Она отстраняется и пристально смотрит, уже не улыбаясь. И я понимаю, что ответ будет совсем не такой, какой мне бы хотелось услышать. Сон закончился, он там, уже в другом времени, в нем живет какой-то иной Тимус, а не тот, который опять начинает дрожать, только уже не от ожидания и не от холода, а от страха перед тем временем, что наступает после окончания любого сна.
- Потому что именно ты будешь тем, кто изменит будущее! - говорит она.
Я ничего не понимаю, лишь начинаю дрожать сильнее. Она опять обнимает меня, кладет мою голову к себе на колени, я чувствую ее резкий, томящий запах, но сон пока не возвращается. Монка гладит мои волосы, перебирает их кончиками пальцев, с них будто срываются искры, как бывает с молниями во время грозы, когда после вспышки на небе искры внезапно начинают пробегать то по стволам деревьев, то по земле.
Вдобавок я не знаю, что это такое, будущее.
Есть завтра, есть послезавтра. Есть зима, которая придет после осени, точно так же, как потом придут весна и лето, но ведь этого никто не в силах изменить!
- Это когда изменится вся наша жизнь! - будто читая мои мысли, говорит Монка.
- Ты видела сон? Она смеется.
- Это ты видишь сны, Тимус, те сны, которые и предсказывают будущее.
Я опять ничего не понимаю, да, мне снятся сны, но ведь они снятся всем.
- У тебя другие сны, Старшая Мать права! - Монка отчего-то вздыхает, а я внезапно успокаиваюсь: пригрелся возле ее горячего тела, дрожь прошла, мне хочется опять почувствовать на своем лице ее губы, вот только боюсь попросить ее об этом, но тут она, будто почувствовав, наклоняется и касается губами моего лба.
- Ты увидела это в моем сне?
- Да! - отвечает она.
- А как ты в него вошла?
- Мне помогли…
Я не спрашиваю кто. Меня интересует другое.
- А они сами - откуда?
- Не знаю, - говорит Монка, - они уже жили здесь, когда мы пришли. Может, они жили здесь всегда, хотя иногда мне кажется, они прилетели оттуда… - и она смотрит на небо, я тоже поднимаю глаза, луна плывет над нами, а следом кружатся звезды, внезапно одна отрывается и падает, спустя мгновение за ней следует другая.
- А там что-то есть?
Монка опять начинает гладить мои волосы.
- Должно быть, Тимус…
- А тот мир, ты помнишь его?
Об этом нельзя спрашивать, запрещено. Тот мир исчез, и зачем нам о нем что-то знать?
- Плохо, - говорит Монка, - я была еще совсем маленькой… Помню лишь море…
- А что это?
- Это когда очень много воды. И она соленая!
- Вода не может быть соленой! - возмущаюсь я. - Тогда в ней не смогут жить рыбы…
Монка смеется.
- Дурачок! - говорит она, и я вдруг чувствую ее губы. Она целует меня, неужели опять возвратится сон?
Но этого не происходит, Монка вдруг напрягается и начинает к чему-то прислушиваться.
- Что с тобой? - спрашиваю я.
- Голоса, - говорит она, - вроде бы они зовут меня на помощь, но так тихо, что я могу и ошибаться…
- Они? А разве они сами не могут справиться?
- Иногда - нет. Они ведь маленькие. Они умеют то, чего не умеем мы, зато мы - сильнее…
- А они могут переплыть море, если оно такое большое?
- Его никто не может переплыть, разве что на чем-то, когда ты увидишь его, то поймешь!
- А я увижу?
- Да, только нескоро!
- А когда?
- Когда уйдешь отсюда!
- Я не хочу уходить!
Монка не отвечает, я вдруг понимаю, что сейчас снова начнется сон, и оказываюсь прав. На этот раз влажная темнота продолжается дольше, мы оба купаемся в ней, покачиваемся на ее волнах, наверное, так же качаются на волнах неведомого мне моря.
А потом, когда все заканчивается, она вдруг отталкивает меня от себя.
- Они говорят, тебе пора!
- Так быстро?
- Не спрашивай, уходи!
- Ты мне так и не рассказала про тот мир…
- Ты сам увидишь, когда придешь в город…
- Но почему я должен уходить?
- Потому что здесь все меняется, они говорят, что горит лес, что огонь уже подступает к жилищу…
Монка плачет.
Я еще никогда не видел, чтобы женщина плакала.
- Иди! - говорит она сквозь слезы.
И тут я понимаю, что действительно все изменилось. Часть неба внезапно покраснела, наверное, именно в той стороне и горит лес. Если ветер сменится, то огонь быстро доберется до того места, где сейчас находимся мы с Монкой. И уже не убежать.
- А ты? - говорю я.
Она не отвечает. Сидит рядом на земле, покрытой жухлой осенней травой, плачет и молчит.
- Я не пойду без тебя!
И тут она бьет меня по лицу. Так сильно, что в ушах начинает звенеть.
