далеком 1165 году, ровно через год после победы над осаждавшими город шведами.
И Александр хотел, чтобы давняя эта победа осенила нынешние дела его дружины.
Он долго стоял в храме, слушал службу, рассматривал фрески дивные, которыми сплошь покрыты были и стены и своды. Вот архангелы строгие Гавриил и Михаил — небесные покровители князей… На столпах, подпирающих свод, фигуры святых, в основном воителей. Суровые взоры говорили ясно о непреклонных характерах, мужестве и настойчивости, потребных каждому воину.
Дольше всего смотрел князь на фреску, повествующую о борьбе Георгия со змием. Вот святой поражает змия копьем острым. А рядом уже следующая картина древней легенды — ведет покоренное чудовище на тоненькой веревочке царевна Елисава. Чуть поотстав, горделиво вышагивает белый конь Георгия, гордо и прямо сидит на нем святой-победитель — в доспехе, с крепким копием, сослужившим верную службу в схватке. Красный плащ, осыпанный звездами, развевается за спиной Георгия. На лице его — строгость и печаль, воин погружен в раздумья, а может, проходят перед его мысленным взором картины минувшего испытания.
Князь стоял под сводами храма и думал о предстоящем походе. Пока все совершалось как будто бы правильно. Дружина собралась быстро, хоть небольшая, но славная. И ладожане не подвели — по первому зову собрали и поставили под княжеский стяг сильный отряд. Ибо знают, что несет Ладоге шведское нашествие! Еще со времен викингов остались тому свидетельства в древних сагах: «Ярл Эйрик подошел к Альдейгьюборгу (так называли Ладогу скандинавы) и осаждал его, пока не взял город тот, убил там много народа и крепость ту всю разрушил и сжег».
И стража Ижорская сослужила службу верную и быструю. Едва завиделся враг в дали залива — а уже летела первая весть в Новгород…
Солнце еще не успело высоко подняться, когда дружина Александра покинула крепость.
От ладожской крепости до устья Ижоры расстояние небольшое — по прямой около ста километров, а водным путем — по Волхову, Ладожскому озеру и Неве — полторы сотни не более. Как преодолела этот последний, во многом решающий, путь новгородская дружина — мы точно не знаем. Из описания битвы известно, что русские атаковали шведов с суши, из глубины приневских лесов. Значит, по крайней мере, самый последний отрезок был проделан по лесным дорогам, скорее всего вдоль малых речек. Исследователи высказывают предположение, что большую часть пути от Ладоги до устья впадавшей в Неву выше, чем Ижора, реки Тосны русские прошли на ладьях. Дальше двигаться по Неве было нельзя: шведы наверняка обнаружат приближение войска и тогда внезапность — один из главных козырей Александра — будет утрачена. Поэтому, судя по всему, суда свернули в Тосну, поднялись на несколько километров вверх, и здесь, в месте наибольшего сближения Тосны с одним из притоков Ижоры, высадились. Дальше путь лежал по суше, вдоль плавно извивавшихся рек прямо к лагерю шведов.
По всей вероятности, Александр вышел на судах из Ладоги утром 14 июля. Весь день шли озером и Невой и к темноте достигли устья Тосны, где, незамеченные врагом, укрылись, поднявшись немного вверх по реке.
До стана врага оставалось километров двенадцать-пятнадцать. Они были преодолены последним броском 15 июля. На подходе к шведскому лагерю была проведена последняя быстрая разведка, еще раз уточнен намеченный план.
Битва
В одиннадцатом часу утра, построившись из походного в боевой порядок, русское войско внезапно ударило на врага из приречного леса. Вступление полков в сражение не было хаотичным наскоком. В деталях зная дислокацию шведского лагеря, Александр разработал четкий план сражения. Его главная идея состояла в сочетании главного удара по находившейся на берегу рыцарской части шведского войска с отсечением остальных сил, оставшихся на кораблях.
Следуя этому плану, главные силы русских — дружинная конница — ударили в центр шведского лагеря, туда, где располагалось его командование и лучшая часть крестоносного рыцарства.
Скоро новгородский князь оказался в самой сердцевине битвы, недалеко от златоверхого шатра, в котором почивали этой ночью ярл и королевич. Здесь, окруженные несколькими плотными кольцами телохранителей, они отступали, отбиваясь от новгородцев, к королевскому кораблю.
Разглядев королевича, Александр с ближней дружиной врезался в закрытый крепкими щитами, щерившийся копьями и длинными мечами клубок. Биться здесь было намного тяжелее и опаснее: предводителя окружали самые опытные и прекрасно вооруженные рыцари.
Но новгородская удаль стала одолевать. Одно за другим разрывались кольца окружавшей королевича стражи. Скрежет битвы, ее яростный накал и стон целиком захватили Александра. Вот уж совсем близко пробился он к королевичу, тесня боевым конем пеших телохранителей. Королевич отмахивался мечом от наседавших дружинников, а увидев Александра, сразу обернулся в его сторону, учуяв здесь главную опасность. Что-то крикнул своим — и в пространство между ними сразу же кинулся десяток шведов, отгораживая предводителя от грозного натиска.
Расстояние между двумя предводителями, только-только сократившееся до того, чтоб можно было схватиться врукопашную, вновь увеличилось. В руках у Александра было в этот момент длинное копье, каким обычно сражаются всадники. Изловчившись, он поверх голов и щитов, меж сверкающих мечей и колышущихся копий, сделал длинный выпад в сторону королевича. И достал его! Острое лезвие копья чиркнуло королевича по лицу, и оно, искаженное гримасой боли, обагрилось горячей кровью.
«Самому королеве възложи печать на лице острым своим копием», — засвидетельствовал позднее летописец со слов одного из участников сражения.
Александр видел лишь этот момент. Его оттерли от королевича десятки шведов, подоспевших на выручку своему предводителю. Возглавлял их шведский воевода, зычные команды которого слышались даже сквозь скрежет, звон и крик сражения.
Что было с королевичем дальше, Александр узнал лишь после битвы из рассказов своих дружинников. Оказывается, раненого, находившегося в полуобморочном состоянии предводителя (им, по преданию, был зять шведского короля Биргер, впоследствии ставший полновластным правителем Швеции) подхватили под руки и понесли к берегу, где стоял королевский корабль. По деревянным сходням его потащили наверх. Сам он почти не мог идти. На носу и корме уже стояли, уперев весла, словно шесты, гребцы, готовые по первой команде оттолкнуться от берега.
Это увидел сражавшийся неподалеку молодой новгородский боярин Гаврила Олексич. Развернув коня, он пришпорил его и устремился за королевичем. Он доскакал до корабля в тот момент, когда шведского предводителя уже втащили на самый верх сходней. Не раздумывая, Гаврила Олексич еще крепче всадил шпоры в конские бока, и послушный боевой конь вознес его вверх по дощатым сходням.
Топот копыт услыхали несшие предводителя телохранители. Да и с корабля кричали им об опасности. Шведы торопливо, словно мешок зерна, сбросили в шнеку
