– Да, не совсем то, если вы полагаете, что патологоанатом, проводивший вскрытие, написал неправду, – Соколов произнес эти слова холодным тоном. – Не это ли вы имеете в виду?
Мартин промолчал, но Душенкин, чтобы сгладить перепалку, сказал вкрадчивым голосом:
– Уверен, что господин Мартин имеет в виду, что их новые технические средства могли бы при вскрытии помочь получить дополнительную информацию. Мы тоже сожалеем, что этого сделать уже нельзя. Да, у нас было тело – неопознанное, мы не знали, кто это, а нам нужно было установить его личность и определить причину смерти. Если бы нам быстренько сообщили об исчезновении господина Хатчинса, тогда бы мы, конечно, обошлись без вскрытия. К сожалению, вы этого не сделали, личность убитого в тот момент другими средствами установить было невозможно, а теперь нам нужно танцевать от того места, где мы стоим. Ну, а что касается помещений кафе, то к ним не прикасались. К сожалению, упущено время, но если вы желаете провести расследование своими техническими средствами – анализ крови, разные химические пробы, – то ограничивать вас я не собираюсь. Не знаю, что еще предложить, но вы можете быть уверены в нашем содействии.
– Мы хотели бы осмотреть помещение, – ответил Мартин. – Может, после этого мы и порекомендуем что-то.
– Осмотр кафе будет организован. Как насчет завтра? К тому времени мы подготовим график проведения дальнейших переговоров на основе расследований, которые вы пожелаете провести.
– Как нам назвать наши совместные операции? – спросил Бирман, отрываясь от блокнота с записями.
– Сначала мы зашифровали наши действия как «расследование Икс».
Конечно, следственная операция имела свой порядковый номер, но полковник вовсе не хотел называть его: ни словечка о методах работы КГБ агентам ЦРУ у него не выведать.
– Мы назвали их так по имени убитого «господина Икс», хотя теперь и знаем его имя, – пояснил Душенкин.
– В таком случае, предлагаю закодировать наше совместное расследование как «операцию Икс», – предложил Бирман.
– Не возражаю.
Бирман опять наклонился к блокноту.
КГБ по-прежнему продолжал утверждать, что американцы получили полный отчет о случившемся, а это искажало правду. В действительности в отчете говорилось не все. Его подправили и пригладили таким образом, чтобы придать ему приемлемый, с политической точки зрения, вид.
В частности, в отчете нигде не упоминался Максим Градский, сын первого заместителя министра общего машиностроения.
– 16 —
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Комитет госбезопасности
– Градский! Что нам делать с этим Градским? – Чантурия, сердито глядя на сотрудников своего отделения, очень похоже передразнил полковника Соколова. – Я не знаю, что этот чертов сын замышляет, но если американцы начнут им интересоваться – мы погибли. Как мы будем убеждать их, что стараемся распутать преступление, а сами получили указание упрятать главного подозреваемого?
– А что? Разве нельзя допросить сынка первого замминистра? – подал голос Крестьянин. Услышь Чантурия такие слова от большинства своих сотрудников, он счел бы их шуткой, но у Крестьянина-то чувства юмора было не больше, чем в каменной стене. Крестьянин просто не мог представить себе, что есть такая страна, в которой на сыновей первых заместителей министров общие правила не распространяются.
– Вы доложили, что удалось выяснить, пока вы топтались вокруг дачи его папы?
– Нас пока не спрашивали.
– Черт побери, так что же творится на даче? Если наблюдение ничего не дает, нам придется убирать людей оттуда.
– Татарин, что ты можешь сказать об этом? – спросил Орлов.
Тимур Ицкаков поднялся. Чтобы как-то компенсировать свой маленький рост, он старался держаться прямо, стоять по струнке, расправив плечи. Говорил он сжато и точно, избегая эмоций, хотя был романтиком своей профессии, где романтике вообще-то места оставалось не так уж и много. Свой романтизм он предпочитал не высказывать.
– Градский очень обеспокоен, – кратко доложил он. Загородный дом первого заместителя министра Градского – одна из многих подобных дач, построенных государством для номенклатурных работников – высших партийных деятелей и членов правительства – в Подмосковье. Прочные, просторные, одно– или двухэтажные, приспособленные для круглогодичного проживания дома были обставлены мебелью, изготовленной на специальных фабриках, которые выпускали отличную продукцию для привилегированных покупателей. Обслуживающий персонал проживал поблизости в более скромных домах. Тут же в сторонке, но так, чтобы их не было видно из окон дач, размещались теплицы, парники и медицинские пункты.
