Уже сытый Викан, расположившись в углу избы с девками, продолжал веселиться в тёплой компании, а вот Ирриван от приглашения к столу отказываться не стал и теперь молча и серьёзно наворачивал кашу из абдарики с мясом. Малышка Яйлика сидела рядом с ним и, глядя на оборотня, тоже с аппетитом уписывала еду. Харен сперва вроде бы за угощение принялся без энтузиазма, но потом разохотился, сонная хмарь с него слетела, и мужчина уже с жадностью набросился на мясо под растроганным взглядом Рыжжи. Майяри даже позавидовала: она-то, помнится, к местному мясу без всякого доверия отнеслась.
– Ну давай крепенького за хорошесть, – Бешка из глиняного кувшинчика, только-только принесённого из погребка, налил себе и господину Шидаю что-то желтоватое.
Рыжжа сперва вроде зыркнула неодобрительно, но потом смягчилась. Мол, можно. И Майяри окончательно убедилась, что тут явно готовятся что-то праздновать. И она даже заподозрила что. Но не обиделась, только помрачнела и тяжело посмотрела на господина Шидая.
Лекарь пригубил «крепенькое» с осторожностью, удивлённо приподнял брови и сделал уже хороший глоток. Дверь хлопнула, внутрь заглянул Тошкан со своей сердешной. Сердешная сразу направилась к Рыжже, а мужик с интересом повёл носом и плюхнулся на лавку рядом с Бешкой. Тот с готовностью подвинул к нему стакан.
– Ох, Майяри, так это ж тот молодчик, которому ты ногу-то залечивала! – Тошкан, озарённый внезапным воспоминанием, с удивлением уставился на осунувшегося харена.
Взгляды всех тут же переместились на мрачную Майяри. Только садовники смотрели с удивлением, а взгляды господина Шидая и господина Ранхаша казались одинаково неодобрительными.
– Ну он, – нехотя подтвердила Майяри, тыкая в кашу ложкой.
– Так это ж самих богов провиденье! – охнул Тошкан. – А ты ишо лечить его не хотела.
Тут уж неодобрительный взгляд лекаря стал возмущённым.
– Что вы на меня так смотрите? Да, не хотела. Потому и рассказывать не стала, – мрачно буркнула девушка. – Тошкана благодарить надо. Если бы не он – прошла бы мимо. Тут он главный спаситель, я так… орудие в его руках.
– Да ты не слушай её, – мужик хохотнул и подмигнул харену. – Майяри – девка добрая, просто кочевряжистая. Прошла бы мимо, а потом с руганью возверталась бы и без моих понуканий!
Голос садовника был полон твёрдой уверенности, но вот сама Майяри её не разделяла. Она уже не раз проходила мимо чужих страданий. Если не видела глаз страдающего. Старалась не вмешиваться в чужие судьбы, но вот плохо у неё получалось.
И всё же хорошо, что она тогда поддалась на уговоры Тошкана и пошла посмотреть, что же произошло на болотах. Глаза её столкнулись с пристальным взглядом харена, но девушка не отвела взор. Мир стал бы хуже, если бы господин Ранхаш умер.
Поспешно запихнув в рот последнюю ложку каши, Майяри поднялась из-за стола.
– Я пойду на крылечко.
Харен тут же встал.
– Ты-то кудась? – Рыжжа строго посмотрела на гостя. – Ешь уж, никуда она не денется.
– Ты ужо не переживай, – поддержал сестру слегка захмелевший и ещё более подобревший Бешка. – За воротами селашники ходют, сердешатся, а Майяри их дюже опасаится.
Девушка даже вздрогнула, припомнив костлявую, будто бы высушенную тварь. Любоваться на то, как она «сердешится», ей точно не хотелось.
– Я присмотрю за ней, – со своего места поднялся Ирриван, и харен очень и очень неохотно опустился обратно.
Погодка совсем распалилась, и от земли уже сильнее тянулась дымка испаряющихся холодов. Из-за того, что снега̀ на болотной земле не задерживались, весна приходила в эти места рано. Холод продолжал висеть в воздухе, но от самой земли шло тепло, будто в её глубине тихо побулькивал котёл. Сидеть на крылечке с Майяри оборотень не стал и вместе со следующей за ним по пятам Яйликой отправился к оставшейся куче чурбаков. Девушка даже вздохнула от облегчения: сидеть под строгим взором незнакомого мужика ей не хотелось. Дверь за спиной опять хлопнула, и на ступеньки рядом опустился улыбающийся Викан.
