Огненно рыжая с гладким кукольным лицом, от дверей пошла прямо на него, на ходу заголяясь и взглядом обещая так много, что у Ника, не верующего в беспроцентный кредит, даже челюсть отвисла. А как заголила груди свои...
- Руки, чтоб я видел! - и машинка едва в переносицу не воткнулась.
Как же так оплошал? Откуда этот-то вынырнул? Под юбкой что ли прятался? За спиной? Тьфу на эти сиськи! Отвлекла-таки! Хотя сисек уж Ник на своем веку повидал!
Тут и еще один, уже с кокардой Стрелка, пристроился рядом, и тоже машинку в переносицу. Тот первый, с лицом убийцы ловко скользнул в сторону и исчез, будто и не было его.
- Руки в стороны и из конторки вышагивай!
И что обидно, сиськи оказались так себе - средние. Никогда Ник не думал, что на такую вяленькую наживку его можно подловить. Потом разглядел, что это за Стрелок с машинкой - узнал и еще больше расстроился...
- Руки в стороны!
Дались им эти руки! Все равно ведь не успеют, не сообразят, и машинки им не помогут...
Работники, тем временем, послушно на пол улеглись - им не привыкать.
Если сразу не пальнул, значит, хочет поговорить, объясниться - привет от кого-нибудь передать, а уж потом мозгами стенку забрызгать. Но не так все просто, шансы у Ника всегда есть - полный рукав шансов. И еще кое-где...
Однако, спустя несколько минут, стало нехорошо...
Кто же знал, что вторая баба, у которой грудь еще меньше (не потому ли прячет наглухо?), плоть-жилет распознает? От ненужного ее знания весы жизни опять качнулись. Теперь придется - ох и муторное дело! - зачищать не только пришлых, но и весь собственный персонал. Всех, кто видел или мог видеть.
Плоть - вот сволота! - всосала и выгрызла все, что только намокло, каждую каплю. С этим ей не скомандуешь, не запретишь, если уж хоть раз попробовала... Испортили безрукавку - подарок. Тоже надо зачесть. Дырок в шкурах понаделать ничуть не меньших. Хорошо бы прямо по трафарету кожу снять. На груди одну сплошную дыру, а вокруг в вольной непосредственности маленькие блинчики нарезать кружочками. Такую безрукавку попортили, уроды! Потом сообразил, что действительно - уроды. Стрелок с Уродами! И слегка затосковал, понял, что весы жизни опять качнулись - его собственная вдруг весьма-весьма потеряла в весе. Уроды, они и сами свидетелей не оставляют, и навыки их не слишком известны. Новый расклад придется учитывать, а ход делать только наверняка - больше одного раза не дадут...
Потом весы качались неоднократно - в ту и в другую сторону. Пока, наконец, Большой Ник не принял решение. Тогда-то и весы остановились в растерянности, и Ник понял, что снова взял жизнь в собственные руки. Да и не только свою.
Никогда не стать барменом-владельцем тому, кто не умеет торговаться и находить компромисы... с самим собой. Понял, что проторговался вчистую и может потерять нечто большее, чем бар. Долги надо платить, даже если за долгом приходит не тот мальчишка, которому вкруг обязан, а его правопреемник. Тот, который когда-то не доставал Большому Нику и до пояса, находился теперь - хотелось верить! - внутри этого расторопного, но не слишком умного Стрелка...
БОЛЬШОЙ НИК, СЛУХАЧ, ВОСЬМОЙ
...Слухач чему-то прислушалась, посмотрела на Ника внимательно, прямо впилась в него. Потом решительно подошла к стойке, отбила горлышки чего-то крепкого и в пивной кувшин стала заправлять. Влила изрядно - никак не меньше пары бутылок. Стрелок не видел, но чувствовал и запахом протянуло притягательным - как от весьма дорогого пойла. Неужто, поквасить решила, пока пауза? Нашла время! А Слухач подошла и с размаху плеснула с графина на грудь Большого Ника.
- На нем плоть-жилет! - сказала.
И тут началось. Сначала Восьмому показалось, что безрукавка на Нике растворяется, еще удивился - до чего же крепкое пойло-ерш Слухач сварганила, смешала. Потом раздалось чмоконье, будто это грудь Ника всосала в себя почти всю майку тысячью глоток, настолько мелких, что и разглядеть нельзя.
Восьмой оцепенел и видимо только поэтому не нажал на машинку.
- И что теперь? - спросил потерянно.
- Он сам в порядке - а защита его пьяная! - уверенно сказала Слухач.
- На нем плоть! - объяснила. - Я и не думала, что они сохранились. Метрополия запретила. Последние сожгли, когда я маленькая была.
- И что теперь? - опять спросил Восьмой.
- Если сросся с носителем, то Большой Ник человеком уже считаться не может. Он скорее один из наших.
- А если не сросся? - спросил Восьмой.
- Тогда за нарушение закона от какого-то там надцатого года, хозяина в распыл, но уже отдельно. В лучшем случае - если блат имеет - городской карантинный отстойник, со всеми вытекающими. Плоть, естественно, на площадь - на костер. Ох, и орет же она, когда жгут! А бару, как ни крутись, по любому - полная дезинфекция. Хотя, могут и спалить - дешевле. Так ведь, Ник?
