Один сон сменился другим, все это происходит не со мной, того Тимуса уже нет - но тогда кто я?
Она дышит, я бережно кладу ее на холодный песок, она лежит на боку, подтянув ноги к подбородку.
- Мы должны идти! - говорю я, глядя, как солнце встает за излучиной.
Старшая Мать смотрит куда-то в сторону, и вдруг я понимаю: она меня не узнает.
Или не видит, будто все еще находится на том берегу.
- Мы должны идти! - повторяю я.
Старшая Мать послушно пытается встать, но сразу же падает на берег.
Я подхватываю ее и буквально тащу на себе.
Смешно, но за последние несколько часов я второй раз прикасаюсь к голой женщине.
Только на этот раз я просто не чувствую ее наготы.
Сны исчезли, может, их больше никогда и не будет.
Как того мира, в котором Монка видела море.
Не будет и Монки, только думать об этом я не хочу.
И про котоголовов не хочу думать - неужели их больше нет?
Этого не может быть, они ведь существовали еще до того, как мы сюда пришли…
- Ты кто? - спрашивает меня Старшая.
- Тимус! - отвечаю я.
- Ты не Тимус, - говорит она, - тот еще совсем маленький…
- Ты можешь идти сама?
Она не отвечает, просто отстраняется от меня и идет рядом. Только не идет, а бредет, покачиваясь, и время от времени хватаясь за меня, чтобы не упасть.
- Он стрелял в меня! - говорит она. Я не спрашиваю кто, догадываюсь…
- Я думала, что это Бонза, но оказалось, другой…
У меня подкашиваются ноги, я сам хватаюсь за Старшую, чтобы не упасть.
- Он промазал, но тут я упала в воду… Куда мы идем? Надо обратно!
- Туда нельзя, - говорю я, - там все сгорело… Она замолкает и останавливается.
Если она меня узнает, то больше ничего не расскажет. Старшая Мать не должна говорить мальчику из племени о том, что случилось. Даже если он уже не мальчик…
Но она меня все так же не признает.
- А почему тебя тоже зовут Тимусом?
- Назвали! - говорю я.
Где-то неподалеку уже должна быть пещера. Главное, найти ее и согреться. Иначе мы оба заболеем, и я, и Старшая Мать. И тогда я не смогу сделать того, что мне велела Монка - пойти в город и узнать ответ.
А Старшая не сможет отомстить, ведь она должна хотеть отомстить - только кому?
Если в нее стрелял не Бонза, то это сделал Кирдык.
Хотя они оба - убийцы, был мир, а они его убили.
Солнце уже довольно высоко взошло над горизонтом. Я начинаю согреваться, хотя больше всего мне хочется что-то надеть на себя.
Чтобы Старшая не видела моей наготы.
Внезапно раздается громкий лай. Большой серый пес появляется между деревьев и прыжками несется на встречу.
Мы останавливаемся, собака подбегает к нам, обнюхивает вначале меня, а потом и Старшую Мать.
- Волк! - слышится голос. - Кто там, Волк?
Пес опять лает, а потом замолкает и стоит перед нами, будто показывая черту, которую нельзя переступать.
16.
Странная выдалась ночь. Хныщ долго не мог уснуть, а когда ему это удалось, то его начали мучить кошмары, хотя обычно он спал крепко, особенно если перед сном ему удавалось поиграть на саксофоне, вот только Волк терпеть не мог слушать эти визжащие звуки, а иные у Хныща не получались, как он ни старался.
Волк начинал возмущенно поскуливать, потом принимался громко выть, будто желая заглушить игру Хныща, а если тот не унимался, то пес, несколько раз рыкнув для острастки, старался прихватить его пастью, почему-то всегда за правую руку, ту самую, пальцами которой Хныщ упоенно и беспомощно давил на кнопки инструмента, отчетливо понимая: ни в одном приличном месте ему не дали бы заниматься этим даже пяти минут.
Только вот приличных мест уже лет двадцать как не было. А с годами Хныщ вообще начал сомневаться, что когда-то он знал иную жизнь. Разве что видел во снах, которые все чаще стали переносить его в то время, которое исчезло. Как правило, сны эти были приятными и ненавязчивыми, вот только не в эту ночь.
Хныщу снился город. Было лето, стояла жара. Солнце палило вовсю, но деревья не отбрасывали тени. И струи фонтана, мимо которого шел тот, второй, еще молодой Хныщ, были просто облачками пара, фонтан пшикал, выпускал пар, замолкал, опять пшикал, никакой воды и никакой прохлады!
Людей было много, только все они были какими-то плоскими, сплюснутыми, будто вырезанными из картона. А еще сильно пахло выгребной ямой.
