— О чём ты говоришь? — Хаахти погладил ладонью рукоять своего палаша, сделанную (я только теперь заметил) в виде двуглавого орла. — Разве такое возвращение — заслуга? Это смертная казнь длиною в жизнь. Если, конечно, у тебя есть совесть… У тебя она, кажется, есть. Только не уходи сейчас. В горах везде лёд, это опасно. Утром девчонки тебя соберут в дорогу.
Я не удивился этим словам. Странно — ещё секунду назад я не собирался никуда уходить. На самом деле не собирался. И вдруг это стало само собой разумеющимся. Похоже, Хаахти просто высказал то, на что я уже давно решился подсознательно.
— Я оставлю Кристо, — ответил я. — Похоже, ему понравилась одна из ваших девчонок.
— Пусть остаётся, — кивнул Хаахти, — конечно. А теперь вставай. Тут холодно.
Я поднялся, одной рукой придерживая на груди плащ. Хаахти тоже встал.
— Послушай, — я повернулся к нему и встретился глазами с его взглядом. — Неужели тебе никогда не хотелось сломать эту клетку?
— Хотелось, — спокойно подтвердил финн. — Хочется. Только я не знаю — как.
* * *
Кристо проводил меня до морского берега, дальше, чем все остальные. Утром, когда Хаахти сказал, что я ухожу, он тоже начал был особираться, но как-то замедленно, а я поймал отчаянный взгляд, которым Кристо обменялся с той девчонкой (её звали Вильма ванКлейхен) — и понял, что не ошибся. Такое бывает — «с первого взгляда». И я был рад, что так получилось у Кристо. Это поможет ему окончательно преодолеть память о страшном и унизительном рабстве.
Когда я объявил о своём решении, Кристо не смог даже сдержать радость. Но сейчас как-то угас, молчал всю дорогу и то и дело шмыгал носом.
— Всё. Дальше не надо, — я остановился. — Кристо покорно встал тоже. И вдруг сказал, наклонившись и подобрав гальку:
— Я пойду с тобой. Так нельзя.
Чего-то подобного я ожидал, поэтому ответил спокойно:
— Сам пойдёшь со мной, а сердце оставишь здесь? Не лучший вариант… Нет уж, Кристо. Оставайся здесь сам. Рядом со своим сердцем. Они хорошие ребята, и тебе будет с ними хорошо тоже.
— А ты?! — вырвалось у него. Я пожал плечами:
— А я найду своих.
— А если… — начал Кристо, но я покачал головой:
— «Если» — это не для меня. Может быть, мы когда-нибудь ещё встретимся, Кристо.
Он неожиданно обнял меня. Кристо был немного ниже ростом и уткнулся виском мне в подбородок, шепча:
— Я никогда… никогда не забуду, что ты для меня сделал… прости меня, что я… остаюсь…
Я отстранил его и улыбнулся. По щекам грека сползали блестящие дорожки слёз. Но, увидев мою улыбку, он тоже улыбнулся дрожащими губами.
— Ну вот. Говорить друг другу «до свиданья» надо именно так. С улыбкой.
Я повернулся и пошёл вдоль берега…
…Когда я прошёл около километра и оглянулся — Кристо всё ещё стоял на берегу.
Игорь Басаргин
Я когда-нибудь стану героем — как ты.Пусть не сразу — но всё-таки я научусь.Ты учил не бояться ночной темноты.Это глупо — бояться. И я не боюсь.
Если встретится недруг в далёком путиИли яростный зверь на тропинке лесной —Прикажу им с дороги моей отойти.Я не ведаю страха, пока ты со мной.
Я от грозного ветра не спрячу лицоИ в суде не смолчу, где невинных винят —Это очень легко: быть лихим храбрецом,Если ты за спиною стоишь у меня.
…Только даром судьба ничего не даёт.Не проси — не допросишься вечных наград.Я не знаю — когда, но однажды уйдётИ оставит меня мой защитник, мой брат.
Кто тогда поспешит на отчаянный зов?Но у края, в кольце занесённых мечей,Если грянет беда — я почувствую вновьПобратима ладонь у себя на плече.
И такой же мальчишка прижмётся к ногам(Он, как нынешний я, беззащитен и мал…)И впервые не станет бояться врага,Потому что… ГЕРОЯ пацан повстречал.
* * *
Лихорадочное нетерпение подгоняло меня, словно кнутом. «Позади» не было — оставалось лишь «вперёд», и я гнался за этим «вперёд», намереваясь или догнать свою прежнюю жизнь — или, чёрт побери, свалиться замертво, пусть так!
— Никогда не возвращайтесь
В прежние места… — повторял я эти слова, узнавая в самом деле
места, через которые я спешил.
Я решил завернуть к чехам. Нет, не из ностальгии, а просто в надежде что-нибудь узнать новенькое — обо всех вообще, не только о наших… но о них — особенно. Может быть, Юлия знает точно, куда Вадим увёл наших?
Холодало резко, пронзительно, временами начинал идти снег, но я не боялся сбиться — уж эту-то дорогу я знал хорошо. Где-то в этих местах я встретил Богуша. Где-то здесь погибла Ленка Рудь. Где-то высится курган над кострищем, огонь которого поглотил Свена.
Чутьё меня не подвело. Снег улёгся, ветер раскачивал чёрные деревья в роще, за которой начиналась крепость чехов — я видел крутую узкую тропу даже через рощу, насквозь. И не остановился, выйдя на опушку рощи — наоборот, прибавил ходу, по колено проваливаясь в снег, вылез на тропинку, вёдшую прямиком на подъём в скалы.
Меня опять заметили издалека. Я вступил на горную тропу, а где-то впереди загудел рог — тут к обороне относились явно куда серьёзней, чем у Хаахти. Я откинул капюшон и, подняв лицо, на миг задержал шаг, чтобы дать себя рассмотреть. Шагнув дальше, я увидел — от скал в полутора километрах от меня, за которыми начинался подъём к пещерам, отделились два человека и неспешно пошли навстречу. Ветер относил в сторону их плащи, и мне казалось, что идущие взмахивают крыльями.
Они остановились, пройдя до начала резкого подъёма — и это был чётко рассчитанный психологический эффект: поднимающийся видел растущие в небе неподвижно-вооружённые фигуры. Один из мальчишек опирался на боевой топор, другой держал ладонь на рукояти шпаги. Оба были в жёстких просоленных кирасах, подбитые мехом внутрь плащи украшали белые львы, но ни того, ни другого я не знал.
— Кто ты? — тот, что с топором, поднял руку в высокой трёхпалой краге. — Назовись!
Он говорил по-немецки. Я махнул в ответ руками накрест над головой и отозвался на том же языке:
— Я Олег Верещагин. Мы были знакомы с вашим князем Бориславом Швердой, я знал и многих других ваших людей! Скажите, кто сейчас правит у вас?
— Княгиня Юлия, — отозвался немец (?). Я встрепенулся:
— Девушка Борислава?! Я хочу говорить с ней!
— Она будет говорить с тобой, — кивнул страж. — А твоё имя мы знаем.
