– А как насчет Уса? Нет там в этом «Аяксе» такого?
– Если бы было все так просто, то никто бы в нас с тобой, Мария, не нуждался, – усмехнулся Родион.
– Понятно…
– Да нет, не может тебе быть понятно. Я еще ничего не сказал. Потому что возглавляет охранную структуру «Аякс» некто Олег Янович Усов. Олег Янович – бывший сотрудник КГБ, полковник, и – более того! – мне удалось установить, что он долгое время работал под началом генерала Поземова, тестя нашего с тобой клиента, Сергея Георгиевича Белосельцева.
– Все один к одному, – прошептала я.
– Да, но только еще нужно разобраться, случайны ли они, эти совпадения – что, конечно, вряд ли… или одно вытекает из другого. И зачем людям этого Усова нападать на вас со Сванидзе, это тоже следует установить. Хотя, если исходить из тобой рассказанного, они тебя недооценили. Да и Берт неожиданно для себя проявил бойцовские качества.
– Из-за него теперь нас прочно взяла в оборот местная милиция, – пробормотала я. – Те доблестно пишут протоколы, Сванидзе разглагольствует, сказав А, говорит Б, В, Г и прочие буквы алфавита, усердно повторяет, что ему не хочется быть пешкой в грязной игре, ну и все такое из его прокурорского репертуара.
– Понятно, – сказал Шульгин. – Ладно, не унывай, Мария. Я тоже тут не сижу сложа руки. Так что если что важное – я тебе немедленно сообщу, ну и ты, соответственно, звони. Как приедешь на место, уведомь. И будь осторожна, боюсь, что этим спровоцированным ДТП с последующим мордобоем неприятности не ограничатся.
– Добрый вы, однако, Родион Потапыч. И оптимистичный. Ну ладно, привет вашему Тапику и Валентине.
* * *
Воронеж встретил нас неожиданным солнышком. Не мудрствуя лукаво, мы сразу направились через весь город к находящемуся на окраине громадного Шибаевского леса «пансионату номер 6», как в просторечии именовали областную психиатрическую клинику. Впрочем, солнышко скоро осталось за кадром: приближался влажный, пропахший сосной и землей, с примесью палых листьев вечер.
…Уже темнело, когда наше авто подкатило к высокому желтому зданию, обсаженному корявыми вязами и еще более корявым разлапистым кустарником, похожим на армию редкостно уродливых карликов, вооруженных пиками и дротиками. Ворота с охранником остались в пятидесяти метрах позади, и теперь я уверенно подрулила к массивным дверям, выкрашенным в темно-коричневый цвет. Сидящий на лавочке возле этих дверей и щурящийся на рассеянный свет фонаря человек с признаками явной олигофрении на безмятежном мутном лице нелепо подпрыгнул на месте и пробормотал что-то слюнявым ртом. Сванидзе вежливо раскланялся с пациентом клиники и сопровождающим его санитаром.
– Скажите, пожалуйста, – проговорил он, – главврач еще у себя?
– Он допоздна, – угрюмо ответил санитар, придерживая за рукав олигофрена. – Он обычно поздно уходит. А иногда и в кабинете ночует.
– Чу-у-уйет!! – неожиданно гавкнул больной и начал плеваться в нашем направлении. Сванидзе назидательно изрек, поднимая указательный палец:
– Наверно, таких больных все-таки стоит содержать в палатах. А не выводить на прогулку.
– Давай иди, умник, – огрызнулся санитар. – А то главврач, не ровен час, улетучится.
– Я где-то читал, что, долго работая в подобных учреждениях, санитары и врачи во многом уподобляются своим пациентам, – заявил Сванидзе, когда мы вошли в прохладный затемненный вестибюль с окрашенными в темно-синий цвет стенами. – Сейчас поясню свою мысль. Проще говоря…
Не обращая внимания на речь Берта Эдуардыча, я спросила у сидящей в регистратуре мрачной сухой женщины с тяжелым подбородком:
– Добрый вечер. Мы хотели бы видеть главного врача, доктора Круглова.
– Илья Климович не принимает, – ответила та низким, без признака интонаций голосом.
– Мы из московской прокуратуры, – просунул в окошко свое удостоверение Сванидзе. – Так что он никак не сможет нас не принять.
Та сощурила глаза на бертовские «корки»:
– Сванидзе, из Москвы? А этот, который на втором канале, такой бородатый телеведущий…
– Он родственник Альберта Эдуардовича, – важно объявила я, не краснея.
Регистраторша поспешила сказать:
– Конечно, я сейчас сообщу Илье Климовичу о вас, и если это важно…
– Это важно.
– …то он вас примет, – уже тихо договорила женщина.
