фута в ширину. Мы находились где-то в районе левого края сцены, и нам был виден почти весь зал. От голоса певицы звенело в ушах.
– Чего она орет? – проворчал Кейн. – Терпеть не могу оперу.
А мне, наоборот, опера очень нравилась. Если бы я не был мизантропом, то, наверное, не вылезал бы из зала.
– Помолчи… и давай за работу.
Кейн достал штатив с укрепленной камерой. Затем он просунул конструкцию сквозь отверстие заподлицо с поверхностью потолка, так чтобы никто из зала не смог заметить объектив. Я вынул телефон и проверил экран – запись шла в режиме реального времени.
– Больше вправо.
Кейн нажал на пуск. Камера заработала.
– Увеличь изображение.
Кейн навел объектив на балкон, где расположились Боунс и его женщина.
– Чуть-чуть правее.
Кейн хрипло вздохнул, но выполнил указание:
– Так хорошо?
Я поправил настройки света на экране, так что изображение стало гораздо лучше. Увидев их обоих в кадре, я замер. С того самого вечера я больше не видел Боунса, и теперь внутри меня вновь проснулся гнев. Я вспомнил, как он вынул пистолет из внутреннего кармана пиджака и выстрелил прямо в затылок Ванессе.
У меня затряслись руки.
– Так хорошо? – повторил Кейн.
Я перевел взгляд на женщину, что сидела рядом с ним. Бирюзовое, явно авторской работы, платье, казалось, было сшито специально на нее и идеально подчеркивало ее стройную фигуру. У нее были маленькие округленные плечи; руки, хоть и тонкие, имели правильную, гармоничную форму. Вероятно, раньше она занималась либо стрельбой из лука, либо была альпинисткой. Из-за балконной ограды я не мог рассмотреть ее ниже пояса.
На шее я заметил ожерелье с огромным брильянтом. Такую шикарную, дорогущую вещь она явно не могла купить сама. Точно – подарок. А ведь Боунс никогда раньше не делал своим рабыням подарков.
В ее голубых глазах я не заметил никакого интереса к происходящему вокруг. Она витала мыслями где-то далеко, думала о чем-то своем… Губы ее пламенели от ярко-красной помады, глаза мерцали. Выразительное лицо обрамляли глянцевитые кудри. Да, она определенно была красавицей, как и говорили.
Но все же я не впечатлился.
– Кроу!
– Что? – Я досадливо повернулся к брату. – И давай тише, мать твою, пока нас не застукали здесь!
– Камера нормально работает? Я тебя уже два раза спрашиваю.
– Нормально. Вон, смотри.
Я протянул ему свой телефон. Кейн взял его свободной рукой, взглянул на экран и присвистнул точно так же, как он сделал это на прошлой неделе. Я демонстративно закатил глаза.
– Чтоб меня, да она обалденна!
Я посмотрел вниз. Певица тянула и тянула. Музыка натурально выжимала слезу. Речь шла о любви и смерти, и я видел, как грудь женщины Боунса вздымается с каждой нотой. Я-то ее хорошо понимал.
– Я не прочь позабавиться с такой, – раздался голос Кейна. – Сунуть бы ей в рот по самые гланды!
Я отобрал у него телефон:
– Давай об этом потом как-нибудь. А сейчас нам надо понять, что она значит для Боунса.
– Да ты видел этот гребаный брильянт у нее на шее? – отозвался мой братец. – Это же вещь с самого «Титаника»!
– Да, но он ни разу к ней не прикоснулся.
– И что? Ясно, что она для него особенная. Ты-то уж знаешь, как он относился к своим прежним. Он даже на минуту не выпускал их из дома! А сейчас он сидит спокойно и, видимо, совсем не боится, что она попытается бежать.
Женщина, не отрываясь, глядела на сцену, но, судя по всему, не видела самого представления. И, даже не зная, кто она такая, я сразу понял, о чем она думает.
– Она собирается свалить отсюда прямо сейчас!
– С чего ты взял?
Я ткнул пальцем в экран:
– Смотри. Видишь, как она нервничает? Вся покраснела и едва дышит. Она дико боится.
– Ну естественно, испугаешься, когда рядом с тобой сидит псих.
– Нет… Она хочет бежать.
– Ну, не самая хорошая идея, – заметил брат. – У него тут наверняка куча охраны. А если ее поймают, то он просто замочит ее на месте. Так что лучше бы ей не дергаться, пока мы не вытащим ее из дерьма.
– Ага, как будто у нас ей будет лучше…
– Ну, мы хотя бы выглядим ничего так, – пожал плечами брат. – Да и, возможно, она совсем не против отсосать у нас.
Я посмотрел на часы:
– Спущусь-ка в фойе. На тот случай, если она выйдет.
– И что ты ей скажешь? – недоверчиво спросил брат.
– Сам не знаю. Чего-нибудь придумаю. Так что сиди тихо и дай знать, как только она выйдет.
– А с чего ты так уверен, что она собирается выйти? – спросил Кейн, когда я уже вылезал из вентканала.
– Я хорошо умею читать по лицам.
– А, поэтому ты и мизантроп! – хмыкнул Кейн, словно это была бог весть какая смешная шутка.
А ведь он был абсолютно прав.
– Ты, главное, держи меня в курсе!
Глава двенадцатая
Перл
Я смотрела на залитую светом сцену, на актеров – на представление, о котором я даже и помышлять не смела. Сам зрительный зал был очень стар. Казалось, он был воплощением старой Италии. Фрески, что украшали стены, могли быть созданы только гением, а затейливый узор ковра делал честь каждому, кто ступал на него.
Но я думала не о красоте – мне нужно было бежать.
Уже началось следующее действие, а я так и продолжала сидеть на месте, ничего не предприняв. А что, если отпроситься в уборную, а там прошмыгнуть сквозь окно? Тем более что на выходе из театра, скорее всего, стоят его соглядатаи и охрана. А про сортир они, вероятно, не подумали.
Да и бегала я быстро.
Было очень страшно, что правда, то правда. В случае неудачи больше всего я боялась испортить наши с Боунсом отношения, которые я с таким трудом наладила. Узнав о такой измене, он просто стер бы меня в порошок. Он спокойно мог бы убить меня, разъяренный моей неблагодарностью. Стоило ли сейчас играть ва-банк? А быть может, он испытывает мою верность и ждет, что я попытаюсь предпринять попытку к бегству?
Я не могла принять правильного решения.
Я не знала, что мне делать.
Сердце бешено колотилось в груди, а руки разом вспотели. В глотке пересохло, отчего стало больно сглатывать слюну. Я боялась прикоснуться к бокалу с вином, так как меня тотчас бы стошнило. Боунс сидел, весь погруженный в действие на сцене, и не обращал на меня никакого внимания.
После спектакля мы вернемся
