Глава 14
Прозвучало еще несколько выстрелов, и вслед за Жорой упал Сванидзе. Я подумала, что Берт тоже убит этими невесть откуда взявшимися злоумышленниками, но тут Сванидзе пополз за ближайший памятник, чтобы укрыться от пуль, ничуть не озаботившись тем, как я чувствую себя после такого неожиданного нападения и чувствую ли я вообще что-либо.
Кто повел себя молодецки, так это Шурик. Пинком он разбил висящий на кресте фонарь, а потом подскочил ко мне и дернул за руку, увлекая за собой на землю – в самую что ни на есть жирную чавкающую грязь. В одну секунду моя одежда пропиталась ею так, что я, кажется, стала неотличимой от общего фона черного раскисшего кладбища. Доблестный Шурик пыхтел рядом, выталкивая из себя какие-то недоуменные раздавленные звуки, которые и словами-то назвать нельзя.
Я подняла голову и, ладонью смахнув с лица ошметки липкой комковатой земли, в которую так щедро макнул меня Шурик, глянула в том направлении, откуда, как мне показалось, раздались выстрелы. Да. Я оказалась права. Ловко огибая кладбищенские достопримечательности, в нашу сторону спешили две фигуры. Я перекатилась на другой бок, раскрыла сумочку и, вытащив оттуда пистолет, прицелилась. Ближайшая фигура вскарабкалась на безымянный холмик, что был метрах в пяти от разрытой могилы Дмитрия Белосельцева, и широко шагнула вперед… Было видно, как человек озирался по сторонам, а потом до меня донесся сиплый возглас: «Феликс, куда они все провалились?» – и я нажала курок.
Выстрел оказался неожиданно тихим и сухим, словно попалась кому-то под ноги сухая веточка и щелкнула, ломаясь. Стреляла я не столько на движение, сколько на голос. Я выстрелила еще два раза. Кажется, не попала. Или?..
Фигура сделала еще несколько шагов, оказалось, что по инерции, а потом споткнулась, припала на колени – и человек полетел вниз головой в свежевырытую яму. Нет, я недооценила себя: все-таки попала.
…Второй!! Второй – после огромного могильщика Жоры, которого, кажется, все-таки застрелили наповал – оказывается в этом роковом месте!
– Черт! – выкрикнул кто-то, и я увидела еще одного. Луна светила ему прямо в лицо, и я не могла его не узнать. Это было тот самый белобрысый, что с таким умным видом рассуждал о Гаагском международном суде.
Белобрысый спрятался за гранитное надгробие. Высовываться оттуда он не рисковал, а потом по характерному звуку я определила, что он вставляет обойму в пистолет. Кажется, кроме него и того, что упал в яму на труп Жоры, больше никого. Их двое было.
Бах!
…Ага, он выстрелил. Меня он видеть не мог, очевидно, это Сванидзе подал признаки жизни и тут же едва не поплатился за это. И долго нам теперь тут лежать? Откровенно говоря, я предпочитаю грязевые ванны несколько иного толка.
Сказать, что ситуация бесила меня, – значит ничего не сказать. Мы были в шаге от ответа на важнейший вопрос, а тут вдруг чье-то идиотское вмешательство… Конечной целью у этих бандитов, видимо, стояло наше физическое устранение. Да, тут сбесишься. Не хладнокровный расчет, не препарированная злоба, а именно бешенство заставляло меня форсировать события, и только опыт и интуиция удерживали меня от того, чтобы не сглупить.
Да как они нас выследили? Судя по всему, наш маршрут был известен им с самого начала. Впрочем, в гаданиях нет ни малейшего смысла, к тому же если можно все узнать, как говорится, из первых уст.
Я подняла ком земли и швырнула его в кусты близ того надгробия, за которым затаился белобрысый Феликс. И синхронно сорвалась со своего грязевого лежбища и устремилась в агатово-черную тень раскидистой березы. Обошлось. Не заметил.
Остальное было делом техники. Я обошла его с тыла и возникла за его спиной в тот самый момент, когда белобрысый уже смело выглянул из-за каменной глыбы и смотрел в том направлении, где чернела куча свежей земли и косо лежал гроб с… с чем? Белобрысый Феликс вынырнул из-за надгробья и пробормотал: «Куда они там все подевались?» В ответ на это я ткнула его костяшками пальцев в основание черепа и, когда он дернулся, выбила у него из руки пистолет и произнесла:
– Да здесь я.
Он не удержался на ногах, упал лицом вниз, потом тут же вскочил – надо отдать ему должное, очухался быстро. Я вытянула вперед руку и, ткнув его холодным дулом пистолета в подбородок (чтобы почувствовал фактуру, да и жизнь чтоб медом не казалась!), выговорила:
– Пошел.
– Куда?
– А куда ты собирался? Куда ты смотрел? Вот туда и направимся. Берт, – окликнула я Сванидзе, – вставай, я тут гостя выловила. Наш старый знакомый, кстати.