Доктор Круглов нас принял. Выяснилось, что и его голос, и его обличье соответствуют обтекаемой его фамилии. У Круглова были такие медоточивые интонации, как будто он только что сытно покушал блинов со сметаной, его толстые губы время от времени вытягивались в трубочку, особенно когда он характерно тянул «о» и «у», а глаза, темные, чуть навыкате, приветливо блестели за массивной роговой оправой. Доктор Круглов был непомерно толст, и создавалось впечатление, что он сросся со своим громадным столом, и это впечатление не разрывалось даже тем обстоятельством, что стол был черный, а халат главврача – молочно-белый.
– Чем могу служить Москве? – кругло улыбнулся он, и во рту его среди желтоватых крупных зубов блеснули две золотые коронки, одна возле другой.
– Дело в том, что в вашей клинике в свое время работал Владлен Моисеевич Горовой, – начала я.
– Да, – еще шире заулыбался Круглов. – Работал, мы и сейчас с ним сотрудничаем, и если быть откровенным, то недавно я с ним говорил по телефону.
– Когда?
– Да вот дня четыре назад, если мне не изменяет память. А она мне изменяет куда чаще, чем самая ветреная женщина своему мужу, – пошутил доктор Круглов.
Но я осталась совершенно серьезна:
– Илья Климович, нам нужна информация о том, чем занимался в вашей клинике Горовой и с кем конкретно из пациентов он более всего работал. И список его пациентов.
– Вы говорите не по существу, девушка, – сказал Илья Климович, не меняя сладкого «блинного» выражения на лице. – Вы, голубчик, даже не понимаете, чего требуете. Какой список пациентов?
– Хорошо. Конкретнее. Вы проводили систематическое стационарное лечение Дмитрия Белосельцева, не так ли, доктор Круглов? – напрямик спросила я.
Он с любопытством взглянул на меня.
– И вы в самом деле полагаете, голубчик мой, что я буду говорить с вами по таким вопросам? Что вы… Если у вас есть что спросить, пожалуйста, но только то, что не задевает мою врачебную этику. Горовой, Белосельцев… есть такое понятие, как врачебная тайна. Понимаете? Так что, девушка, – круглое лицо главврача выражало беспредельное терпение, – я не имею права говорить с вами по этому вопросу.
– Врачебная тайна? Даже в отношении тех людей, которые мертвы?
– Простите… не понял. Кто мертв?
– Илья Климович, все дело в том, что Владлен Моисеевич Горовой умер.
Очки подпрыгнули на переносице Круглова: главврач резко вскинул голову.
– То есть как – умер? – выговорил он.
– Если говорить откровенно, то его убили. Вероятность этого велика. Его выбросили из окна через несколько часов после разговора с вами. Да, верно, с вами, потому что у него был только один разговор с Воронежем, как сообщили на МТС.
Круглов поправил оправу очков и посмотрел на меня совсем по-другому: серьезно, вдумчиво, с интересом. Я видела, что весть о смерти Горового нисколько не расстроила знатного психиатра, но вызвала в нем неподдельное, тревожное сожаление, смешанное с любопытством.
– Значит, Владлен Моисеевич умер… жаль, очень жаль. Прекрасный был специалист.
– Он мой двоюродный дядя, – сказал Сванидзе. – А я расследую дело о его убийстве.
– Но, кажется, тут прозвучало имя Димы Белосельцева… уверяю вас, уж он-то никак не мог убить Горового, он же умер. Покончил жизнь самоубийством.
– Вы уверены?
– Да, конечно! Конечно, уверен! Он же содержался у нас практически до самого дня его смерти. В последние годы он проводил в клинике больше семи месяцев в году. У него возникли какие-то осложнения, Владлен Моисеевич увозил его куда-то, потом снова привозил. У нас шли слухи, что на самом деле Дима – побочный сын Владлена Моисеевича, уж больно он о нем заботился. О чужом так не заботятся. А что касается того, умер ли Дима… ну конечно, умер. Я, правда, трупа не видел, да и похороны проходили… в общем, он был в закрытом гробу, потому что в патологоанатомическом освидетельствовании указано, что при падении он напоролся на металлическую ограду и тело страшно изуродовано.
– Вот как, – тихо произнесла я. – Прямо как в случае с Горовым.
– Это совершенно точно, у меня даже в его медицинской карте есть соответствующая пометка. Наверно, вы захотите взглянуть на эту карту… конечно, при обычных обстоятельствах это было бы невозможно, но раз так все повернулось, что ж… конечно, я постараюсь помочь вам. Спрашивайте, прошу вас.
– Я бы хотел знать, – взял слово Сванидзе, – какой род деятельности был у моего дяди в вашей клинике. Ведь это, по крайней мере, несколько странно: жить в Москве, а здесь бывать наездами, работать в клинике, но не числиться в ней. Да, именно так – я навел справки.