- Немедленно, - говорит она сквозь слезы, - вставай и иди. Убирайся! А то опоздаешь!
Мне ничего не остается, как встать и уйти. Я все еще голый, меня знобит.
Я тащусь по этому лесу, который собирается сожрать меня, послав вдогонку огонь.
И самое странное, что я отчетливо слышу голос Монки. Он сейчас в моей голове, устроился там, как хохряк в своей норке.
- Ты должен увидеть, понять и найти…
- Что? - спрашиваю я.
- Не знаю, и они не знают. Но они просят передать тебе, чтобы ты шел в город и искал…
- А вы?
- Мы будем здесь, те, кто выживет… Только ты нас больше не увидишь…
Внезапно я натыкаюсь на брошенную мною же шкуру, видимо, я иду туда, где совсем недавно подсматривал, как Тина и Уаска ловят Интала. И где потом Монка начала погоню за мной.
- Не туда, - раздается в самой глубине норки ее голос, - туда нельзя, иди к реке!
Я послушно сворачиваю, река должна быть внизу, но до нее еще надо добраться, только вот что мне делать потом?
- Плыть, - говорит она, - ведь ты умеешь плавать! Почему-то становится жарко, как летом. Это огонь несет с собой
тепло. Лес за спиной горит, я бегу изо всех сил.
- Монка! - кричу я, но ответа нет. Норка пуста, голос куда-то исчез, неужели я больше его никогда не услышу?
А вот и река, я добегаю до берега и плюхаюсь в воду. Совсем недавно где-то здесь я спасал из воды котоголова. Наверное, поэтому они решили спасти сейчас меня. Вода накрывает с головой, я выныриваю и начинаю грести, течение сильное, вода холодит, шкуру я опять бросил и уже навсегда.
Противоположный берег становится ближе, вот уже чувствуется дно. Теперь можно встать и выйти из воды. Холодный ветер, а ведь совсем недавно он казался таким горячим. Я моментально покрываюсь пупырышками и опять дрожу, только это иная дрожь.
Меня колотит, зубы отбивают какой-то странный ритм.
А ведь я так ждал этого карнавала!
Я не знаю, куда сейчас идти. На этом берегу я вообще плохо ориентируюсь. Это не наши земли, где-то здесь, в пещере, живет странный мужчина с собакой, может, я смогу его найти…
Но пока еще темно, хотя луна все висит в небе, однако небо темное, лишь там, где должно быть наше жилище, оно отсвечивает красными отблесками.
«Скорее бы рассвет, - думаю я, - тогда станет легче!»
Внезапно за очередным поворотом открывается большая заводь с песчаным пляжем. Я иду по мокрому холодному песку, меня все еще знобит, но я уже привык. Зубы перестали отбивать странный ритм, да и пупырышки на коже куда-то исчезли. Скоро рассветет, и на солнце я согреюсь. А потом пойду искать…
Вот только что и кого?
И тут меня вроде как окликают.
Я останавливаюсь, кажется, кто-то зовет меня с реки, вроде бы с самой середины.
Мне ничего не остается, как вновь зайти в воду и побрести по мелководью, чувствуя, что дно постепенно начинает уходить из-под ног.
Хотя нет, вот один большой камень, за ним - другой, будто мост или дорога, проложенные здесь кем-то и когда-то.
И на самой середине, между двумя камнями, зажато чье-то тело.
Я не знаю, кто это, но понимаю: мне надо попытаться вытащить его из воды. Если хватит сил, ведь я весь опять дрожу от холода.
Я пытаюсь подтолкнуть тело, освободить его от каменного плена, хватаю за руки и тяну.
И внезапно сам падаю в воду, а когда, нахлебавшись, выныриваю, то вижу, как течение начинает крутить и нести тело дальше по реке.
Только там мелководье, я бросаюсь следом и пытаюсь догнать. Вода здесь еще холоднее, но мне все равно. Два метра, три… Четыре, пять…
Старшая Мать лежит на спине и смотрит в небо.
Мне хочется отвести от нее глаза: лицо в кровоподтеках, голое тело в ссадинах и царапинах.
Но я подхватываю ее под мышки и начинаю тащить к берегу.
Она молчит, голова болтается, как у неживой.
Но ведь меня кто-то звал с реки, я отчетливо слышал голос.
Становится совсем мелко, я бросаю ее и сажусь рядом. Что-то надо сделать, только я не помню что, ведь я никогда еще не вытаскивал из воды людей, которые перестали дышать.
Снова встаю и волоком тащу ее к берегу, дно здесь песчаное, но в ракушках, мои ноги уже кровоточат, а спина ее, скорее всего, вся покрыта порезами, однако я должен вытащить ее на берег, еще два метра, еще три…
Я переворачиваю ее на живот, кладу себе на колено и давлю на спину.
Внутри Старшей что-то громко лопается, и ее начинает рвать.
Один сон сменился другим, все это происходит не со мной, того Тимуса уже нет - но тогда кто я?