- Отдал бы то, что тебе не принадлежит, - подытожил Восьмой. - И разбежались бы? А?
- Не могу! - сказал Ник убежденно.
И Восьмой поверил, что действительно не может.
- Чего так?
- Теневому обещал.
- А я думал, ты под Мэром ходишь или под Червями, - удивился Восьмой.
- Днем под Мэром. С восьми до восьми стартовых. Потом под Теневым - восьми до восьми прицепных. Они сами так поделили. Весь город поделен, кроме кварталов с отмороженными и подземки...
Ухмыльнулся и повторил, глядя прямо в дуло:
- С восьми до восьми, однако! Знаешь, сколько сейчас?
До Стрелка стало доходить, обеспокоился.
- Слухач! Глянь на стрелки - сколько там?
- Восемь с копейками, - ответил за нее Ник. - А начали вы свою дурь с машинками, еще восьми не было. Теперь те и другие заявятся... Карта твоя такая, что ли, под цифрой восемь лежать? Под восьмым столбом, ведь, закопают. Живьем закопают. Так-то, Восьмой!
Ник опять усмехнулся, но не злорадно и как-то уж совсем не весело. Восьмой Стрелок сообразил, что Ник не исключает, что его самого там прикопают за компанию. На восьмой километр (Восьмой Столб, как говорили) город свозил испортившиеся продукты - разное инфицированное гнилье, то, что лаборатории уж напрочь исключали привычным к всякой дряни жителям. Там же была фабрика переработки меха земляных мохнатых полозов. Некоторые даже в клетках держали на дому - не возбраняется. Славненькие такие, безногие долговязики. Симпатичные до того, пока не увидишь, как они пищу принимают.
- Линял бы ты отсюда, пока улицу не перекрыли. Не светит тебе здесь ничего. Думаешь, у одного тебя пукалка? А даже, если и штуцер? В помещении с ним толку мало. Это войсковая модель. Да и не пробовал ты из нее ни разу. Так ведь?
- Мозги у него не пьяные, - подтвердила Слухач. - Тело пьяное, но на ногах держится. Еще плеснуть?
- Приготовь! - сказал Восьмой. - Сколько машинок в баре с хозяевами?
- В большой зале девять пукалок. И наверху три.
У девочек, - сообразил Восьмой. - В номерах.
- Знаешь, а ведь у тебя еще одна проблемка. Тут еще один Стрелок гостит. Узнает тебя, пристрелит, как инфицированного. Хотя можешь ему сказать, что здоров и с уродами скорешился, - Ник опять хохотнул, нервно, не убедительно.
Про Стрелка была новость неприятная.
- Какой Стрелок? Четвертый, Пятый, Шестой? С наших ворот?
- А я вас стрелков не считаю!
- Плеснуть? - спросила Слухач. - Пускай всосет крепенького?
- Нам с ним еще в подвал, по ступенькам, - засомневался Восьмой.
- Скантуем и спихнем. Не вверх же? Крутые ступеньки?
Похоже, по ступенькам Нику кувыркаться не хотелось. Восьмой даже подумал, что с сюрпризом сегодня ступеньки.
- С Южных Ворот. Ваш. Кокарда с красным и зеленью. Не Первый и не Второй - тех знаю. Тебя запомнил потому, что ты малюсенькую восьмерку рисуешь у замка на контейнере и волосок-контрольку лепишь, когда думаешь, что тебя никто не видит.
- Правда, что ли? - спросила Слухач у Восьмого. - Срамные картинки прячешь?
Стрелок в другое время обязательно бы покраснел, засмущался. Сейчас не до того было, влипли по крупному. Только кончики ушей зарделись.
- Еще и поминки по тебе на той неделе справляли. Хорошие поминки, - похвалил Ник. - Так гульнули, что выручка на двадцать процентов выше, чем обычно. Тогда и решил твой кофр проверить. Завещания ведь не оставил, не оформил, как положено, хотя и советовали тебе, когда ящик брал.
Еще бы не советовали, - подумал Восьмой, - если, по любому свой процент идет, а от наследства и все пятьдесят.
Ник держался дружелюбно, но Восьмой не настолько был простаком, чтобы машинку хоть на миллиметр сдвинуть или глазами на секунду в сторону вильнуть. Хотя зудело и скреблось, что в любой момент за каким-то делом могут выйти из большой залы или номеров спуститься.
Мастер держал входную, ту, что вне поля зрения, за спиной. Широкий проход в залу, загороженный шумными висюльками, находился почти рядом - пять шагов. Слева - что удобно. И крученую лестницу можно было видеть - не четко, но движение уловишь. Ее, как уговорились заранее, Лекарь на себя взял, от машинок отказался и собирался орудовать длинными занозами, пропитанными на концах каким-то составом. Обещал, что быстро и не больно. Он уже по зале пробежался, возле лежащих останавливаясь - проверил - те затихли, значит, действует.