Вся лесистая территория, где расположены загородные дачи, окружена высоким забором из колючей проволоки и патрулируется специальной охраной: не дай Бог, простые трудящиеся, случайно забредшие на территорию, увидят эту роскошную жизнь. Охрану из домов не видно, так же как не видно и соседние дачи. Таким образом, создается впечатление, будто каждый дом стоит отдельно посреди идиллической поляны, где зимой лунный свет освещает нетронутый белый снег, а весной на сказочных лужках распускаются яркие цветы.
Тимур Ицкаков, переодевшись в форму охранника, долго любовался чудесным зимним пейзажем. Для наблюдения он выбрал место, откуда хорошо просматривалась дача, его же самого обнаружить было нельзя, и терпеливо следил за тем, что происходит вокруг. Было холодно, но Ицкакову к этому не привыкать. Отстояв смену, он уходил, а на его место заступал другой сотрудник КГБ – наблюдение продолжалось круглосуточно и беспрерывно день за днем.
Макс Градский, похоже, был не склонен любоваться великолепной природой: он не вылезал из дома, куда приехал сразу же после беседы с капитаном Чантурия. Тимур не слышал беседы капитана с Градским, но он знал, как ведет себя человек, у которого есть основания опасаться сотрудников КГБ. Именно так вел себя Градский; создавалось впечатление, что он ушел в глубокое подполье.
– 17 —
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Ну хорошо, кто же мне доложит, что там было? – спросил посол. – Ролли, я вижу, вы здесь старший по рангу, хотя вы и ненастоящий «призрак». Что же порассказали вам Иваны? Куда они гнут?
– Я бы сказал, что принимали нас на высшем уровне, – начал Таглиа. – Встретили нас два опечаленных полковника и два младших офицера со скорбными лицами. Их, должно быть, лепили из одного теста. Сперва мы уставились друг на друга и удерживались от того, чтобы, упаси Бог, сказать что-либо существенное, – по принципу «сперва покажи мне свои карты, тогда я раскрою свои». Короче говоря, договорились мы вот о чем: нам позволили побеседовать со свидетелями и вызвать наших фокусников из ЦРУ, чтобы те сняли отпечатки пальцев, вообще делали бы все, на что они способны, – они и впрямь горят желанием узнать, что же произошло, поскольку, по-видимому, никакого готового ответа на этот вопрос у них нет. Мы продолжим переговоры, обменяемся на них новой информацией. А потом мы все после этого заживем счастливо и никогда больше не станем снова враждовать. И мы будем радоваться, что не зря старались.
– Вы полны радужных надежд, – заметил посол.
– Когда играешь на поле противника, да еще по его правилам и под присмотром его любимой мамаши, на такую игру больших надежд возлагать не приходится.
– Да, я тоже так считаю. У них есть какая-нибудь версия?
– Да, та же самая, что возникла сразу после нападения: все это, дескать, дело рук банды рэкетиров, требующих повысить отступные.
– Ну, а что скажете вы, Бирман?
– Только то, что они допускают возможность нападения на иностранца. Ну, а что касается версии об организованной преступности… О росте количества преступлений все время пишут в газетах. Даже КГБ теперь вынужден согласиться, что организованная преступность существует.
Таглиа уточнил:
– Все эти годы они довольно успешно справлялись с преступностью на улицах и в государственных органах. Теперь, когда появилось столько соперничающих группировок, их все труднее держать в узде.
– Ну ладно, внутренние помещения кафе вы осмотрели, Бирман? – спросил посол. – Есть ли там, за что зацепиться фокусникам из ЦРУ? Сохранились ли отпечатки пальцев, пятна крови и прочее, что можно выявить приборами и анализами?
– Стол и стулья, где сидел Хатчинс, поломали и сожгли, – принялся рассказывать Бирман. – Сомнительно, чтобы можно было что-то выявить. Если бы мы занимались расследованием с самого начала, то некоторыми предметами стоило бы заняться. Об этих предметах мы, конечно же, не скажем сотрудникам КГБ, но, разумеется, нет никаких надежд на успех без помощи серьезных специалистов-исследователей из ЦРУ. Однако, чтобы организовать помощь даже на низшем уровне, потребуется не меньше недели.