Сванидзе поднялся, неловкими движениями принялся счищать с себя грязь. Шурик хлопотал над фонарем. Наконец вспыхнул свет.
– Посвети ему в лицо, – угрюмо сказала я. – Ну что же, я не ошиблась. Тот самый. Ну что, здравствуйте, Митрохин Феликс Иванович. Давно, можно сказать, не виделись.
Кажется, он не ожидал, что я назову его фамилию, имя и отчество. Он вздрогнул, его красивое лицо исказилось гримасой недоумения и страха. Вздрогнул и сел прямо на землю. Реакция была такова, что сомнений не оставалось: босс совершенно точно вычислил по предоставленным мной данным этого смазливого молодца.
– Вы тогда удачно смылись, я имею в виду нашу первую встречу. Но, наверно, вы сами позже поняли, что не все так шито-крыто, поскольку номер-то у вас отвалился. Фальшивый. Да и те двое, которые остались валяться на дороге… все это также в ваши планы не входило, не так ли? Ладно, – я улыбнулась так искренне и весело, как могла улыбаться только лучшему другу, и оглянулась на щербатого Шурика: тот уже не держал фонарь (последний прыгал в руке Сванидзе), а ходил суживающимися кругами вокруг ямы, куда удачно упали уже двое. Потом он застыл над извлеченным из земли гробом Белосельцева, крышка которого была сдвинута.
– Сюда бы посветить, – выговорил он, и в ту же секунду белобрысый Феликс, почуяв ослабление внимания к его персоне, вдруг вытянул вперед ногу и с силой ударил по щиколоткам стоявшего перед ним с фонарем Сванидзе. Берт Эдуардович, без сомнения, упал бы, не подхвати его Шурик. Фонарь соскользнул на землю. И я уже в темноте выстрелила по ногам метнувшегося в сторону белобрысого. Выстрелила раз и другой, наугад, больше всего не желая убить его наповал, поскольку это было бы слишком обидно: столько было в руках потенциальных фигурантов дела, и все вылетают из игры.
Из темноты раздался одинокий хрип и глухой звук падения… Ну, кажется, попала…
Я сделала несколько шагов и наткнулась на белобрысого. Он лежал на земле и, прерывисто дыша, загнанно водил глазами. Мне даже удалось разглядеть, как блеснули его белки в лунном свете. Он держался за ногу, и пальцы были перемазаны черным, в разводах.
Ранен.
– Вот что, парень, – выговорила я, – ты сам виноват. Нечего было изображать из себя спринтера. Долго мне с тобой разговаривать некогда, а если ты будешь молчать, как теперь молчит твой напарник, то, пожалуй, придется поступить с тобой, как с ним. Ты не думай, я совсем не кровожадная. Это у нас Берт только любит рассуждать о черствости женского пола. Просто после того, как ты со своими бурбонами два раза нас чуть не угробил, поневоле теряешь любезность. Понятно тебе? Шурик, подтащи-ка его к яме.
Впрочем, стоило гробовщику взяться за Феликса и поволочь его в направлении разрытой могилы, как тот потерял сознание: верно, привыкший к бесчувственным трупам могильщик хватанул белобрысого бандита за подстреленное место, и болевой шок не заставил себя долго ждать.
Я угрюмо посмотрела на щербатого. Тот осклабился и снова присосался к своему сакральному сосуду. Было видно, что он уже пьян. Я оглянулась на Сванидзе и произнесла:
– Черт-те что… Господи, за что мне все это?
Упоминание в одной короткой фразе и бога, и черта отражало тот сумбур, что был у меня на душе.
– Мария, – произнес Сванидзе, – нужно посмотреть… посмотреть, Белосельцев ли там…
– Нужно. Понятно, что нужно! Фонарь подбери. Посвети. Да посвети, говорю!
Я сдвинула крышку гроба, и мурашки такой волной пробежали по моему телу, что я едва не потеряла равновесие. Ну что ж… не женское это дело – эксгумация, однако где наша не пропадала.
– Мария, – выговорил Сванидзе, светя прямо в раскрытый гроб, – не знаю, как выглядел Дима Белосельцев при жизни, но и после смерти он вряд ли может выглядеть так плохо.
– Совершенно согласна, – пробормотала я.
…В гробу лежал манекен из магазина – манекен с сильно изрезанным ножом лицом. Я тронула его руку, она была холодна, но едва ли возможно не отличить даже мертвую плоть от никогда не одушевлявшейся жизнью пластмассы.
* * *
– Вот так!.. – выдохнул Сванидзе. – Вот так дела!
– Да уж, – проговорила я. – Кажется, кому-то очень нужно было выдать Диму Белосельцева за мертвого. Ничего, сейчас спросим у этого белобрысого Феликса. Шурик, что у тебя в твоей фляге?