Хныщ шел без всякой цели, просто брел по городу, слушая шум проезжающих машин, тоже плоских, и пытаясь убежать от этого запаха, ему даже подумалось, что это все фонтан, вроде бы так пахнут струи белесого пара. Внезапно запах исчез, как и машины, да и люди тоже вдруг испарились, будто их и не было, лишь один Хныщ в самом центре абсолютно пустого, оболваненного жарой города, в котором деревья больше не отбрасывают тени.
Тут он и увидел кафе - парусиновый тент, натянутый прямо над асфальтом, несколько столиков и стойка. Ему захотелось чего-нибудь выпить, он подошел к стойке, но за ней никого не было.
- Эй, - сказал Хныщ, - тут есть кто-нибудь?
Никто не ответил, лишь в музыкальном центре, стоявшем на стойке, внезапно замигала какая-то зеленая лампочка, а потом из динамиков раздался голос:
- Местное время…
Затем послышались бульканье и шипение, волна куда-то сместилась, местное время осталось загадкой, хотя, судя по солнцу, был полдень.
- Двенадцать часов! - зачем-то ответил Хныщ.
Бульканье и шипение прекратились, голос, внезапно ставший низким и бархатным, насмешливо произнес:
- Неправда, раз этого места нет, то и местного времени больше нет!
- А где я? - спросил Хныщ.
Голос ничего не ответил, послышался лишь глубокий вздох, будто кто-то пытается, но так и не может ничего сказать в ответ.
Хныщ перегнулся через стойку, взял стакан и решил сам себе налить пива. Открыл кран, из него полилась одна пена, причем противного красноватого цвета. И пахла она противно, совсем не пивом. Хныщ закрыл кран, оставил стакан на стойке и пошел к выходу.
- Ты куда? - на этот раз голос был не мужским, а женским, очень даже приятным, немного вкрадчивым.
- А что? - вопросом на вопрос ответил Хныщ.
- Садись, поговорим!
Он сел за ближайший столик, опять раздались бульканье и шипение, будто вновь менялась радиоволна.
Солнце безжалостно палило через тент, голос замолк на какое-то время, но потом возник опять.
- Ты зачем вернулся?
- Я не уезжал! - сказал Хныщ.
- Вы все уехали! - проворковал все тот же женский голос, но потом вдруг возник уже подзабытый, низкий и бархатистый мужской.
- Бежали! - сказал он. И добавил: - Трусы!
- Я здесь живу, - сказал Хныщ, - у меня даже в паспорте записано…
- Здесь никто не живет! - мужчина сердился, это было заметно.
- Давным-давно, уже двадцать лет! - добавила женщина.
- Бред, - сказал Хныщ, - я только недавно вышел из дома…
- У тебя здесь нет дома! - отрезал мужчина.
- Уже двадцать лет как нет! - опять встряла женщина. Хныщу надоел этот беспредметный, с его точки зрения, разговор,
и он опять собрался уйти.
- Подожди! - мужской голос был настойчивым, женский же пропустил на этот раз свою очередь.
- Чего? - автоматически спросил Хныщ.
- Увидишь! - загадочно произнес мужчина. А потом добавил: - Должен быть третий знак!
Зелененький глазок на музыкальном центре вдруг погас.
Хныщ посмотрел вокруг, но никого и нигде не было, хотя там, вдалеке, намечалось какое-то шевеление. Прямо на прожаренном солнцем асфальте, который вдруг стал покрываться буграми, будто кто-то прорывал в земле нору, дошел до поверхности и вот сейчас пытается выбраться наружу.
Ближайший к нему асфальтовый бугорок лопнул, из него выполз кузнечик огромных размеров, наверное, с Волка, если не больше. Да, надо бы позвать Волка, только где его сейчас найдешь?
Волк положил ему морду на колено, Хныщ ничуть не удивился его появлению.
Так и должно быть во сне, хотя ему начинало казаться, что это вовсе не сон.
Но тогда что?
Лопнул еще один бугорок. Из образовавшейся дыры вылез еще один кузнечик, затем они полезли из-под асфальта один за другим, огромные, со странными головами и большими фасеточными глазами. Только вот зубы… Желтоватые и огромных размеров… Больше, чем у Волка, намного больше!
Тот зарычал. Кузнечики молча приближались, окружая кафе, где сидел Хныщ, со всех сторон.
- Сожрут! - сказал он Волку, гладя пса по голове.
Собака напряглась, будто уже приготовилась к прыжку, Хныщ чувствовал, как у нее на загривке дыбом встала шерсть.
Кузнечики понеслись огромными прыжками, но почти у самого кафе они вдруг взмывали в воздух, сотрясая его огромными прозрачными крыльями.
На земле вдруг появилась тень, а потом внезапно стало темнеть - солнце пропало, будто его никогда и не было. Свет погас, воцарилась тьма.
- Я же тебе говорил, должен быть третий знак! - донесся до Хныща все тот же мужской голос.
Волк заскулил, Хныщ погладил его по голове, но тот скулил все громче и громче, и Хныщ проснулся.
