В это время появилась в городе новая личность, новая невеста, новая красавица. Красавица эта составляла полнейший контраст с Анной Дмитриевной и по наружным, и по внутренним своим качествам. Если Анну Дмитриевну прозвали Тамарой, то Елену Владимировну Русланову следовало бы назвать Светланой.
Скромная, ясная, непорочная, Русланова менее Бобровой была способна зажечь страсти, но производила какое-то умиротворяющее, целительное действие на душу. Это был воплотившийся чистый ангел, приносивший на землю мир и поселявший в «человецех благоволение». К тому же она была одной из богатейших невест в России.
С ее появлением в гостиных все обратились на поклонение новому светилу.
Один только Ичалов остался верен своему прежнему кумиру.
А Петровский? Что он думал?
Он был знаком с родителями Руслановой, сумел понравиться отцу своей деловитостью и смирением.
Успев поближе разведать дела Бобровой и видя, что за ней ничего не будет в приданое, что его ожидает с ней жизнь, исполненная труда и лишений, он не мог прогнать от себя мысли: зачем он поторопился со своим сватовством? почему не подождал немного?
Усвоив это, он решил, что дело еще не потеряно и что лучше теперь же поправить ошибку, нежели пожертвовать ради нес своей будущностью.
Он стал ухаживать за Руслановой, все более и более выказывая пренебрежение к своей невесте. Анна Дмитриевна первое время как бы не замечала или, лучше сказать, не допускала в себе мысли, чтобы другая могла получить предпочтение перед нею в мыслях ее жениха. Она думала сначала, что Петровский дурачит Русланову и ухаживает за нею только затем, чтобы возбудить ревность и разжечь страсть в сердце своей невесты. На первое время ей даже нравилось ухаживание Петровского за Руслановой, и она истолковывала его в свою пользу. Но невнимание жениха к ней росло не по дням, а по часам.
Однажды на балу у Руслановых Петровский, забыв, что он должен танцевать кадриль со своею невестой, ангажировал Русланову. Анна Дмитриевна сделала сцену и наговорила дерзостей своей сопернице. С этой минуты во взаимных отношениях жениха и невесты произошел перелом. Анна Дмитриевна стала следить за своим женихом шаг за шагом.
Она подслушивала его слова, ловила его взгляды, и оскорбленное самолюбие пылкой девушки разгорелось в страсть.
Тщеславие Руслановой, напротив, находило себе удовлетворение в том, что жених первой красавицы в городе, всех презиравшей и ни для кого недоступной, отдает ей предпочтение.
Возможность отнять жениха у соперницы становилась с каждым днем все более вероятной, и Русланова не удерживала себя от этого достижения. Увидев, что почва достаточно подготовлена. Петровский решился сделать попытку.
— Отчего вы так задумчивы сегодня? — спросила однажды Русланова у Петровского во время музыки. — Вам грех задумываться, вам можно только веселиться и радоваться.
— Почему же? — ответил Петровский, придавая своему вопросу усиленно грустный оттенок.
— Потому что вас любят, потому что не сегодня-завтра вы будете мужем одной из первых красавиц, потому что вам все завидуют.
— Этого еще недостаточно, что меня любит первая красавица; надобно, прежде всего, чтобы я любил ее, по крайней мере столько же, как она меня.
— Если бы не любили ее — не избрали бы себе в жены.
— А если, избрав ее, я увидел, что ошибся, что сердце мое ей принадлежать не может, что оно принадлежит другой?
Говоря это, Петровский пристально смотрел в глаза своей дамы, но та опустила глаза, и румянец ее сделался ярче.
— Что, если бы я, вопреки вашему мнению, почитал себя несчастнейшим из смертных? Что, если бы я перед своей совестью был принужден сознаться, что выбор мой сделан ошибочно, что я потому только стал женихом этой поэтической красавицы, что она в данный момент была превосходнее других? Мог ли бы я тогда надеяться составить счастье той, которая дала мне право называть ее своей невестой?
— Я не думаю.
— Что же мне следовало бы тогда сделать, по вашему мнению, — отказаться?
— Да, лучше отказаться, чем делать несчастной девушку за то только, что она вас полюбила.
— Но если бы я, как честный человек, признав необходимым отказаться от моей невесты ввиду невозможности составить ее счастье, привел бы это в исполнение, — насколько этим приблизил бы я к себе мое собственное счастье? Кто поручится, что, отказываясь от той, которая меня любит, я могу сделаться обладателем другой, которую я люблю?
