты, конечно же, используют свой любимый довод об ошибках воспитания, о том, что ребенка упустили и раньше надо было думать. Пусть даже так, хотя и это спорно: у кого-то были ошибки, а у кого-то нет.
В обстановке такого оголтелого растления, как сейчас, и подросток из хорошей семьи может повредиться. Но не надо уклоняться от ответа на вопрос: что делать в данном конкретном случае? Кротко подставлять себя под удары и не защищать жену? А, может, "для урегулирования конфликта" выдать требуемую сумму и даже несколько ее увеличить? В расчете на будущее, чтобы "смягчить негативизм ребенка". Тогда, глядишь, он в следующий раз и обзываться будет не так обидно, и побьет не так больно… Или все же лучше скрутить мальца и всыпать ему по первое число, чтобы он малость опомнился и не считал отца трусливым дегенератом? Ведь именно таковыми выглядят в глазах подростков родители, которые ведут себя по ювенальным предписаниям. Наказывать же Совет Европы запрещает. Даже шлепок приравнивается к истязанию. Какое там "всыпать"!
Прекрасной иллюстрацией того, что нас ждет, если мы последуем Совету Европы (нечаянная игра слов) и не будем применять наказания, может послужить очерк о шведской школе в брошюре "Швеция глазами русской женщины". Написан он Марией Густафсон, русской женщиной, давно живущей в Швеции и работающей там учительницей.
"Даже если подросток назовет учителя проституткой, он практически не наказуем. Это может происходить из урока в урок. Кончится тем, что учитель поменяет место работы. Это будет лучшим выходом для учителя. Известны случаи, когда ученик одним ударом кулака привел учителя в состояние инвалидности, — пишет Мария Густафсон и делится воспоминаниями о своей собственной работе в шведской школе: — Одна девица задала мне вопрос. Получив ответ, она заявила мне в лоб: "Собачье дерьмо". Видимо, она была недовольна ответом, возможно, что я ответила не на ее детском уровне. В другой раз подошел ко мне за объяснением учащийся и, не желая вникнуть в задачу, стал орать на меня: "Я не понимаю! Почему такой ответ?" Пришлось мне напомнить ему, что он может орать на папу с мамой, если они ему это позволят, но не на меня. И это было в престижной школе!"
Если уж в Швеции, где народ куда более законопослушный и сдержанный (шведы даже разговаривают очень тихо), творится такое, что же ожидает нас?
Простейшая бытовая ситуация. Ваш ребенок прибегает со двора с ревом — его обидел хулиган. Говорить "дай сдачи" бессмысленно. Он потому и прибежал к вам, что своими силами не справился: хулиган в полтора раза старше: вашему — 7, а тому -11. Что в таком случае делать? Вы хулигану уже не сможете сказать ни слова. Он тут же на вас настучит: дескать, вы унижаете его достоинство, применяете психологическое насилие (по определению Совета Европы пытаться вызвать у ребенка чувство вины — это насилие). Обращаться к родителям хулигана, чтобы они повлияли на своего отпрыска, столь же бессмысленно. Запрет наказаний связывает их по рукам и ногам, скажут они. И, желая вас утешить, добавят, что сынок и их поколачивает.
