Нина взлетела по ступенькам, поднялась в лифте на свой этаж, вбежала в квартиру «21 L», разделась и встала на подоконник. На следующее утро от нее не ускользнуло, что на окне Гордона Голда появились жалюзи. Теперь они всегда были опущены, чтобы не оставить Нине ни щелочки для просмотра. Чем бы ни занимался теперь Гордон Голд, она этого уже не видела. Отделенная от него пыльными, наглухо закрытыми жалюзи и подстриженным четырехугольным газоном, Нина осталась наедине со своими желанием и ненавистью (кстати, вовсе не исключавшей возможность любви).
На следующих страницах дневника была задокументирована борьба Нины с самой собой: зашифрованные описания того, что она хотела, но запрещала себе делать. Сейчас Нина никак не могла разобрать свои каракули, понять, о чем идет речь: «Г. Г. пытался Л. М. Д., но я позволила только Ц. В. Т. Р.». Зато бесконечный монолог о возможной «нимфомании» Нина смогла прочесть. В дневнике были проставлены даты, когда Нина все-таки не выдерживала и занималась самоудовлетворением: «9 января. Упала на стопку белья в спальне, просто не могла остановиться». В те времена Нина читала эротическую литературу, чтобы убедиться в своих подозрениях: да, она принадлежит к нимфоманкам, к тем созданиям с горячей кровью и страстным взглядом, которые «рождены с этим знанием». Такие женщины обречены вести жизнь, полную сексуальных излишеств, поскольку их всегда будут опознавать мужчины схожего темперамента.
Теперь, в тридцать восемь лет, с послужным списком, насчитывающим не меньше сорока трех мужчин (она бы не стала называть их «возлюбленными» — нет, это всего лишь ее «донжуанский список»), Нина потешалась над дневником. Какое счастье, что сегодня никто не назовет ее нимфоманкой! В том-то все и дело: теперь доказано и признано, что женщина может обладать такой же повышенной сексуальностью, как и мужчина. Это естественно. Неестественными были пугающие «диагнозы» ранних психосексуальных тестов. В наши дни у женщины есть право иметь столько мужчин, столько секса, сколько ей хочется. А то, что эта свобода дарована в разгар эпидемии заболеваний, передающихся половым путем, так это уже похмелье, неприятный осадок.
Сейчас Нина жалела, что тогда не предалась любви с Гордоном Голдом. Кто знает, как могла бы повернуться ее жизнь? А вместо этого она извивалась в экстатической агонии одиночества еще шесть лет. Жаль, что тогда она не чувствовала себя достаточно свободной, чтобы получить удовольствие. Что ж, теперь уже поздно, но, может быть, еще не слишком: одиннадцатый час, но двенадцать еще не пробило.
В той схеме отношений, которая выстроилась у Нины с Гордоном Голдом почти двадцать лет назад, просматривались ростки ее недавней сексуальной эскапады (а как еще можно было назвать это приключение?). Последние три месяца Нина наблюдала за довольно симпатичным мужчиной, тоже приходившим стирать в подвальное помещение башни «А». Конечно же, заботясь о Мире, Нина то и дело приносила туда белье, так что шансы встретиться с удивительно привлекательным и, по-видимому, свободным мужчиной были высоки.
Что и говорить, «узнали» они друг друга с первой минуты… Он был также гиперсексуален, как и она, — возможно, они почуяли феромоны или просто заметили взаимный интерес друг у друга в глазах, когда оба складывали чистые полотенца на столе в прачечной. Что бы то ни было, как только он взглянул на нее, Нина почувствовала — у нее внутри открывается хорошо знакомый шлюз… Мужчина был, как говорили когда-то, симпатяга. Он не отличался высоким ростом, но в его осанке, в пружинящем шаге ощущалась мужественность. Он напоминал Нине зверя, гибкого хищника. У него была золотистая кожа, и его каштановые волосы отливали золотом, словно бы он провел много времени на солнце. Мужчина показался Нине слишком экзотичным, чтобы жить в «Объединенном проекте», и по его холщовым сумкам она поняла, что он, видимо, путешественник, а квартира в этом доме — просто дешевый способ сохранять за собой угол в Нью-Йорке.
Скользнув взглядом по его вещам, Нина заметила, что он носит трусы из чистого хлопка: хороший знак. Среди того, что он стирал, не было никакой деловой одежды (возможно, он сдал ее в химчистку), — только футболки, джинсы, шорты, носки, а также какие-то свободные белые рубашки из очень тонкой ткани и свободные же штаны. На шее у него висела цепочка с анкхом, египетским символом жизни.
Они болтали, не придавая особого значения словам: основной разговор велся без всяких слов. Нина оказалась нрава: он путешествует и проводит семинары по йоге. Свою квартиру «24 Р» он унаследовал от бабушки. Нина не слышала почти ничего из того, что он говорил… Светло-голубые глаза… Прямой взгляд… Голос тихий, вкрадчивый и мягкий. Говорил он очень напирая на «р», как будто чтобы скрыть картавость.
— А вы собиррррраетесь быть здесь еще какое-то время?
— Вы являлись мне в мечтах, — сказал он, складывая постельное белье (видимо, старые простыни его бабушки — изношенный полиэстер с пружинящими эластичными уголками). — Мне было видение.
— Правда? — спросила Нина, заливаясь румянцем.
— Да, конечно, — ответил он. — Только я не спал.
В прачечной воцарилась тишина, не считая шума энергичной стирки, которая полным ходом шла в первой машине.
— А еще я обучаю тантрическому сексу, — сказал мужчина, глядя Нине в глаза. — Вы знаете, что это такое.
Он перекрыл ей все пути к отступлению: если она примет его приглашение, то чаем дело явно не ограничится. Еще он сообщил, что у него было «видение» их союза, и попросил ее прийти во всем белом… только в натуральных тканях… предварительно выдержав строгий пост.
Понятно — очередной «любитель травяных чаев». Нью-эйдж.[28] Возможно, Нина и не согласилась бы с ним встречаться, не окажись она в своей нынешней ситуации… но желание противостоит смерти, как сказал Теннесси Уильямс.
Нина, как четки, перебрала причины, по которым ей не следовало идти к любителю травяных чаев: венерическое заболевание, посткоитальное сожаление (пятнадцать минут спустя двое лежат рядом, их ноги запутались в перекрученных трусах, а они пытаются понять: и что же, черт подери, так влекло их друг к другу?), возможное безумие партнера (возможное? Да он показался ей не вполне нормальным уже при первом взгляде, когда стал пялить на нее глаза). Когда он назвал свое имя, Нина игриво переспросила:
— Дундук? Вас зовут Дундук?
Оказалось, что его зовут не Дундук, а более экзотично: Дондок. Нина знала, что это ненастоящее имя; она подозревала, что на самом деле его зовут Дэниэл и он один из тех еврейских дзен-буддистов, которые ищут свое новое «я», следуя восточным учениям.
