— Что да, то да, — согласился Ньянгу, нашел две банки пива в гарвиновом холодильнике и открыл их.
Янсма жадно выпил.
— Почему мне вообще приходит в голову запихивать в свой организм что бы то ни было полезное, — удивился он, — когда вредное настолько вкуснее? Ладно. Итак, у нас есть некто с… может быть… некоей ценной информацией более-менее высокого уровня, по Конфедерации. Правда, десятилетней давности.
— Более старой, чем наша, но, безусловно, более высокого уровня, чем все, что есть у Корпуса, не так ли? — сказал Ньянгу.
Гарвин кивнул.
— Но это значит, мы останемся мишенями для этих сволочей.
— Которых?
— А это важно? — вздохнул Гарвин. — Конституционалистская пуля сделает тебя таким же мертвым, как и… Что там за партия у нашего мальчика… Социал-демократическая, правда?
Зажужжал ком. Ньянгу послушал, ответил, отключился.
— Помяни черта, — сказал он. — Наш питомец, старина Дорни Широкая Пасть, с помощником стучат в ворота. Пустим?
— Почему нет? — Гарвин допил пиво и бросил банку в мусороприемник. — Не думаю, что мы могли бы просто поднять паруса и смыться, верно?
— Нет, до тех пор, пока не выясним, является ли этот парень, которого мы должны подкупить, честным и голодным или просто какой-то очередной разновидностью проклятого контрагента, — согласился Ньянгу. — Хотя мысль о том, чтобы болтаться здесь, мне нравится не больше, чем тебе.
Раздался стук в дверь. Гарвин коснулся сенсора, и в комнату влетел с квадратными глазами Дорн Фили, сопровождаемый Бреком.
— Великие боги! — воскликнул Фили. — Да вы, ребята, опасны!
— Прошу прощения?
— Опасны и осторожны, — произнес Брек. — Полагаю, вы не слышали о том, что кто-то взорвал штаб конституционалистов около часа тому назад.
— Боюсь, нет, — сухо произнес Гарвин. — Мы заняты сугубо своими делами и готовимся к похоронам бедняжки Чапу.
— Говорят, убито больше ста двадцати пяти конституционалистских работников и что нападавшие использовали ракеты и полностью автоматические бластеры типа армейских, — сказал Фили. — Я слышал о десяти к одному, но… — Он оставил фразу неоконченной.
— Звучит так, — обратился Ньянгу к Гарвину, — будто там имело место нечто вроде промышленного взрыва, а?
— Это так? — невинно поинтересовался Гарвин.
— Сегодня вечером мы обсуждали, не потеряем ли мы вас, — сказал Брек. — Что было бы вполне понятно. И гадали, сможем ли мы убедить вас остаться, если передадим вам некоторые подразделения безопасности нашей партии.
— Ваш цирк добавил новую ноту в кампанию, — сказал Фили. — Холовставки из ваших благотворительных выступлений подняли зрительский интерес к тому, что в противном случае выглядело бы обыкновенной политической болтовней. И нам ужасно не хочется, чтобы вы улетели до победного празднества.
— Мы пока не улетаем, — сказал Гарвин. — Мы заключили сделку и сдержим слово.
— Хорошо, хорошо, — с жаром произнес Фили. — Особенно финальное ралли для работников нашей партии. Это послужит огромным моральным подспорьем для последней недели кампании.
— И, как я уже говорил, — добавил Брек, — у вас будет полная поддержка по части безопасности с нашей стороны.
— Мы используем ваших ребят, — сказал Ньянгу, — снаружи корабля. На борту не должно быть посторонних с оружием. Время такое.
— Вы, безусловно, достаточно компетентны, чтобы защитить себя самостоятельно… и моих сотрудников… — В словах Фили прозвучало сомнение.
— Именно, — подтвердил Ньянгу. — Особенно если все думают, что этот несчастный случай имеет к нам какое-то отношение. Это должно поумерить пыл.
— Не будьте столь уверены, — сказал Брек. — Конституционалисты некоторое время пробыли у руля, и они придумают что-нибудь убедительное, чтобы изменить свой образ действий.
Гарвин припомнил слова директора Бертла об утрате чувства пропорции и затем прикинул возможные последствия для Камбры в случае, если о его миссии станет известно.
— Нет, — решил он, — мы остаемся. Хотя неплохо бы обсудить наши финансовые отношения.
— Боги мои, — слабо прозвучал голос Дарод Монтагны. — Ты определенно становишься страстным после боя.
Она расплела свои ноги с бедер Гарвина, и тот перекатился на бок.
— Правда? — он провел ногтем большого пальца по ее груди и вниз по животу.
Она сделала резкий вдох.
— Можно, я кое-что скажу? И потом у меня есть вопрос.