— Почему же вы думаете, что это невозможно?
— А если бы разность общественного положения и состояния ставили тому преграды?
— Тот, кто любит, не обращает внимания ни на состояние, ни на общественное положение.
Петровский увидел из этого ответа, что дело его находится в хорошем положении, и пошел прямо к цели…
— Но если я обращусь к вам, Елена Владимировна, не как к советнице только, а как к решительнице судьбы моей, что вы мне ответите? Вы знаете, что Анна Дмитриевна — моя невеста, но вы видите также, что я не люблю ее. Завтра я скажу ей честно и откровенно, что я увлекался ею, что теперь люблю другую и не имею права делать ее несчастной. Но затем мне предстоит объяснение несравненно более трудное. Если затем я явлюсь к вам и назову имя той, руку которой я готов купить хотя бы ценой моей жизни; если я представлю вам всю разницу состояния, общественного положения, личных достоинств моих и той, которую я желаю иметь своей женой; если я скажу вам наконец, что имя этой особы Елена Владимировна Русланова, — что вы мне ответите?
В это время мазурка окончилась. Проговорив в смущении: «Я сама ничего не могу ответить», Русланова поспешно удалилась из танцевальной залы и, под предлогом усталости, более туда не возвращалась. Петровский уехал.
На другой день он явился к отцу Руслановой и был принят им с глазу на глаз.
— Я знаю причину вашего посещения, — сказал ему старик, — дочь передала мне вчерашний разговор ваш с нею. Прошу садиться. Дело, с которым вы являетесь ко мне, для меня дороже всего на свете.
Петровский изложил свое предложение.
— Я не могу еще сказать вам ничего решительного, — отвечал старик, — я должен его обдумать, посоветоваться с женой, с дочерью. Ведь в настоящую минуту вы — жених другой. Что скажет ваша невеста? Что будут говорить об этом другие?
— Анна Дмитриевна, женихом которой я имел честь быть, мне отказала и возвратила мое слово. Без этого отказа я не осмелился бы явиться к вам с предложением. Со страхом я жду вашего ответа, который может или погрузить меня в безысходное горе, или сделать бесконечно счастливым.
— Я все же не могу дать вам ответ в настоящую минуту и прошу у вас позволения отвечать вам письменно. Когда вы получите от меня письмо, тогда поступите согласно с его содержанием.
Они расстались.
Между тем Боброва не на шутку занемогла и не оставляла своей комнаты. Когда после разговора с Руслановым Петровский приехал к своей невесте, он нашел ее страшно изменившейся. Он хорошо понимал, что с Бобровой немыслимы какие бы то ни было извороты, и решился сказать ей прямо, что он не в силах сделать ее счастливой и просит, чтобы она сама отказала ему, чем будут спасены приличия, и им обоим будет возвращена свобода располагать собой, как они пожелают.
При этом признании судорожное движение исказило лицо Анны Дмитриевны, глаза ее засверкали, слова замерли на устах. Не дожидаясь ответа, Петровский удалился.
Оправившись, Боброва объявила своим родителям, что только что отказала жениху своему, потому что более его не любит. Старики Бобровы немало этому обрадовались, особенно брат ее был в восторге.
Вслед за этим Анна Дмитриевна слегла в постель. По городу только и толку было о том, что Боброва отказала своему жениху.
Через две недели Петровский получил записку такого содержания:
«Приезжайте. Я вас жду.
В. Русланов».
Перед самым приездом Петровского родители Руслановой совещались.
— Зачем ему отказывать, когда он ей нравится? Он человек солидный. Одно, что он не богат! Но у нас есть чем поделиться с дочерью, чтобы она не оставила прежнего образа жизни. Мы их поместим у себя, здесь, в своем доме. Он умный человек, будет помогать мне в моих делах, — говорил старик Русланов, — мы его выведем в люди, сделаем из него человека.
Через несколько минут по приезде к Руслановым Петровский целовал уже руки у своей новой невесты, вечером об этом узнал и весь город.
— Этот человек родился в сорочке, — говорили про него в городе.
При этом известии слегшая в постель Анна Дмитриевна встала с постели.
«Я отомщу за себя», — запало ей в сердце.
Как уязвленная львица, бродила она по своей комнате; ей казалось, что Русланова из тщеславия и кокетства отняла у нее жениха, обаяние Петровского в глазах ее удесятерилось.
