- Я правильно делаю… правильно иду… меня ничто не остановит… меня ждут… он там… да, да… - тихонько бормотал себе под нос.
Он шёл как робот, не смотря под ноги, наступая в лужи и грязь, шёл с монотонностью заведённой игрушки. Влекущая Виктора сила, крепла с каждым метром пути, приближавшим его к цели. Разум человека полностью выключился, пропали чувства. Он перестал ощущать боль, холод, жажду. Выключился инстинкт самосохранения. Он перестал чувствовать совершенно всё, он перестал быть человеком, осталась оболочка, подвластная только лишь зову. Виктор перешёл на бег. Пот заливал глаза, но он не старался обтереть его. Зачем, ведь это может привести к промедлению, а сие - табу, нельзя медлить, надо спешить. Быстрее, ещё быстрее, ещё и ещё. Он зовёт. У зова появилось название. Теперь, не безымянный голос наполнял его, пришло понимание, это - Хозяин. Господин властно призывает своего раба. Пробежав по берегу около двух километров, свернул в лес, росший вокруг. Несколько раз падал, спотыкаясь о корни деревьев, но вставал, и бег продолжался с нарастающей скоростью. Ветки давно изорвали одежду в клочья, в кровь расцарапали лицо и торс. Но всё это не важно, разве имеет значение подобная мелочь, когда Хозяин ждёт.
"Если прийти поздно, кара не минуема, а если успеть, то ждёт награда! Хозяин меня наградит! Надо успеть, скорей, скорей!…"
Осталась одна мысль. Она, как зацикленная лента телетайпа, крутилась в опустевшей черепной коробке. Теперь падения участились. Усталость можно не ощущать, но она есть. На коленях болтались клочья, не штанов, нет, клочья кожи, порванной при многочисленных падениях. Три пальца правой руки неестественно вывернуты - не успел обогнуть дерево. Через несколько падений, многострадальная левая рука висит как тряпка. Предплечье поломано, кость, пробив кожу, торчит наружу. В нормальной ситуации, только увидев такое, можно грохнуться в обморок. А Виктор даже не удосужился посмотреть. Нет времени, надо спешить, Господин ждёт, он может разозлиться, тогда неминуемо наказание.
Виктор упал и покатился вниз, больно ударяясь о стволы деревьев. Склон выдался, крут, падение затянулось. Внезапно земля пропала, он летел. С громким всплеском ушёл под воду, благо место попалось глубоким. Отчаянно заработал конечностями. Поломанная рука скорее мешала, чем помогала, плыть. Помогла сама река. Через сотню метров прибила к берегу. На четвереньках выбрался на скользкий берег. Едва почувствовал под ногам твёрдый грунт, безумная гонка продолжилась. Вперёд и вперёд, без задержек, без отдыха и остановок, только перед.
Если бы, кто сейчас увидел Виктора, посещение психиатра - самое минимальное последствие. От одежды осталась пара жалких, неопределённого цвета лоскутов, одной туфли нет, вторая, чудом держится на ноге. Кожа, кровавыми лохмотьями свисает с тела. Из левой руки торчит, сантиметров на пять, кусок кости, а в то место, где находился недавно правый глаз, воткнулся обломанный сук, карпатского бука. Казалось, бежит не живой человек, а персонаж дурного фильма об оживших мертвецах. А он и стал зомби, без воли, без желаний, без чувств.
Прошло шесть часов. Приближалась ночь. Сюрреалистический, иррациональный кросс по горной местности продолжался. Скорость упала, сказывалась большая потеря крови и износ организма, не привыкшего к серьёзным физическим нагрузкам. На дрожащих ногах уже не бежал, он шёл, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу. Шёл упорно. За ним, на опавшей листве, тянулся кровавый след. Бледность сильно бросалась в глаза, не смотря на сумерки. Очередное падение закончилось на дне глубокого оврага. Встать не получилось, ноги сгибались в другую сторону, как у кузнечика. Решение пришло мгновенно. Виктор полз по земле, помогая правой рукой. Вперёд, всё время вперёд, никуда не сворачивая, ни на что не отвлекаясь. Силы быстро таяли.
"Я буду наказан… Господин меня жестоко покарает за промедление…".
Скорость упала до нескольких метров в час, но он старательно полз к своей цели. Скатившись в очередной овраг выбраться не смог. Он истратил все свои силы, до последней капельки. Кровь из открытых ран уже не текла. Виктор неподвижно застыл на дне маленькой, сантиметров пятьдесят глубиной, канавы. Таинственный голос взвыл от разочарования и бессильной злобы. Виктор не пошевелился. Он уже не боялся ничего на свете. Испуганно каркая, улетели сидевшие на ветках вороны. Не зря есть поверье, они слышат то, что другому не дано услышать…
…Полуденное солнце нещадно палило всадников, ехавших по пыльной дороге. Дорожная пыль, смешавшись с потом, стекала ручейками по скулам и засыхала грязными разводами. У всех в группе были одинаково спокойно-сосредоточенные выражения лиц, без минимальных признаков усталости или волнения. Влад, как и подобает вождю, находился во главе отряда. Его благородное чело обильно избороздили морщины, немые свидетели пережитого горя, которого князь нахлебался вдоволь.
Последняя встреча соратников состоялась давеча вечером, перед выступлением, и, как всегда, друзей приютил, в своём кабинете, архиепископ. Начал Пётр.
- Сотня готова к походу. Я лично проверил все латы, пополнил запасы стрел и кольев. На всех арбалетах поставлены новые тетивы. В гривы лошадей вплетён чеснок. Новые вои обучены особенностям наших методов.
- Добро, друже. Мы собираемся встретиться с врагом на его территории, посему надобно внимательность блюсти. В таком деле мелочей не бывает, всё важно и имеет значение. За последние месяцы мы понесли большие потери.
Близость начала вывела господаря из некого ступора, в коем он находился после гибели сестры. Иона заметно волновался, немного поёрзав на стуле, не выдержал, встал и подошёл к сидящим витязям.
- Дети мои! Говорю сие не, токмо как священнослужитель, но как старший человек, сотоварищ ваш. За короткое время знакомства с вами, стали вы мне, как сыны мои родные, коих не имел я никогда, а я постриг ещё в отрочестве принял. Скажу более, за честь великую почитаю дружбу нашу, и родство духовное. Оно, для меня, покрепче уз кровных стало! - Иона говорил, а по впалым старческим щекам текли скупые мужские слёзы. В сей момент, лицо его помолодело и осветилось, тем мощным внутренним светом, коим может озарятся, токмо у чистейших сердцем людей, в момент высочайшего духовного подъёма. Сглотнув слёзы, продолжил.
- Чада мои! Берегите себя и твёрдо помните, в ответе вы не токмо за свои животы, но за животы своих воев, всего народа нашего многострадального, всех детей Божьих. Ибо ратиться едете с врагом, охочим не тел, но душ человеков. Помните о том. Да ещё помните, я вас жду, и Богу непрестанно молюсь, прошу победу даровать нам…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
