за шею.
— А я? А как же я? А императорская семья? — уже плача спросила Сола.
— Нормально вы, как раньше. Все будет хорошо, вдруг придумают такое заклинание или артефакт, который позволит нам ходить друг к другу в гости? — я гладила Срок по волосам и спине, а сама тоже плакала.
— Тогда ты можешь попробовать со своей парой.
— Могу, но если не получится и я уйду навсегда, а мы уже укрепим до конца связь поставив метки? Что будет с нами?
— Вам будет плохо… очень плохо.
Мы просидели в обнимку минут десять, плача и покачиваясь из стороны в сторону, успокаивая самых себя.
Может просидели бы ещё, если бы не странное оживление в коридоре. Мы вышли посмотреть, что случилось и увидели кучу спешащего народу. Все бежали на выход, взволновано переговариваясь. Мне хватило услышать трёх слов, — тренировка, практикант, умер, — что б бросится со всех ног на полигон.
Мои ребята сейчас там гоняют первокурсников боевиков, помогают преподавателям, как практиканты, ведь в том году они закончили обучение в академии.
Там больше нет практикантов, только Алларик, Маркус, Рич, Рендед и Осфальд.
Мамочки…
Сердце где-то в пятках, но я бегу на всех парах. Наверное, я добежала до тренировочного поля быстрее чара в три, чем обычно. Пока все выходили из академии, я уже раскидывала в стороны парней, что встали кругом, и пробиралась к своим, ориентируясь на их макушки. Как же я сейчас рада, что они такие высоченные.
Когда я остановилась за спиной Алларика, лёгкие обожгло болью, похоже я не дышала все это время.
Демон резко обернулся на мое шумное дыхание и сгреб меня в объятья, не давая мне посмотреть. Прежде чем я начала вырываться, скандалить или истерить, он успел прошептать:
— Тихо-тихо. Все в порядке, он жив, так надо. Тихо, хорошо?
Я кивнула, спрятав лицо где-то на груди Алларика, что бы не видели облегчения на моем лице.
— Не слышат?
— Нет, активировал артефакт. Он пострадал, но жив. А второй… первокурсник, что тренировался с ним в паре, он умер.
Колени подкосились и я осела бы, если б не демон.
Первокурсник… Двадцать три года… с ума сойти, как же…
— Что же… — сказала и замолчала, на большее не смогла.
— Резерв пуст…
— А наш…. Кто… Что… — продолжала лепетать я.
— Рендед, резерв пуст, но он жив, пока без сознания.
Ох… Пуст…
У меня нет слов, я как будто сама стала пустая.
Рендед, мой хвостатый Рендед больше не хвостатый. Это не реально, так быть не может, это не правда…
Я стала вырываться, бить по груди Алларика кулаками, но он отпустил меня только когда я ударила его носком ботинка под коленку.
На траве, напротив друг друга, в форме заезд, лежали два парня. Один из них больше никогда не задышит, один будет уверен, что жизнь без хвоста и возможности показаться в чужой голове, окончена.
Рендед был бледный как белый лист, даже его волосы были больше не бирюзовыми, они были бледно голубого цвета вперемешку с белыми прядями, как будто поседел.
Сквозь шум в ушах и слезы в глазах я видела, как преподаватель разгоняют студентов, как бегут лекари в белых халатах и падают на колени рядом с парнями, как их подхватывают и уносят и чувствовала, как меня поднимают с колен, на которые я все таки упала и не заметила, и уводят. Не знаю кто и куда, но я подчиняюсь, это все что я могу.
Обычно бесстрастная и холодная, я не испытывала эмоций глядя на трупы, коих на практике видела много, и никак не реагировала на душераздирающие истории. Это была работа на которой я распутывала дела, как математик решает свои задачи.
Но сейчас я не безэмоциональный робот, только не с дорогими и не с родными для меня людьми.
Слез много, но их не хватает, что бы выпустить всю боль, что тысячей ржавых гвоздей царапали мою грудь.
Я снова сорвалась, как тогда с мамой. Но в этот раз я понимала, потому что хотела этого.
Я оттолкнула того, кто вел меня и заорала, во все горло и всю силу своих лёгких. Орала как никогда пока не заканчивался воздух, набирала его снова в лёгкие и снова орала. Била и царапала руки, которые пытались меня схватить и спеленать.
— Не трогай меня! — зарычала я.
Ко мне пытался подойти Маркус, но я не разрешала, предупреждая его рыком, что ему будет больно если он окажется рядом.
Ректор смотрел на меня обеспокоено и, подняв руки ладонями вверх, показывая, что он не хочет навредить, тоже пытался подойти. На него я тоже рычала, но не могла отвести взгляд от его глаз. Глаз, на которые я смотрела и видела радужки, похожие на заледеневший кратер вулкана, в зрачках я видела лаву, которая в любой момент могла вырваться. Глаз, которые были на расстоянии не менее пяти метров, но которые я видела так близко, как если бы он стоял вплотную ко мне.
И чувствовала… чувствовала нереально вкусный аромат холода и хвои.
Если бы я могла слышать сквозь шум в ушах, то, наверное, услышала, что он говорит.
Но я не слышала, а шум все нарастал, кровь разгонялась все сильнее, мне становилось все жарче.
Слишком сильно и слишком много всего. От переизбытка эмоций, от запахов, которые заполнили мои лёгкие, от слишком яркого света у меня закружилась голова и я заскулила, а потом спасительная темнота наконец-то забрала меня.
Я проснулась в своей комнате, во дворце. Мне было лучше, эмоции уже не раздирали грудь, они просто стали ноющей болью. Зрение и обоняние было моим обычным и рычать больше не хотелось. А скулить — да.
Недалеко, в креслах, молча и глядя каждая на свои руки, сидели императрица и Сола. Они были глубоко в своих мыслях, даже не заметили как я села.
— Как Рендед? — прохрипела я и закашлялась, горло раздирало, видимо поорала я хорошо
Они вздрогнули и тут же поспешили пересесть ко мне на кровать, императрица на край, а Сола забралась с ногами ко мне поближе и взяла за руку.
— Рендед жив, — сказала Ирма и помолчав, добавила, — он в коме.
Я откинулась на подушки и прикрыла глаза. После всплеска эмоций на меня накатила апатия. Я чувствовала себя мертвой или как будто я в коме вместе с Рендедом.
В таком состоянии я провела всю неделю, что жила во дворце. Рендед тоже был в лечебнице тут же, как и ребята остались в гостевом доме, недалеко от