– Ух, весна! – оборотень глубоко вдохнул и слегка поморщился от ощутимой и здесь болотной вони. – Странное местечко. Кто бы мог подумать, что здесь вообще кто-то постоянно живёт. Да ещё и… – Викан запнулся, силясь подобрать подходящее определение, – с таким странным взглядом на мир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Добродушие жителей и их особое отношение к злу бросалось в глаза так же сильно, как и необыкновенная внешность. Для мира за пределами болот доброта гавалиимцев казалась сопряжённой с наивностью: так искренне верить, что болота обязательно накажут за зло и что после «наказания» уже ничего злого в тебе не останется и ты обречён быть добрым…
– Это особый мир, – отозвалась Майяри.
– И значимое место для тебя? – прищурился Викан. – Даже удивлён, что тебе есть куда вернуться. Ты уж извини, – оборотень усмехнулся, – но ты мне всегда казалась одинокой волчицей, которой никто и не нужен.
– И поэтому ты решил привязаться ко мне с помолвкой? – чуть-чуть повеселела Майяри. – Ну, был уверен, что я точно не соглашусь и ты останешься свободным.
Викан закусил губу и отвёл взгляд.
– Ну да, – не стал спорить он, только вот Майяри почему-то посетило ощущение, что ей соврали.
Допытываться, впрочем, она не стала и тоскливо взглянула на взявшегося за топор Ирривана. По деревне прокатился треск расколотого чурбака.
– Наш единственный птиц, – решил представить брата Викан. – В тётушку Клеклэа пошёл, она из орлиного клана. Из предгорий Сумеречных гор, кстати.
Разговор не вязался. У Майяри совершенно не было настроения болтать, а Викан в кои-то веки не мог найти тему для беседы.
– Милое местечко, – тоскливо выдавил он.
– Боюсь, если о нём узнают, то оно исчезнет, – голос девушки дрогнул.
Для неё мир гавалиимцев был особенно ценен. Она родилась и выросла в общине, где высшими моральными качествами считались выдержанность и готовность пожертвовать всем – даже пойти против своей совести – ради «семьи». Может быть, за стенами домов, в кругу самых-самых близких были и другие отношения. Об этом Майяри не знала, но она помнила доброту брата. Она сама была почти такой же, как и все в общине, разница состояла только в том, что она ненавидела тех, с кем жила, и в противовес им старалась быть другой. Но в действительности была такой же.
Более шести лет назад с гор спустилась обозлённая, всего боящаяся девушка. Только через два года она с опаской, но всё же начала принимать новые реалии жизни, в которых существовали люди, дающие добро просто так. Последующие годы обучения в школе смягчили её ещё больше. Но только жизнь на болотах показала ей, какой может быть настоящая доброта: когда никто не ищет у тебя недостатков, а имеющиеся пытаются оправдать.
Майяри не верила, что гавалиимцы смогут сохранить себя в большом мире. Их слишком мало, чтобы они могли защититься.
– Если кто-то узнает о существовании этого места, то больные, любопытные и жадные до наживы потянутся сюда, – прошептала Майяри. – Сейчас его защищают только боги и болота.
Викан удивлённо посмотрел на неё.
– Ты веришь, что боги защищают это место?
– Верю, – просто ответила девушка. – Но от пороков и злобы внешнего мира не защитят и они. Сады разорят раньше, чем они станут прежними.
– Сады?
– Ты не знаешь? – Майяри взглянула на слегка обескураженного Викана. – Есть же легенда про Гава-Лиимские сады.
– Вот легенды меня интересуют меньше всего, – весело улыбнулся парень. – А ты ещё и в легенды, оказывается, веришь?
– Раньше не верила, – девушка опять перевела взгляд на Ирривана. – Но теперь верю. Здесь во многое начинаешь верить. Согласно легендам, раньше на этом месте были прекрасные Гава-Лиимские сады. В эпоху Древних войн какой-то злой бог проклял их, затопил, населил страшными монстрами. Другие боги, создатели садов, смогли спасти эту землю и часть садовников. Это их потомки, – Майяри кивнула подбородком на деревню. – Многие тысячи лет они занимаются своей работой и восстанавливают сады. Как видишь, вполне успешно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
