взять за жабры мы сможем всегда. Достаточно будет намекнуть по дипломатическим каналам, что пожалевший малого, может лишиться гораздо большего. В конце концов ничто не помешает нам в будущем организоваться отдельное королевство со столицей в Багдаде.
«И назвать его Ирак», — мысленно добавил я. — «Чтобы всех запутать».
Интерлюдия 3
— Да как можно же так, — немолодой уже седоусый прапорщик тихонько помянул Бога и перекрестился. Потом выматерился и сплюнул на землю. — Хуже нехристей, право слово.
Картина, открывавшаяся всадникам отдельного уланского полуэскадрона на заросшей кустарником тропинке посреди Люблинской губернии, действительно поражала. Не так, как первый раз, всего за каких-то пару месяцев гоняющие по лесам восставших русские кавалеристы насмотрелись уже столько… Многие потом просыпались посреди ночи с криками, а ведь не юные институтки собрались, взрослые мужики.
Посреди небольшой полянки на как будто специально вытянутом в сторону суку висел мужчина. В смысле за шею висел, потихоньку раскачиваясь при каждом дуновении ветерка.
Сомнений в том, что здесь произошло в общем-то не было. Руки несчастного были связаны за спиной, по всему телу виднелись кровавые потеки и пятна, говорившие о том, что так просто «уйти» ему не дали. Лицо так и вовсе представляло собой сплошное кровавое месиво, так что опознать несчастного просто не представлялось возможным. Ну а чтобы окончательно избавить случайного прохожего от сомнений в подоплеке произошедшего к груди повешенного прямо гвоздями была прибита табличка с двумя словами: «Zdrajca ojczyzny». «Предатель родины» на польском. Так восставшие обозначали тех, кто каким-либо образом помогал русским войскам или вообще любым способом поддерживал Российскую империю.
— Петрович, возьми первый взвод, мотнись на тот хутор, что мы на карте рассматривали, глянь что там, — Муравьев тоже сдернул головной убор и перекрестился. — Думается, ничего кроме пепелища ты там не найдешь, но все же.
— Сделаем, ваше благородие, — кивнул прапорщик и свистнув своим подчиненным двинул по правому ответвлению от основной тропы, по которой двигался полуэскадрон.
— Иванов! Сними висельника, похоронить надо со всем вежеством, мученическую смерть принял. За отечество, не гоже вот так аки татя последнего на суку оставлять сушиться.
— Разрешите командовать дневку, ваше благородие? — К командиру рейдовой группы подъехал второй выделенный ему в подчинение подофицер. — Отобедаем заодно, раз такая оказия, а там как раз и в Бугаи двинем.
— И то дело, — корнет бросил взгляд наверх, солнце как раз поднялось максимально высоко, да и живот своим бурчанием напоминал о необходимости что-то в него забросить. — Только место надо найти поудобнее, а то как-то тут… Неуютно…
Старший подофицер кивнул и принялся раздавать команды солдатам. Те начали спрыгивать из седел, обихаживать лошадей, несколько человек рвануло в ближайшие заросли за дровами, пара специально выделенных для не самого приятного дела залетчиков, вооружившись малыми лопатками отправилась копать могилу для повешенного поляками хуторянина.
Поначалу молодой — да что там говорить — юный — корнет стеснялся того, что в его отряде командуют фактически два старослужащих подофицера, а не он, молодой лось, которого специально для этого в кадетском корпусе с пяти лет воспитывали. А потом смирился и стал, наоборот, впитывать житейскую мудрость проведших в армии по двадцать лет старых солдат.
Николай Михайлович Муравьев был частью обширного дворянского семейства, немалая часть из которого была приближена к телу Самого. Один его дядя был начальником личной императорской канцелярии, второй — министром, отец уже несколько лет губернаторствовал в Курске. Сам молодой Коля проходил обучение в столичном кадетском корпусе и с началом войны — хотя до выпуска ему нужно было проучиться еще два года — подал рапорт о зачислении в действующую армию. Вместе с половиной курса.
Вообще-то окончание столичного кадетского корпуса само по себе означало прекрасный старт карьеры. Выпустишься поручиком в гвардию, отслужишь несколько лет, обзаведешься знакомствами и связами, покутишь немного, не без того. Через пару-тройку лет получишь штабс-капитана и потом можно с повышением в чине перейти в армейский полк на должность заместителя командира батальона. А там глядишь и до комбата недалеко останется — в общем жаловаться не на что уж точно.
Побег же в армию — настроения после освобождения Царьграда были такие, что половина кадетов готова была просто сбежать и записаться добровольцами в качестве рядовых — стоил Муравьеву получения «не настоящего» офицерского звания корнета. Причем армейского, а не гвардейского, то есть строить всю карьеру теперь ему придется от самых низов.
С другой стороны, а кто если не он? С началом войны и объявлением мобилизации выяснилось, что армия имеет просто дикую нехватку офицеров. Это солдат можно набрать сколько угодно, а вот кто ими будет командовать — вопрос. Вся эта затея с ополченческими губернскими полками ожидаемо провалилась. Нет, как раз большая часть солдат на призыв Родины явилась вполне дисциплинировано, а вот офицеры-отставники… Особенно те которые постарше — нет.
Ну и правда, какой из тебя командир роты, если ты капитаном двадцать лет назад после Наполеоновских войн в отставку вышел и с тех пор оружие в руки брал только для охоты. Располнел, обрюзг, отдышка, подагра, геморрой. В общем почти половина этих самых офицеров-запасников оказались к службе просто не годны, причем часть из них искренне даже желала, как в старые времена идти вперед на французскую картечь. Во весь рост с прямой спиной и сверкающими на солнце орденами, так чтобы прямо с поля боя в валгаллу к Одину на пир… Да кто ж их пустит-то целыми полками солдат класть в землю, поди не двенадцатый год, не Москва за спиной.
Короче говоря, Муравьева приняли в армии как родного, повесили по одной звездочке на погоны и отправили командовать рейдовым полуэскадроном улан, который последние несколько недель прочесывал восточную часть бывшего герцогства Варшавского в поисках польских ребелленов. Иногда удачно, а иногда — вот как сегодня — нет.
С началом боевых действий все продуманные до мелочей штаты подразделений пошли известным местом. Для борьбы с польскими бунтовщиками не нужны были тяжелые и обладающие высокой огневой мощью дивизии. Легкие, впрочем, тоже были не нужны. Подразделения мгновенно начали дробиться на части, повышая маневренность и область охвата, на которой они могли оперировать. Наиболее подходящим для ловли бунтовщиков подразделением оказался конный полуэскадрон, состоящий из двух взводов и пяти-семи десятков сабель. Для изничтожения мелких банд этого было более чем достаточно, а