— Говори.
— Я не смогу, если ты не перестанешь целовать мне соски. Во-первых, я хочу, чтобы ты знал, что я не собираюсь думать, что то, что мы делаем, имеет отношение к чему бы то ни было еще, кроме того, что мы делаем, хорошо?
— Прямо по-птичьи! Как я рад, что ты пошла в армию, где смогла научиться ясно выражать свои мысли.
— Я знаю, что я имею в виду, — сказала Дарод. — А теперь давай сменим тему, пока ты не включил свет и не увидел, что я умею краснеть лучше тебя. Что мы собираемся делать с этими идиотами?
— Ничего, — ответил Гарвин. — Закончим наш контракт и пойдем своей дорогой.
— Не знаю, что там вы с Ньянгу затеяли… это не мое дело. Но мне кажется просто свинством, что у жителей Дельты нет ничего лучше, чем две партии, которые, похоже, перетягивают друг у друга награбленное.
— Я достаточно пожил на свете, чтобы убедиться: если людям что-то не нравится, они должны менять это сами, — возразил Гарвин. — Вояки, пытающиеся корчить из себя Спасителя, оказываются в собственной заднице вместе с теми, кому пытались помочь.
— Даже если, скажем, мы с Лир случайно соорудим некую штучку, которая случайно рванет? И мы по чистой случайности подсунем ее в главное здание для следующей инаугурации, день и час которой известны. А установить штучку со взрывателем замедленного действия проще простого. И как раз в тот момент, когда старый мерзавец будет передавать дела этому Фили, новому мерзавцу, раздастся настоящий большой бабах. Разве это не поможет?
— Ты забываешь о директорах, которые, похоже, представляют собой власть за троном, — заметил Гарвин. — И я на самом деле ни черта не смыслю в политике.
— Но мы тоже можем что-нибудь придумать, — заупрямилась Монтагна, — и хотя бы отомстить им.
— Сначала один взрыв, потом другой, потом придется искать, куда сунуть третью бомбу… Как я уже говорил, к этому мы и скатимся, вообразив себя проявлением Бога на земле.
— Гарвин, я пытаюсь думать, но пока длится это дивное ощущение, особенно там, я…
— Ты — что? — невнятно переспросил Гарвин.
— Постараюсь на сей раз шуметь поменьше, — застонала Дарод.
— Возможно, мы ошиблись, — обратился директор Бертл к своему помощнику. — Этот передатчик сообщает нам только о местонахождении корабля. Мне бы хотелось иметь больше данных о таких, гм, непосредственных людях, как эти циркачи. Они кажутся чем-то гораздо большим, нежели просто беззаботными бродягами с далекой планеты.
— Я тоже над этим думал, — согласился помощник. — И у меня есть кое-что, вернее, кое-кто, готовый приступить к действиям.
— Ты, как обычно, предвосхищаешь мои мысли, — промурлыкал Бертл.
— Итак, вот последняя диспозиция, — Ньянгу обратился к собравшимся. — Социал-демократы, к которым нам с самого начала не следовало прыгать в койку, приставляют к нам охрану из дуболомов. Я имел счастье познакомиться с их сборным легионом и не ошибся в своих ожиданиях. Кучка политиканов не могла предоставить чего-то другого — в основном здоровые быки с сердитым взглядом и растущей из ушей шерстью. Если у них и есть паразиты поглаже, то они держат их поближе к трону. Но нам это на руку. — Он подмигнул Маев, сидевшей в первом ряду. — Пусть колбасятся вокруг корабля и привлекают внимание к себе. Вы, профессионалы, вы, стрелки, останетесь невидимы. Пока не повалится дерьмо, — подытожил он, разом утратив шутливый тон. — Тогда мы сотрем ублюдков в порошок.
— На. — Гарвин протянул Ньянгу крохотный кругляшок.
— Да ладно тебе. Что это?
— Нечто, что просветит меня о каждом твоем поступке, каждом подлом движении.
— Мм-мм.
— У всех ключевых фигур на борту, считая и меня, есть такие штуки.
— Ты предвидишь дополнительные неприятности?
— Может быть… А может, я просто пытаюсь прикрыть свою задницу со всех сторон, — ответил Гарвин.
— Но это моя работа.
— Для того и существуют перекрестные тренировки.
— Не уверен, что хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я нахожусь, — пожаловался Ньянгу.
— Не падай духом.
— Ну и как прикажешь это носить?
— В кармане, приклеенным к пупку, на заднице. Лишь бы было.
— Эти записки очень интересны, — рассказывал Фрерон Пенвиту, стоя посреди своей квартиры, которая, не прибирайся в ней бывший вояка время от времени, превратилась бы в безликую свалку. Вместо этого она представляла собой хорошо организованный беспорядок.
