В «генерал-губернаторстве» стали отчётливо сказываться недостатки, связанные с переброской калмыков на Запад. Местное население, настроенное резко антигермански, понятным образом не могло иметь никаких симпатий к какому-то экзотичному Кавкорпусу, который верно служил немецкой армии и успешно действовал против польских партизан. Калмыки отвечали тем же и демонстрировали особую жёсткость при выполнении заданий.
О подобных обстоятельствах свидетельствует, например, срочный доклад коменданта округа Билгорай Люблинского воеводства от 26 июня 1944 года администрации генерал-губернаторства в Кракове с настоятельной просьбой не использовать калмыков в данном районе, жители которого «уже и так сильно пострадали». Комендант ссылается на жалобы о грабежах, насилиях, убийствах и т. п., которые якобы были совершенны калмыками в Гуте Крцесовской, Боровце и Доборчи, которые могут отрицательно сказаться на «облике германского Вермахта, форму которого они носят».
По требованию командующего войсками генерал-губернаторства было организовано расследование.
Было решено переподчинить Калмыцкий Кавалерийский Корпус немецкому соединению с тем, чтобы ограничить возможный ущерб, вызванный передислокацией калмыков на Запад. Более интенсивными должны были стать подготовка и воспитание в соответствии с правилами, изданными командующим Добровольческими частями, и распоряжениями д-ра Долля, усилена роль немецких служб связи, реорганизовано судебное дело.
Рассматривался вопрос о предоставлении Калмыцкому Корпусу собственного региона с большими пастбищами с последующим поселением там кавалеристов с их семьями.
Эти мероприятия остались на бумаге, поскольку в июле 1944 года Калмыцкий Корпус был атакован под Люблином наступающими частями Красной Армии, когда среди многих других погиб и командир Корпуса д-р Долль.
Неожиданная смерть глубоко почитаемого ими «авы» произвела на калмыков тяжёлое впечатление и была встречена ими «с большими слезами». (Бывший солдат-калмык 15.5.1971 г.).
С д-ром Доллем, который сформировал и руководил Калмыцким Кавалерийским Корпусом с самого начала калмыки утеряли внутренний стержень и защиту, а обстоятельства, связанные после небольшого перерыва с приходом нового командира подполковника Бергена, сразу приняли несчастливый характер.
Этот офицер был полной противоположностью своему предшественнику, предполагал превратить все восточные добровольческие легионы в регулярные немецкие части и не догадывался о том, что именно калмыки никогда не станут «прусскими солдатами». Естественно, что его не интересовали ни менталитет калмыков, ни их трудности.
Поскольку офицеры-калмыки по его мнению были не в состоянии обеспечить дисциплину и порядок, он посчитал необходимым заменить их немцами. Берген считал, что калмыки-офицеры, за редким исключением, вобще не способны организовать и вести своих солдат, тем более, что они сами часто показывают плохой пример.
Так, он поставил вопрос об устранении национального руководства, что было до сих пор особой печатью Корпуса. (Из письма Д. Балинова — КНК, командованию Вермахта.)
Все без исключения командные должности до командиров эскадронов занимались немецкими офицерами — практика, которая уже противоречила правилу, принятому в Восточных легионах — назначать по возможности на командные должности национальных офицеров. Калмыцкий Кавалерийский Корпус был поделён на две бригады, в каждой по два полка под немецким началом. Для укрепления дисциплины Берген, пользуясь поддержкой офицера штаба при группе армий подполковника Пёше, ответственного за вспомогательные части, ввёл роковое новшество — приказом за номером 21 всему немецкому персоналу, не только офицерам, но и младшим офицерам, и даже простым солдатам давалось право в случае нарушения дисциплины прибегать ко всем возможным мерам, включая применение оружия.
Надо напомнить, что ещё в 1942 году немецкие части были проинформированы о «ярко выраженном чувстве национального достинства и этнической принадлежности», о любви к свободе и природной гордости кавказских народов и калмыков и категорически предупреждались о недопустимости оскорблений и тем более применения физической силы. Особенно в Восточных частях имело место железное правило уважать чувство чести добровольцев и никоим образом его не затрагивать.
Но именно новый приказ нарушал это правило в Калмыцком Корпусе.
Калмыки подвергались оскорблениям и даже избиениям, такие жалобы поступали на офицера-ветеринара и главного бухгалтера. К концу 1944 года в Калмыцком Корпусе назрел кризис, который уже грозил его существованию. Это случилось как раз в то время, когда по представлениям калмыцких политиков-эмигрантов ККК должен был играть и политическую роль.
Главным инициатором в этом стал председатель Калмыцкого Национального Комитета Балинов, влияние которого после гибели д-ра Долля и Цуглинова сильно выросло.
Подобно тому как Масарик и Бенеш в годы 1-й мировой войны рассматривали Чехословацкий легион в России как инструмент в достижении независимости чехословацкого государства, Балинов и его соратники рассматривали ККК как единственное средство подтвердить свои политические цели.
Сокращение или даже ликвидация этой воинской части, которая, как он писал, единственная «защищает наш национальный облик, нашу национальную честь в этой гигантской борьбе», было бы в его глазах «тяжёлым политическим поражением для нашего маленького народа. В таком случае мы будем политически уничтожены и потеряем наше национальное лицо». Поэтому он настаивал на всех возможных мерах, чтобы спасти Корпус.
По настоятельной просьбе земляков Балинов посетил Корпус 20 декабря 1944 года в окрестностях Кракова в сопровождении немецкого офицера связи капитана барона фон Курченбаха, чтобы ознакомиться с ситуацией и обсудить возможные решения.
Он был ознакомлен с планами командира Корпуса в беседе, состоявшейся в тот же день в присутствии коменданта тыла генерала Кратцерта.
Подполковник Берген, который ещё раз обрисовал ситуацию вокруг Корпуса, подчеркнул, что единственным средством восстановления дисциплины и порядка является замена калмыцких офицеров, что, конечно, вызвало самый энергичный протест со стороны Балинова, поскольку именно под руководством своих офицеров калмыки стойко и успешно сражались порой в самых тяжких ситуациях.
Если теперь снять этих офицеров с их постов и заменить их немцами, то Калмыцкий Корпус потеряет прежде всего свой специфический характер и это поставит калмыков на ступень ниже других национальных легионов.
И это именно теперь, когда эти соединения не только теоретически, но и практически приобрели равный статус союзных войск.
Хотя многие тюркотатарские и кавказские батальоны как и большинство русских частей имели немецких командиров, что было часто связано с тем, что первые не имели политического или военного опыта сражений во Франции и Западной Европе, многие национальные кадровые офицеры не только внешне, но и по существу и даже в своих правах и обязанностях не уступали немецким офицерам. В легионах азербайджанцев, северокавказцев, грузин, туркестанцев, частью в армянских и волготатарских, был заметен медленный, но постоянный рост числа национальных офицеров.
При подобных обстоятельствах Балинов охарактеризовал планы Бергена как «абсолютно невозможные», причём он дипломатично подчеркнул, что главной задачей является сохранение и укрепление боевой морали Корпуса, а не его явное разрушение на основе оскорбительных и несвоевременных мероприятий.
Хотя в разговорах с немцами он занял бескомпромиссную позицию, в беседах с калмыцкими офицерами он категорически потребовал от них поддержания строгой дисциплины среди солдат и прекращения столкновений с польским населением.
На собрании 21 декабря 1944 года он поставил офицеров 2-го полка перед фактом, что дальнейшая конфронтация может действительно привести к ликвидации соединения с неизбежными для калмыков последствиями.
«И задачей офицеров,» — сказал Балинов, — «является предпринять всё возможное, чтобы восстановить и укрепить порядок в Корпусе.»
Офицеры в свою очередь не оспаривали упрёков по поводу слабой дисциплины среди солдат, подчёркивая, что ситуация в этом отношении явно улучшается, но и отмечали, что они сами в значительной мере являются жертвами поляков, резко настроенных против калмыков и старающихся их всячески очернить в глазах немцев.
И приводили некоторые примеры, как это происходило в реальности «через призму их простой калмыцкой психологии».
Так, бывало, что если у поляка ночью кто-то украдёт гуся, тот сразу кричит: «Это калмык, чёрный парень его украл!»
Некоторые поляки забивают тайком скотину на мясо, а вину перекладывают на калмыков, убивая сразу двух зайцев: «Они обманывают немцев, запасаются мясом и клевещут на калмыков.» В любом случае калмыков совсем не трудно оклеветать и обвинить их в местной полиции во всевозможных грехах.